Первый матч
Шрифт:
– У-у-у-у! – загудели они. – Сделаем их! Мы – банда!
Дружно застучали об пол клюшки. Руки разъединились, но Егор все еще чувствовал тепло дружеских ладоней. Видел бы их сейчас Макеев! Небось даже со своей больной ногой вприсядку от радости пошел!
Эта мысль так развеселила Егора, что он вышел на площадку, широко улыбаясь.
С самого утра я не знал покоя. Беспрестанно, наплевав на распоряжения доктора, ходил по квартире, с тревогой смотрел в окно, хотя, конечно, мог увидеть в него только двор, в котором мальчишки устроили нешуточное
Стрелка часов ползла, как сонная муха, и я совершенно извелся, мысленно пытаясь ее подогнать.
Вот, наконец, назначенное время. Сейчас ребята собрались в раздевалке. Интересно, какое у них настроение, ведь от настроя, от веры в победу зависит очень многое… Вот вышли на лед, поприветствовали соперников…
Сейчас, должно быть, прозвучал свисток…
Я, наверное, раз сто брался за телефон, но откладывал его, понимая, что еще слишком рано, не нужно звонить ни Юле, ни ВасГену. Когда что-то определится, они сами мне позвонят. Но сил ждать и маяться неизвестностью уже не было. Скорей бы!
Наконец, звонок. И, сквозь рокот трибун, такой близкий, такой знакомый голос:
– Сережа, ты слышишь, один-один!
И фоном голос диктора:
– С передачи Егора Щукина шайбу забросил Александр Костров, номер девять, команда «Медведи».
Радоваться пока рано, но, мне кажется, лед тронулся!
Так и оказалось. Вторую шайбу добыл Андрей Кисляк, а третью – Антон Антипов, оказавшийся в первой пятерке благодаря изобретательности ребят, сумевших обвести вокруг пальца Романенко. Между прочим, наш спонсор Калинин даже решил, что это был стратегический ход: прятать Антипова до середины матча. Романенко, конечно, лютовал, но что тут поделаешь. Ему оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре.
В общем, ребята молодцы. Три-один – чистая победа.
Кажется, кое-кому в турнирной таблице все же придется потесниться…
Отец нервно расхаживал по крыльцу. Несмотря на холод, его куртка была распахнута, снег беспрепятственно сыпался за воротник, оседал на груди.
При виде его коренастой фигуры Семен вжал голову в плечи. Ну не нашлось у него сил сказать отцу, что Романенко не выпустил его на поле. Не нашлось – и все!
Тем временем отец заметил сына и быстрым шагом направился к нему. Ну вот, сейчас начнется…
И началось.
– Смотрю, ты у нас совсем Патрик Руа, – едко сказал отец. – Отлично сидение на скамейке освоил. А я еще корешей привел на тебя, красавчика, посмотреть!..
– Пап, – и почему это перед отцом всегда хочется оправдываться?.. – Пап, это все Романенко. Макеев обещал, что я в рамку встану, но заболел…
– Больше их слушай! Что Макеев, что Романенко – одним миром мазаны! Говорил же я тебе, что к Деду переходить нужно! – хмурился отец.
– Но мы же у «Химика» выиграли!
– Вы?.. – Бакин-старший сердито засопел. – Лично ты, я сам видел, на скамейке весь матч просидел. Эх, выпускают на поле черт знает кого, блатных всяких! И не надо тут «мыкать»! Каждый сам за себя, каждый свой интерес блюдет!
Это было уже слишком.
Отец оказался вопиюще неправ!
Семен чувствовал это всем сердцем, как чувствовал единение там, в раздевалке, перед матчем, когда Егор протянул руку, и когда товарищи забрасывали шайбы, и когда пьянящее чувство победы заставило позабыть обо всем. Нельзя быть только за себя! В этом случае никогда не стать командой и не одержать даже одной-единственной победы!– Знаешь что, папа, лучше помолчи! – резко ответил Семен и отвернулся от отца.
Тот и вправду обескураженно замолчал. Это было что-то новенькое!
А потом пришла Юля. Веселая, румяная с мороза, с бутылкой шампанского.
– За победу! – сказала она, улыбаясь. – Знаешь, я никогда не видела Антона таким счастливым! Они после игры, как дети, в снегу валялись!
Но выпить за победу мы так и не успели.
– Оле! Оле-оле-оле! «Медведи» – чемпион! – раздавалось под окном.
Я выглянул и увидел во дворе их всех. Все до единого ребята пришли, чтобы прокричать о нашей победе. Даже раздолбай Кисляк, даже вечно занятый учебой Димка Щукин.
Они смеялись и махали шарфами под медленно падающим снегом. И это было так красиво, красивее, чем в стеклянном шаре, который был у меня в детстве: стоило его встряхнуть и в нем тоже шел снег, засыпая девочку в красной шапочке…
– Я пойду, поздно уже. – Юля снова улыбнулась, только в ее улыбке была горчинка. Совсем маленькая, едва заметная.
– Не уходи. Как же шампанское? – спросил я, глядя ей в глаза.
– Потом… Как-нибудь потом. Еще не время, не люблю я эти пузырьки…
Ее мягкие губы на миг коснулись моей щеки, и Юля ушла, оставив после себя слабый запах каких-то легких духов.
– Я внизу, выйдешь?
– Уже бегу!
Саша накинул куртку и выбежал из квартиры. Сил дожидаться лифта не было, и он свернул на лестницу, чувствуя в себе столько энергии, что, казалось, мог взлететь.
Яна ждала у подъезда, приоткрыв пассажирскую дверцу машины.
– Прокатимся? – предложила девушка.
– С удовольствием. – Саша опустился на кожаное сиденье, и машина тронулась.
Они вырулили со двора и поехали по проспекту, освещенному огнями фонарей и светом витрин. Вечерний город казался незнакомым и удивительно романтичным. В машине играла негромкая музыка, что-то французское, утонченное, очень подходящее Яне. Она вообще похожа на француженку – тонкая, элегантная, сдержанная…
Внезапно девушка свернула на обочину и затормозила.
– Что-то случилось? – удивился Саша.
А Яна повернулась к нему, и взгляд у нее был какой-то странный, не такой, как обычно.
– Я тебе нравлюсь? – спросила она.
– В смысле?.. – Саша совершенно растерялся.
– Саш, ответь, пожалуйста, на простой вопрос: да или нет!
В полумраке машины ее глаза таинственно сверкали, а от былой сдержанности не осталось ни следа.
– Да. Очень нравишься, – сказал он, не отводя взгляда.
– Ну тогда просто поцелуй меня!
Яна сама потянулась к нему. Ее губы были мягкими и отчего-то пахли вишней. Сладость и горечь, от которых буквально сносило крышу.