Первым делом самолёты. Семейный альбом

Дидье Дора — летчик Божьей милостью, ас минувшей войны, понимал толк в людях, он умел "дрессировать" своих подчиненных. Мермоз и Дора вскоре поладили и больше того — полюбили друг друга. Мермоз в числе первых освоил трассу Касабланка — Дакар и зарекомендовал

себя едва ли не самым надежным пилотом компании "Лa-текоер".

Эпизод, заслуживающий, на мой взгляд, особого внимания. В одном из рутинных полетов пассажиром Мермоза оказался журналист известной газеты. Он попытался взять интервью у пилота: в те годы пассажирский полет был еще явлением из ряда вон выходящим. Мермоз от интервью отказался, а позже написал своему пассажиру: "Позвольте мне отклонить ваше лестное предложение, это было бы незаслуженной рекламой для меня перед всеми моими товарищами, делающими каждый то же, что и я... Мы не устанавливаем рекордов, мы не герои длительных рейсов: мы лишь доставляем почту к назначенному месту в назначенный срок".

Не пропустите ключевых слов: "к назначенному месту в назначенный срок". В те годы это было совсем не просто. И Мермоз великолепно отдавал себе отчет в великой ответственности, которую возложила на него судьба за груз, за машину, за собственную жизнь и репутацию.

И еще деталь, рисующая характер этого человека.

Мермоз летал в Южной Америке. Он открывал новые почтовые трассы, его имя сделалось широко известным, хотя работяга оставался прежде всего работягой. И вот председатель правления "Аэропостоля", самый над Мермозом главный начальник, вызвал летчика к себе, собираясь лететь с ним, выражаясь современно — спецрейсом на спец-самолете. Мермоз, запланированный на очередной почтовый рейс, не пришел в восторг от смены задания, но... дисциплина!

— Я Мермоз, — представился он шефу, с которым прежде не встречался. — Когда мы летим?

— Когда я распоряжусь! — ответил Буйо-Лафон.

— Я пилот, пилот линии, слышите, вы, и мое дело — перевозить почту, прокладывать новые трассы, а не служить вам шофером... — И он повернулся спиной к шефу.

Шестидесятилетний Буйо-Лафон, промышленник, богатейший человек, одним словом — воротила, полетел с Мермозом обычным рейсом. Он просидел восемнадцать часов скорчившись между мешками с почтой... Мермоз знал себе цену, и, надо думать, уроки дрессировки Дидье Дора не прошли дня него даром...

Можно еще долго и убедительно рассказывать о летном ремесле, о самой, так сказать, сути нашей профессии, а можно отстраненно взглянуть на судьбу Жана Мермоза, так точно очерченную в скупых строчках его лучшего друга, вовсе не идеализировавшего Мермоза, и, мне думается,

все сразу сделается ясным.

Экзюпери обронил вроде бы невзначай: "Благодаря самолету мы узнаем прямой путь".

За этой афористически меткой строчкой раскрывается особенный мир, он не только принадлежит тем, кто летает, он создается всем воздушным братством, существующим по своим законам.

Как ни горько сознавать, о прокладывающих прямой путь, об открывающих особый мир мы чаще всего вспоминаем, когда они улетают от нас навсегда. Такова уж, видать, судьба грешных ангелов, состоящих на службе неба.

Мермоз, как самые лучшие, самые преданные ремеслу, товарищам, небу люди, отлетал двенадцать лет и... умолк.

7 декабря 1936 года летающая лодка "Латекоер-300" в двадцать четвертый раз пересекла океан... Истек двадцать один час полета... и — молчание.

"Судьба вынесла свой приговор — и никто больше не властен его изменить: то ли железная рука принудила экипаж к неопасной посадке, то ли разбила самолет. Но тем, кто ждет, приговор не объявлен... Мермоз почил, свершив дело своей жизни, подобно тому как жнец засыпает в поле, аккуратно связав, последний сноп".

Помнит ли Мермоза Франция? Хочется верить: помнит! Это очень-очень важно для живых, для тех, кому еще выходить на непроложенные трассы.

Ричард Эвелин Бэрд был назван в американской прессе адмиралом двух полюсов и Атлантики. Хлестко, рекламно и... заслуженно: 9 мая 1926 года он с пилотом Флойдом Беннетом на трехмоторном "Фоккере F VII-Зм" за пятнадцать с половиной часов покрыл расстояние в 2 600 километров, развернулся над вершиной мира и вернулся на свою базу, расположенную на Шпицбергене. Год спустя (29 июня — 1 июля) в компании Берта Акоста, Бернта Балкена, Джорджа Нейвилла Бэрд перелетает через Северную Атлантику, а в ноябре 1929 года достигает Южного полюса. В этом продолжавшемся восемнадцать с половиной часов полете его сопровождают Бал-кен, Юне и Мак-Кинлей...

РИЧАРД

БЭРД

Так что пышный титул репортеры сочинили по заслугам. Но до того, как это случилось, была Военно-мор-ская академия в Аннаполисе, куда двадцатичетырехлетний Бэрд поступил еще перед началом первой мировой войны. Именно здесь он и начал интересоваться авиацией, набиравшей в ту пору размах, превращавшейся из дорогостоящего вида спорта в орудие познания мира... В день, когда молодой моряк впервые появился на аэродроме, чтобы приступить к практическому обучению, на глазах у него произошла катастрофа. Было бы, пожалуй, неудивительно, если бы такое начало отвратило новичка от летного дела. Бэрд же, в силу своего характера, приложил максимум усилий, чтобы разобраться в причине несчастья, понять смысл печального события. И вот какой вывод сделал: чтобы успеш-

но летать, надо самым тщательным образом готовиться к каждому полету. Этому правилу он, став авиатором, неукоснительно следовал до конца жизни. А жизнь его отмечена не только уже упомянутыми сверхперелетами, но и сложнейшими антарктическими экспедициями, проведенными в 1928/29, 1933/35, 1939/41, 1946/48 годах. Стоит отметить особо: в 1934 — 1935 годах Бэрд отзимовал в одиночестве. А это, по свидетельству бывалых полярников, испытание даже для очень сильного человека из труднейших.

Ричард Бэрд

Флойд Беннет — первый пилот и друг адмирала — погиб вскоре после того, как они с Бэрдом достигли Северного полюса. Надо ли говорить, как бывает сложно втиснуть в экспедиционный самолет лишний килограмм груза? Когда Бэрд на "Жозефине Форд", так он назвал свой самолет, стартовал к Северному полюсу, имея сто сорок килограммов продовольствия на борту, машина оторвалась от земли только со второй попытки, после того как летчики пожертвовали частью своих припасов. Берт Балкен, заменивший Флойда Беннета в полете к Южному полюсу, вез среди прочего мраморную плиту с выбитым на ней именем Флойда Беннета. Плиту сбросили над полюсом. Это был знак уважения, подтверждение верности дружбе, символ нерасторжимости воздушного братства...

В годы, когда Бэрд складывался как исследователь и авиатор, Америку, можно сказать, охватила эпидемия воздушных безумств: при громадных скоплениях публики в Штатах выступали разного рода летающие цирки — акробаты кувыркались на крыльях низко пролетавших самолетов, отчаянные воздушные ковбои гарцевали верхом на фюзеляжах, на плоскостях играли в теннис, имитировали гольф, перемещались на верхних крыльях двух параллельно летящих бипланов. Все это безумие тщательно фотографировалось, снималось для кино, работало, в конечном счете, на рекламу. Бэрда эти игры миновали. Он готовил себя к научной деятельности, составной частью которой должен был стать самолет — средство преодоления пространства, машина, награждающая человека особой точкой зрения.

У Бэрда, как, вероятно, всякого незаурядного человека, были не только друзья и последователи, но находились и недоброжелатели, завистники, просто мелкие людишки из породы склочников. Не один год велись разговоры: а был ли Бэрд на Северном полюсе? Брался под сомнение его бортжурнал, ломались копья в бесплодных по большому счету спорах... Но уж такова судьба лучших — терпеть от худших. И Пири поливали противники, и Эйнштейна пытались оболгать.

На карте земного шара есть теперь Земля Марии Бэрд, на антарктическом материке постоянно действует на-учно-исследовательская станция Бэрд. Это вот существенно. Это надолго, навсегда. Это свидетельство: Бэрд не зря жил, рисковал, летал, мыслил, писал книги.