Первый линзмен
Шрифт:
На столе прямо перед его глазами лежала еще одна порция зелья, и любой потребитель тионита без малейшего колебания продал бы дьяволу душу, чтобы получить ее.
Она может убить? Подумаешь! Что такое, в конце концов, смерть? Разве существует в жизни большее наслаждение, чем то, которое он только что испытал, и повторение которого снова так близко?
К тому же, кому в голову пришла столь идиотская мысль, что тионит может убить его, Вирджила Сэммза?! Его, сверхчеловека, - только что он доказал это!
Сэммз с трудом размял затекшие мышцы и потянулся за капсулой - и это движение,
Однако страстная тяга не уменьшилась; скорее, она даже возросла.
Пройдут долгие месяцы, прежде чем Сэммз сможет думать о тисните - и даже просто о предметах с пурпурным оттенком - без того, чтобы у него не перехватывало дыхания и непроизвольно не напрягались мышцы. И годы пройдут, пока он сможет забыть то, что произошло с ним у этого стола, в этой комнате; годы - пока он не загонит эти воспоминания в самые темные глубины своего разума.
Он вдруг понял, что может произойти непоправимое, и это придало ему сил. Пальцы Сэммза уже дотянулись до капсулы, но вместо того, чтобы схватить ее, он резким движением толкнул наркотик по гладкой поверхности стола в сторону Геркаймера.
– Убери-ка отсюда эту гадость, приятель! Еще одна попытка может стать последней в моей жизни, - затем он обернулся в сторону Моргана и произнес:
– Вряд ли сам когда-нибудь проходил подобную проверку - я-то уж ему, во всяком случае, не поверю ни на грош.
С заметным усилием секретарю удалось сдержать язык за зубами, однако Морган на этот раз не промолчал.
– Что-то вы разговорились, Олмстед. Можете встать? Крепко ухватившись обеими руками за крышку стола, Сэммз с огромным трудом поднялся на ноги. Стены комнаты вращались словно в бешеной карусели, причем каждая вещь и каждый предмет непостижимым образом кружился по своей собственной, совершенно непредсказуемой траектории; голова раскалывалась от невыносимой боли, с каждым мгновением угрожая превратиться в готовую к взрыву бомбу; перед глазами плавали странные черные и белые пятна, мелькали разноцветные радужные сполохи. Он с усилием оторвал одну руку от стола…, потом другую…, и рухнул обратно в кресло.
– Еще не совсем, - ответил он, стиснув зубы. Сенатор Морган, хотя пытался скрыть это, был поражен - не тем, что подопытный упал в кресло, но тем, что он вообще смог приподняться свое тело хотя бы на дюйм. Назвать его "тигром" - значило не сказать ничего: этот Олмстед на семь восьмых был настоящим динозавром!
– Обычно людям требуется несколько минут, чтобы оправиться от шока, - заметил Морган, - одним больше, другим - естественно, меньше. Но что привело вас к выводу, что Геркаймер не подвергался такой проверке?
Снова две пары глаз впились друг в друга, но на этот раз безмолвный поединок был гораздо длительнее.
– А что думаете вы?
– проговорил, наконец. Сэммз.
– Знаете, как мне удалось дожить до своего возраста? Только потому, что я частенько помалкивал.
Перед тем, как ответить, Морган сорвал обертку с венерианской сигары, крепко зажал ее в зубах, зажег и выпустил три колечка дыма.
– Понимаю. У
вас аналитический склад ума. Ладно, давайте оставим пока Геркаймера в покое. Не возражаете, если мы перейдем к делу?– Почему бы и нет? Из того, я слышал, следует, что вы всегда были в верхнем эшелоне. А я всегда предпочитаю говорить напрямую с хозяином.
– Добрая старая лесть, а?
– Морган позволил себе изобразить тщательно отмеренную порцию презрения.
– Как выжить в этом жестоком мире: совет первый - подмазать начальника.
– Великолепный совет, сенатор, но не должен же я относиться к вам, как к обидчивой барышне, - Сэммз, почти уже вернувшийся в норму, заговорщицки улыбнулся.
– Мы оба понимаем, что пришли сюда не из детского сада.
– Возможно, возможно, - процедил Морган; обычно при таком тоне его подчиненные едва не теряли сознание от страха, однако этот Олмстед был, судя по всему, крепким орешком.
– Но повторять глупости не советую…, это может оказаться вредным для вашего здоровья.
– Ну, я готов гарантировать, что опасность меня не подстерегает. Я еще не нанялся к вам на работу, верно?
– Послушайте, вы что же - воображаете, будто вам удастся покинуть это здание живым без моего разрешения?
– Если говорить откровенно - да. Разумеется, у вас тут полно вооруженных людей, ну и что с того?
– Что с того?
– ядовито-вкрадчивым тоном повторил сенатор Морган.
– Вот именно: что с того?
– Олмстед продолжал оставаться абсолютно невозмутимым.
– Мне, знаете ли, пришлось побывать во многих местах, и я цеплялся за материнскую юбку только в самом нежном возрасте… К сожалению, он миновал черт знает сколько лет назад.
– Понимаю, понимаю… Вы хотите сказать, что не боитесь пустых угроз… И вы проверяете меня - так же, как я проверяю вас. Знаете что, вы начинаете мне нравиться, Джордж! Думаю, что я догадался и прочих ваших соображениях… - Сенатор помолчал, и вдруг резко распорядился:
– Ну, выкладывайте!
– Любой человек, который собирается стать моим боссом, должен быть покрепче меня. В противном случае я не взялся бы за работу, которую он предлагает.
– Довольно искренне. Боже, вы мне действительно очень нравитесь, Олмстед!
– крупное лицо Моргана озарилось улыбкой, он встал, сделал несколько широких шагов и энергично по-1ряс руку гостя. Сэммз, внимательно наблюдавший за ним, так и не смог оценить, насколько этот энтузиазм был показным.
– Вы хотите иметь эту работу? Когда вы можете приступить?
– А разве я уже не начал? Два часа назад, сэр?
– Великолепно, - прогудел Морган. Он не показал вида, но, несомненно, заметил и понял перемену в обращении к нему.
– Не зная, что это за работа и сколько вы за нее получите?
– В данный момент, сэр, ни то, ни другое не имеет первостепенного значения, - Сэммз, который уже довольно легко смог подняться с кресла, чтобы пожать сенатору руку, остался этим очень доволен. Прекрасно, что он так быстро сумел вернуться к норме!
– Что же касается работы, я могу либо сделать се, либо выяснить, почему она не может быть сделана. А вопрос оплаты…, мне кажется, я могу положиться на вашу щедрость.