Первые шаги по Тропе: Злой Котел

– Так-то оно так. На словах ваша позиция выглядит убедительно. Но в Ясмене сейчас живет совсем другой народ, тоже считающий эту страну своей родиной.

Как быть с ними?

– Я не собираюсь доказывать, что у нас больше прав на Ясмень, чем у тенетников. Они правы по-своему, мы по-своему. Как рассудить эти две разные правды? Доводы разума здесь бесполезны. Все решит только страсть, только кровь, только беспощадная схватка.

– В которой, разумеется, победу одержите вы?

– По-моему, в этом нет никаких сомнений. Но Кудесник утверждал, что при любом исходе дела восторжествует высшая справедливость и победителей нельзя будет отличить от побежденных.

– Как это следует понимать?

– Не знаю. Иногда его речи казались туманными и путаными, как у углежога, надышавшегося ядовитого дыма.

– Поначалу все великие пророчества кажутся бредом, – сказал я. – И лишь время дарует нам запоздалое прозрение…

Прежде чем научиться соразмерять взмахи шеста с неспешным движением шариков-проводников, я успел благополучно растерять половину из них. Вода, даже стоячая, может быть богата на любые сюрпризы.

Но постепенно дело наладилось, и процесс моего возвращения на сушу начался. Болото отпускало своего узника весьма неохотно, заставляя разгадывать все новые и новые головоломки, однако пригоршня шлака вела меня к заветной цели с неуклонностью нити Ариадны.

Конечно, я использовал чуткие шарики не везде, а лишь там, где направление течения нельзя было определить другими, более простыми методами. Но в любом случае, при слиянии двух проток обойтись без них было невозможно.

Иногда для отвода глаз я брал в руки промысловое корыто, следовавшее за лодкой на буксире, и начинав энергично промывать болотную грязь. Смотрите, мол, какой я прилежный работник! Дадим стране больше угля и железа!

Смешно сказать, но пару раз мне действительно сподобилось наткнуться на очень богатые месторождения, в память о которых я оставил себе несколько причудливых, а главное, полновесных кусков бурого железняка. Теперь при встрече с сыщиками я мог предъявить не только обруч, дающий чужаку право беспрепятственно шастать по болотам, но и зримый результат своего труда.

В пути со мной случилось немало приключений, но все их можно было отнести к разряду неприятностей – иногда курьезных, иногда досадных, но чаще всего драматичных.

Это касалось и стычек со сверхбдительными вредоносцами, нередко сопровождавшихся мордобоем, на который нельзя было ответить даже словом, и атак хищных тварей, безошибочно чуявших во мне недоброжелателя их кумиров, и водоворотов, дважды едва не проглотивших лодку, и грязевых озер, и кипящих гейзеров, и нашествия пиявок, и куда более массированного нашествия клещей. Но хуже всего было мерзкое ощущение того, что драгоценное время безвозвратно уходит и я поспеваю в лучшем случае к шапочному разбору.

Однажды, сломленный перманентной усталостью, я уснул прямо в лодке (что было еще опасней, чем загорать на крыле летящего самолета), а, проснувшись, не узнал окружающей местности.

До ближайшего берега было уже не рукой подать, как прежде, а, грубо говоря, с колокольни не доплюнуть. Что касается болотной воды, на долгое время ставшей для меня неизбывным кошмаром, то она двигалась уже не со скоростью подагрической улитки, а, как, скажем, река Волга в нижнем течении.

На мгновение мне даже почудилось, что Дрыгва осталась где-то далеко позади и, следовательно, я проспал цель, к которой стремился все последнее время, однако тучи мошкары, нахлынувшие со всех сторон, сразу рассеяли эту иллюзию.

Граница болота действительно была где-то рядом, но я все еще находился на суверенной территории вредоносцев, вход на которую для незваных гостей стоил столько же, сколько и выход, а именно – три-четыре литра собственной крови.

Истома и на сей раз спасла меня, но флакон окончательно опустел, и я без всякого сожаления отшвырнул его прочь. Очень уж много тягостных воспоминаний было связано с этой стекляшкой – и жертвенный костер, в котором нашла свой конец старая королева; и роковой танец вещуна; ставший для него и гибелью, и счастьем; и опасное путешествие в недрах гигантского гриба; и мучения, причиненные мне болотными кровососами.

Нельзя обременять память столь тяжким грузом, особенно сейчас, когда приближается развязка всей этой затеи, в которую я так опрометчиво позволил себя втянуть.

Ну что же, мне не раз приходилось попадать из огня да в полымя. А куда, интересно, я попаду из трясины? Учитывая мою удачу, не иначе, как в зыбучие пески…

Безымянная река, вобравшая в себя всю избыточную мощь болота, на глазах ускоряла свой бег, и скоро мою лодку вынесло на самую стремнину, благодаря чему я заметил жилище Кудесника еще издали.

Даже по меркам Злого Котла, это была халупа, пусть и довольно просторная. Бывший учитель, а по большому счету, и отец всех вредоносцев (ведь в этом качестве хлопоты по воспитанию ребенка имеют куда большее значение, чем сам факт зачатия), вполне мог претендовать и на нечто иное. Уж если не на дворец, так хотя бы на приличную виллу. Да только сами вредоносцы, равнодушные ко всему, что останется после них в Дрыгве, по-видимому, придерживались на сей счет совершенно другого мнения. Не каплет сверху – ну и слава богу!

Хотя в голове роилось великое множество самых разнообразных мыслей, по-настоящему меня занимал сейчас только один вопрос – как пристать к берегу.

Шест здесь помочь не мог, и я выбросил его за ненадобностью. Хорошо еще, что опостылевшее корыто оказалось на месте. Управляться с ним было страшно неудобно, зато каждый удачный гребок посылал лодку на два-три корпуса вперед. Несмотря на то, что течение продолжало сносить меня вниз и на пользу шла только десятая часть затраченных усилий, лодка в конце концов уткнулась носом в прибрежный песок. Это был первый песок, который я увидел с тех пор, как покинул пещеру, куда после недолгого, но опасного путешествия в недрах гриба доставили меня загадочные слепни. До хижины Кудесника отсюда было не больше полусотни шагов, и кто-то уже стоял в проеме полуоткрытых дверей, пристально наблюдая за моими действиями.

Жизнь на отшибе весьма способствует развитию подозрительности и, дабы вместо привета не получить стрелу в сердце или камень в лоб, я закричал, размахивая руками:

– Не бойтесь! Я прибыл с добром! Хочу говорить с Кудесником!

Когда этот призыв не возымел действия, я стал пробовать самые распространенные из известных мне языков. Ответ последовал почти незамедлительно: – Не кричи! Что еще за Кудесник тебе нужен? Голос, вне всякого сомнения, где-то уже слышанный мною, всколыхнул душу, но я еще успел машинально произнести:

– Обыкновенный… Учитель прытников и чревесов.

– Считай, что я за него.

Судя по всему, голос принадлежал женщине, к тому же молодой. Когда она вышла из-за прикрытия дверей на открытое пространство, я мгновенно узнал Феру.

Не скажу, что меня словно обухом по голове огрели. Но поленом – это уж точно!

Я так расчувствовался, что не сразу заметил некий холодок в словах и поведении Феры. От нашей встречи она была явно не в восторге. Может, просто растерялась?

– Откуда ты взялся? – оглядывая меня с ног до головы, спросила она.