Первый эйдос
Шрифт:
– Значит, рано или поздно ты сорвешься во мрак. Все дороги не к свету ведут во мрак, какими бы заманчивыми они ни казались поначалу, – заметила она.
– Посмотрим… Теперь мой вопрос. Дафне плохо. Ее мучают видения, скверные мысли. Недавно на нее напали в заброшенном доме, – сказал Буслаев.
Упомянув про дом, он зорко взглянул на валькирию. Но на лице у Ирки было лишь сочувствие.
– На месте нападения я ощутил твое присутствие. Я не мог ошибиться, – продолжал Меф.
Ирка молчала.
– Ты была там, не скрывай! – повторил Меф, передавая Ирке краткий зрительный
Ирка подумала, что волосы Дафны похожи на крылья. От малейшего дуновения ветра они взмывают и рвутся ввысь.
«Ну и зачем ему я, когда у него есть она? Может, прав Багров и я должна стать добычей? Лишь отвечать на любовь, а не влюбляться сама? Нет, Багров точно прав. Что я, голодная собака, которая ждет, пока ей кинут любовь, словно кость со стола?»
– Чего ты молчишь? – спросил Меф.
Он смотрел на Ирку пристально, однако ход ее мыслей угадать не мог.
– Я никогда не была в этом доме. Клянусь! – сказала Ирка, будто очнувшись. – Мне жаль, что с Дафной это случилось. Я попытаюсь разобраться и помочь ей, если смогу.
Меф взвесил ее слова на внутренних весах и кивнул.
– Я верю тебе. Прости, если был груб, – сказал он.
– Будь осторожен! – попросила Ирка.
– Это что, угроза?
– Дружеский совет. Я не достала твой дарх, не выполнила задание, и теперь до тебя доберутся Таамаг, Филомена, Радулга и другие. Ты даже не поймешь, откуда прилетело копье.
«А ведь действительно не пойму», – согласился Меф. Он вспомнил, каких сил стоила ему прошлая схватка с валькирией-одиночкой, а ведь она не хотела его убивать.
– Попытаюсь разобраться, – произнес он.
На широком лбу Мефодия появилась знакомая Ирке упрямая складка. Сердце валькирии сжалось от воспоминаний.
– Счастливо, Мефчик! – не удержавшись, брякнула она.
Меф удивленно шагнул к ней. Ирка отскочила и побежала к «Приюту валькирий». Она мчалась и чувствовала глухое недоумение Буслаева.
«Это нечестно! Хорошо, что я не сказала «Привет дяде!». Он мог догадаться. Ну да все равно», – думала Ирка.
Ей казалось, что она бежит по обломкам своего внутреннего мира, который она все эти годы бережно составляла из иллюзий. А раз так, то неудивительно, что мир оказался непрочен, как карточный домик, и рухнул от первого же пинка реальности.
Девушки – величайшие в мире специалистки по самообману. Обыграть их на этом поле невозможно.
Меф наблюдал, как Ирка забирается по канату. Веревка дергалась, как хвост сердитой кошки. Мефодий подумал, что ни у одной девушки он не видел таких цепких рук. Хотя… Память продолжало щекотать чем-то хорошо забытым.
Возможно, он нашарил бы нужное воспоминание, если бы не мысль о Дафне. Он повернулся и быстро зашагал к дороге. Ната догнала Буслаева уже довольно далеко от «Приюта».
– Ты меня бросил! А если б меня убили? – набросилась она на него с жаром.
– Ну так не убили же… – сказал Меф.
– Нет, убили! Морально. На меня никто не обращал внимания… Особенно этот.
В слово «этот» Ната сумела вложить зашкаливающую
дозу негодования.– Ты о ком? О некромаге, на которого не действуют твои рожицы? – бесцеремонно спросил Меф.
Вихрова попыталась дать ему подзатыльник, но Буслаев пригнулся.
– Ну и где этот слабоумный Мамай? Сейчас я не прочь проехаться с ветерком! – крикнула Ната и, выскочив на дорогу, замахала руками.
Мамай появился почти сразу. У джипа был измятый вид. Под правым дворником торчал номерной знак грузовика. Заметно было, что хан не терял времени даром.
Всю обратную дорогу Ната утверждалась. Жертвами ее страстного взгляда стали четыре специалиста по наружной рекламе, устанавливающие у дороги щит, три гаишника и двадцать два шофера, по вине которых произошло огромное количество мелких аварий.
Глава 14
Новый фаворит
Метод мрака – истомить, измотать человека множеством мелких, досадных, но в сущности ерундовых наскоков и, лишив сил, нанести единственный выверенный удар.
Дафне с каждым днем становилось все хуже. Если в первые дни это видел только Мефодий, то теперь это замечали все. Даже Арей хмурился, мрачнел и как-то, не пожалев пачкать о такую дрянь меча, сгоряча зарубил насмешника-суккуба, попытавшегося явиться к нему в облике Даф. Прежде суккуб не раз проделывал этот фокус, и всякий раз ему сходило с рук.
Глаза у Даф запали. Под ними появились синие тени. Волосы, прежде невесомые, взвивающиеся к потолку при всяком легком дуновении ветра, тускло и тяжело лежали на плечах. В движениях появилась несбалансированность. Они то замедлялись, то становились слишком быстрыми, суетливыми.
Яд убитой Депресняком мавки начал уже разлагать ее сущность. Дафна вспыхивала без всякого повода, кричала на Мефа, на Мошкина, а за обедом запустила в Улиту тарелкой, когда та сказала, что есть мясо с кровью, конечно, замечательно, но лучше все же добавлять в кровь немного мяса.
Мефу тоже приходилось непросто. Раньше Дафна вытягивала его из пучины уныния, теперь же она повисла на нем якорем, и уже Мефодий вынужден был вытягивать Дафну и сидеть с ней ночами. Она то проваливалась в забытье, то рывком садилась на кровати и, глядя на Мефа невидящими глазами, говорила:
– Я желаю от человечества только одного. Чтобы оно оставило в покое меня и всех, кто мне дорог. Я выхожу из человечества добровольно. Слабоумные ублюдки, которые изобретают ракеты, убивают детей и животных, рубят леса, выкачивают из земли ее недра, – мне не братья.
Меф не понимал, к кому обращены эти слова и почему Дафна, страж света, считает себя частью человечества. Хотя он и не пытался этого понять. Он знал, что уже через пять минут Дафна начнет требовать сырого мяса, а если не дать ей мяса, вцепится зубами себе в руку.
Бывало и другое. Дафна, прежде не боявшаяся смерти, теперь начала ее бояться. Как-то под утро она вдруг вскочила и, уставившись в пустой темный угол комнаты, где клубком змей ползали неясные тени, спросила:
– Нас убьют? Скажи: убьют?