Первые шаги в ориентировании

Хотелось, наконец, поговорить откровенно с гугой.

– Что вы можете делать с пространством-временем, Гуга?

Она некоторое время молчала, только стучали вязальные спицы.

– Была девочкой - хотелось баловства, - ее скрипучий голос звучал монотонно и невыразительно.
– Была женщиной - хотелось удовольствий для себя. Стала старухой - не хочется ничего.

– Но вы обладаете такой мощью!
– не выдержал я.
– Вам подвластно пространство и время!

– Нет цели для моей мощи, - вздохнула Гуга, продолжая работать спицами.
– У меня нет стремления к познанию мира, которое движет учеными. Нет страсти к разрушению, которая движет фанатиками, желающими заявить о себе всей Вселенной. Нет страсти к созиданию, потому что уже все давно создано, в бесконечном многообразии вселенных, устроенных всеми возможными способами, и циклических, и замкнутых, и плоских... Я просто хочу вязать, мне это нравится. А для этого мне достаточно мотка ниток и двух спиц.

– А можете вы вернуть меня назад?
– вдруг спросил я. Сильно болела и кружилась голова.

– Куда назад?
– пожевала губами гуга.
– В прошлое? Захотите ли вы прошлого, Радий? Мало кто знает, как бывает безрадостно повторение прошлых радостей. Или вы хотите назад, на Землю? Может, ее уж и нет давно... Довольствуйтесь тем, что есть. Баловство все эти ваши сиюминутные желания. С другой стороны, быть может, только они и имеют смысл, ведь бесконечность все равно сводит на нет все начинания, особенно те, что мудро рассчитаны на долгий срок.

– Как это, нет Земли?!

От усталости и бессонницы я снова начинал грезить наяву. Римский Колизей. Из века в век центр Рима, место скопление народа. Каждый камень вытерт бессчетным числом ног. Каждый камень - история. Каждый правитель считал своим долгом достраивать эту громаду, привносить что-то свое, потому что знал, что построенное здесь приобщается к вечности. К вечности человеческой цивилизации, как бы хрупка она ни была на фоне вечности вселенных. Наша Земля - такой же Колизей. Израненная, истоптанная, пропитанная кровью и насыщенная воплями жаждущих зрелища зрителей. И я был тут. Я, словно нищий, но гордый своей свободой римлянин, сидел в каком-то грязном закутке, жадно пожирая краюху хлеба. Пресыщенный зрелищем только что закончившихся игрищ, но ожидающий новых и новых. И ожидающий новых пиров. Я был тут свой, я был человек, как и все мы, несовершенные, слабые, но так жаждущие жизни и так любящие свою планету, свой храм, свой хлев, свою бойню... Земля не может, не имеет права исчезнуть!

В иллюминаторе что-то блеснуло. Звезда? Я бросился к приборам. В черной бездне действительно зажглась утренняя звезда. Да, было утро, часы показывали шесть... И планета. Я срочно пошел на посадку.

На маленьком космодроме, напоминавшем старую железнодорожную станцию, никого не было. Я ворвался в диспетчерскую. За пыльным столом сидел человек.

– Снова вы?
– блеснул он на меня стеклами очков.

– Могу я послать радиограмму на Землю?
– выкрикнул я, с умилением глядя на настоящего, живого человека.
– Она ведь есть, правда?

– Земля? Разумеется, есть, - человек деловито взял ручку.
– Диктуйте.

– Я, величайший космопроходец и покоритель Вселенной, шлю сердечный привет всем людям, - последнее слово я произнес с глубокой нежностью.
– И в особенности жителям планеты Земля.

Я выбежал из диспетчерской. Пора лететь домой! Если до Земли доходит радиосигнал, то долечу и я, Радий Мирный! Что же до цели моего путешествия... Думаю, отправитель того наглого послания уже достаточно наказан - он ведь прошел той же страшной черной дорогой, что и я. Бог с ним, с этим самовлюбленным дурачком. Может, хоть станет настоящим человеком, преодолев такой тяжелый путь.

– Вы снова не подписались!
– досадливо крикнул мне вслед диспетчер, но я уже не слышал его. "Фотонный мотылек" стартовал. Приглядевшись, я увидел в иллюминаторе гугу. Она стояла на стартовой площадке и махала мне рукой. К ее ноге прижимался полосатый кот.

Дарья Странник Когда нас позовут

Коридор был просторным, сумрачным и казался бесконечным. Вдоль одной стены тянулся ряд белых дверей без номеров и надписей. У стены напротив стояли бесчисленные оранжевые стулья, большую часть которых занимали люди - очень разные, странные в своём разнообразии. В пижамах и уличной одежде, в купальниках и в зимних куртках, несколько человек в различных униформах и даже один голый. Впрочем, никого из присутствующих не смущал и не удивлял вид друг друга.

Всё это не походило ни на что знакомое, но немного напоминало очередь в поликлинике, и Сергей неуверенно спросил:

– Кто последний?

Никто даже не посмотрел в его сторону. Только один старик в пуховике и вязаной шапке усмехнулся себе под нос.

– Что смешного?
– спросил Сергей беспомощно. На душе было тоскливо.

– Оно, может, и очередь. Да только такой ты не видал ещё, - ответил старик.
– Садись, дело долгое... а может и нет... Сложно сказать. Часов нет. Времени, кажется, тоже...

Сергей послушно присел между стариком и девушкой в толстом халате - просто понятия не имел, что ещё делать. В коридоре царила тишина. Никаких типично больничных звуков вроде кашля или стонов.

– Где мы?
– спросил Сергей негромко.

Старик крякнул.

– Знаю только, где нас нет, - ответил он.

– И где?
– не отставал Сергей.

Старик посмотрел на него добро, взгляд задержал надолго, и Сергей совсем смешался.

– Всё хорошо, ты посиди чуток. Все так - вопросы-расспросы, а потом успокаиваются.

– А может, я не хочу успокаиваться?!
– заявил Сергей с таким бессмысленным упрямством, которого не испытывал с подросткового возраста.

– Леночка, - неожиданно обратился старик к девушке в халате.
– А расскажи Серёже, как ты сюда попала.

Девушка закинула ногу на ногу, и Сергей уставился на толстые вязаные носки и потрёпанные домашние тапки. А потом спохватился: откуда старик узнал его имя? Но спросить не получилось - заговорила Лена. Голос её звучал негромко и ровно, почти монотонно.

– Люблю тишину зимнюю, снежную, тяжёлую. Тяжёлую, как сугробы, погрёбшие под собой кусты и деревца. Тяжёлую, как ватное одеяло, под которым я проснулась, наслаждаясь тёмным уютным теплом, зная, что вокруг холодно. А одеяло, выветренное летом под яблоней, прогретое лучами солнца, всё ещё сохранило в себе частицу лета. До лета прошлого и лета будущего было одинаково далеко.

"Как книжку читает!" - подумал Сергей, не зная, как относиться к странному рассказу. А девушка продолжала:

– Я повернулась медленно, осторожно, чтобы не потревожить Мулю, свернувшуюся клубком в ногах. Зашуршало постельное бельё, мурлыкнула во сне кошка, и снова воцарилась тишина. Мне даже в мысли не пришло тратить время, отодвинуть штору, выглянуть из окна. Я была уверена: сегодня выпал снег. Об этом беззвучно рассказала мне снежная тишина.

– Я, кажется, знаю, о чём ты, - заметил Сергей, вспоминая детство и зимние каникулы в деревне у бабушки.

– Я набросила на пижаму халат, - продолжила девушка.
– Ноги сами нырнули в тапки. Волосы не расчесала - плевать, кто меня увидит?
– она заправила прядь за ухо.
– Я спешно открыла оба замка, и распахнула дверь, желая вдохнуть морозный воздух, ослепнуть на миг от белизны, а потом умыться свежим снегом. Как говаривала моя прабабушка: "Для красоты и здоровья".

Она не рассказала ничего особенного, но Сергею почему-то внезапно показалось, что это страшная история. И ещё он понял, что не хочет слышать её конец. Но не нашёлся, как поделикатней сказать об этом.