Первые

— Я… — Лиза начинает и замолкает, когда презентация ее матери прерывается, и на экране появляются те самые кадры, которые вырывают душу с корнем.

Бесит Жанна!

Мне было двенадцать, когда папа умер. Он находился в командировке в другом городе, расширял свой бизнес и на обратном пути попал в аварию. Уснул за рулем. Его долго оперировали и не смогли спасти.

…она с ума сходила. Так сильно плакала, что… Это было невыносимо… Я проснулась ночью от того, что Жанна нависала надо мной. В темноте… У нее были безумные глаза. Она твердила, что спасает меня, и затолкала в кладовку. Я кричала, звала ее, а внутри было темно и страшно. Я там больше суток просидела, пока меня не нашли. Я… Я… Я всюду слышу ее. Я такого страха никогда не испытывала…

Удары сердца становятся оглушающими, пока я не свожу взгляда с Кирьяновой. Она качает головой. В глазах скапливаются слезы. И у меня на шее затягивается петля, которую я смастерил собственными руками. Я отбрасываю эти чувства. Ненормальные. Ненужные. Бесящие. Но они не торопятся уходить…

Огромная лужа крови в гостиной… Она до сих пор стоит у меня перед глазами… ее на время упекли в психушку. Жанна неадекватная совсем… Жанна бросила… мама уехала из города. Она со мной даже не попрощалась… А месяц назад явилась и забрала меня сюда… Думает, что сможет своей показной любовью скрасить годы своего отсутствия… Я не знаю, как относиться к тому, что она снова в моей жизни и может с кем-то встречаться… у нас счастливая семья… это совсем не так. Жанна меня не знает, не спрашивает, как я жила, пока ее не было, а… Она, будто роль играет. Всегда любезная и любящая. Меня тошнит от ее заботы и проявления чувств.

И тут врубают кадры с истерикой Лизы в подсобке. В ушах звенит. Я тупо смотрю сквозь нее, понимая масштаб произошедшего. Не отмотаешь. Я хотел мести. Я ее получил. Только радости от этого не испытываю и заторможено выхожу из здания следом за Кирьяновой. Кажется, что бегу, а на самом деле еле ноги передвигаю. Наблюдая за тем, как Ростова с папашей забирают убитую горем Кирьянову и сипло тяну кислород в легкие. Их тут же обжигает. Достаю из кармана брюк ключи от машины, на автопилоте иду к парковке, сажусь за руль и пялюсь на лобовое стекло, пока воздух в салоне прогревается. По дороге несколько раз звоню Лизе. Не знаю, что я ей скажу, но чувствую себя паршиво. Мне нужно ей все объяснить…

Маршал: Лиза, ответь мне, пожалуйста.

Маршал: Я тебе все объясню.

К зданию, в котором когда-то жила бабуля, доезжаю за полчаса примерно, из машины выскакиваю, наплевав на верхнюю одежду, прыгаю по ступенькам и сталкиваюсь на них с нынешней хозяйкой квартиры. Она что-то говорит про соседку, и мой мозг с запозданием реагирует. Лиза… Беру у женщины ключи на несколько минут, чтобы забрать вещи, на которые мне плевать. Врываюсь в квартиру, иду на балкон и застываю там, припечатываясь спиной к стене. Глубоко дышу, потому что из комнаты Лизы отчетливо слышатся крики. Сердце бомбит. Хочется перелезть через преграду и ворваться внутрь, но вряд ли Кирьянова оценит этот порыв.

Стекаю вниз по стене, держа в руках телефон. Записываю идиотское голосовое. Палец зависает над кнопкой удаления, но я слышу, как отрывается дверь на соседнем балконе, и быстро юркаю в комнату, оставляя небольшую щель, чтобы слышать, что там происходит. Лиза… Шмыгает носом. Громко всхлипывает.

— Дядь Стёп, — взвывает, добивая, — забери меня отсюда… Пожалуйста… Забери…

Сглатываю противную слюну, понимая, что никакой разговор не вернет прежнюю версию Лизы. Я получил нужный эффект. Жанна опозорена. Лиза же… Уедет и забудет обо всем. Выхожу из квартиры, стопоря все процессы, отдаю ключи хозяйке, которая ждет внизу, и иду к тачке.

— А где вещи-то? Опять не забрал? Что ж такое, а… — летит уже в спину. Ничего не говорю. Сажусь за руль и еще долго смотрю на балкон. Лиза все еще там. Стоит, пока крупные первые снежинки падают на землю.

25

Дмитрий Шумов

Тело, будто в мясорубке побывало. Каждую мышцу противно тянет, и я с трудом скрываю это, пока Аристарх с видом маньяка ходит вокруг меня, сложив руки на груди. Серьезный до звезды. Внешне никак не показывает злости, но глаза черные, как бездна. Думаю, если бы не ограничения профессии, то он давно бы скрутил меня в бараний рог. Валентиныч слова не произносит, хотя по моей помятой роже видно, где я вчера провел вечер. Под глазом смачная гематома. Губа разбита. Движения заторможенные, хаотичные. Координации на тренировке ноль. Мне бы отоспаться, только тренер решает доконать, чтобы сам с позором покаялся. Хрен-то там. Я тоже упертый, поэтому избивая грушу, а потом прыгаю вокруг Аристарха. Позорюсь конкретно, а ему хоть бы хны. Продолжает молчанку. Напряжение обрывается, когда в зал заходит Артём Майоров. Валентинович переключается на него, давая мне небольшую передышку.

Зря, конечно.

Я бы лучше думал о том, куда ударить, чем варился в тяготящих мыслях об Аве и матери. Меня всего сворачивает от бессилия. Я ничем не могу помочь им. Сколько бы вариантов не перебирал, все не то. Кто я против дядьки с бабками и связями? Никто. Даже если нам удастся Аву прятать в ближайшее время, то потом девчонке нужно учиться и общаться с другими детьми. Как быть в этом случае? Не представляю.

— Чего грузишься, Шум? — Артём падает на лавку рядом со мной и вытирает лицо полотенцем. Я поглядываю на Аристарха, который увлеченно беседует с новобранцами. Странно, что Тохи среди них нет.

— Сам знаешь, — откидываю голову назад, упираюсь затылком в холодную стену и закатываю глаза от удовольствия. Прохлада для моего истерзанного организма сейчас, как живительный эликсир. Придвигаюсь ближе, слипаюсь со стеной спиной и выдыхаю, пока Майор жадно пьет воду. Я ограничиваюсь одним глотком, а у Артёма вечная засуха. Вкидывает, как не в себя.

— Я могу с батей поговорить. У него много связей в городе и за его пределами. Может, сможет как-то подсобить. Че скажешь?

— Не знаю, — пожимаю плечами. Стремно зависеть от чужого человека. Хотя Тёмыч вроде свой, но, что скажет его отец, какую цену затребует за услугу? Проглатываю противную слюну и сжимаю кулаки. Самое ублюдское в нашем положении — просить, ползать на коленях, унижаться. Моя гордость идет по швам от мысли, что придется терпеть чьи-то заскоки, чтобы Аву спасти, но с подкорки сознания доносится визг —сможешь, сделаешь, проглотишь, ради сестры и матери. Шумно выдыхаю, тру лицо ладонями и отпихиваюсь лопатками от стены. Локти в колени. Смотрю строго на пальцы. Я ничего не попросил, а уже обтекаю.

— Спрошу, Шум, ты не бзди, — толкает с усмешкой меня в плечо. — У меня мировой батя. Пусть не важная шишка, но пагоны на плечах что-то, да значат.

Отвлекается на телефон, с которым не может расстаться. Артём заделался админом известного в городе чата «Новостной микс». Сначала вроде по приколу все было, а потом контент стали подгонять со всех сторон, и Майор завяз в виртуальной реальности по самые уши. Вот и сейчас просматривает очередной видосик, который ему подкинули папарацци. Я же подвисаю на мыслях о Лизе. Вчера так и появился на день рождении Ростовой. Сил не было после боя, да и парни не отпустили. Я хотел перед не извиниться, звонил, только Кирьянова меня проигнорила, не ответила ни на звонок, ни на сообщение. Цветы ей купить что ли, чтобы не дулась на меня. Хотя лучше какой-нибудь крутой курс по иллюстрации. Она это любит.

— Что там? — усмехаюсь, глядя на то, как рожа Майора перестает транслировать оптимизм. Улыбка сплывает на пол. В глазах растерянность.

— Романтика, — прочищает горло, а меня почему-то напрягает тон, которым он это слово произносит. По спине проносится липкий неприятный табун мурашек. Идиотское явление родом из детства.

— Что-то не припомню, чтобы тебя так от розовых соплей тараканило. Говори, что случилось? Девчонка твоя? — троллю его, конечно.

Майоров у нас птичка свободолюбивая и любвеобильная. Тестостероном бросает в каждую мимо проходящую девушку.

— Не моя, — сглатывает и секунду мешкает прежде, чем дать мне свой чудесный гаджет, — посмотри.

— Хочешь и меня подсадить на ваше сраное сообщество? — угараю, но беру телефон и врубаю видео.

Темно. Слышно, как идет дождь. Всматриваюсь в два силуэта под ливнем. Целуются так отчаянно, будто вот-вот сексом займутся. Усмехаюсь.

— И что тебя так поразило? — не думал, что Тёмыч у нас настолько романтичная натура, что поплыл от вида целующейся парочки. Уже протягиваю мобилу обратно, как кадр приближают. У меня сердце делает экстремальный кульбит. Во рту сохнет за секунду. Сжимаю корпус сильнее, чтобы не выронить из-за дрожи в конечностях. Мать твою, этого не может быть! И будто на зло появляется крупный план. Смутно. Плохое качество, но я четко вижу лица парочки.