Первый после бога

На секунду она задумалась. Потом сказала:

– Мне кажется, дон Педро, нет греха ехать на коне с родичем.

– Но не очень близким, – напомнил Питер Шелтон и улыбнулся.

* * *

Соледад хорошо знала окрестности, и всадники перебрались через реку в указанном ею месте, милях в шести от города. Левобережный край долины проехали быстро, не встретив испанских патрулей, и углубились в засыпанную камнями пустошь. Шелтон велел перейти с галопа на рысь, чтобы не утомлять лошадей. Миновал полдень, жара усилилась, но с гор потянуло свежим ветром. Неторопливо и упорно отряд пробирался к морскому берегу, то по участкам открытой, растрескавшейся от зноя земли, то среди зарослей кустарника и высоких, похожих на гигантские подсвечники кактусов.

Прошло минут двадцать, и Соледад прошептала:

– У вас такие сильные руки, дон Педро… Но…

– Но?.. – повторил капитан.

– Вы слишком крепко прижимаете меня к себе.

– Простите, сеньора. Я не хотел причинить вам неудобство.

Через недолгое время она шепнула опять:

– Дон Педро…

– Слушаю, донья Соледад.

– Ваш предок… тот, который похитил девушку из Картахены… как его звали?

– Питер Шелтон. Так же, как меня.

– И как это было?

– Что, сеньора?

– Ну, похищение… Может быть, донья Исабель пошла с ним добровольно? Увидела, полюбила и…

Капитан рассмеялся. Волосы Соледад щекотали ему щеку, а кожа пахла так, словно он очутился в райском саду.

– Мой дед был пиратом, без правой руки, далеко не красавцем и старше доньи Исабель на двадцать лет. Не думаю, что она влюбилась в него с первого взгляда. Может быть, со второго или с третьего, когда он привез ее в Порт-Ройял.

– И они прожили вместе?..

– Тридцать девять лет, сеньора. Я не слишком крепко прижимаю вас к себе?

– Нет, дон Педро, так хорошо. А ваша матушка – она тоже испанка?

– Она была англичанкой и умерла почти двадцать лет назад от родильной горячки.

– Я сожалею, дон Педро, я сожалею… Ваша сестра осталась без матери…

– Ее заменила бабушка Исабель. Лиз не была сиротой.

Молчание. Потом:

– Дон Педро…

– Донья Соледад?..

– Скажите, она была счастлива? Ваша бабушка Исабель? Там, на Ямайке?

Немного подумав, Шелтон произнес:

– У деда был крутой нрав, но ее он любил до безумия. Может ли быть несчастной женщина, которую так любят?

– А вы, дон Педро? Вы ее тоже любили?

– Конечно, донья Соледад.

Больше она не сказала ни слова. Должно быть, размышляла о том, откуда у мужчин из рода Шелтонов пристрастие к женщинам из рода Сольяно.

Берег океана южнее Писко. Октябрь 1685 года

Близились сумерки, которые в этих широтах быстро переходили в непроглядный мрак. По расчетам Шелтона, до бухты, где поджидал их корабль, оставалось мили две или две с половиной; значит, к ночи они будут на борту и отплывут с началом прилива. Куда, он еще не решил, но Питеру мнилось, что верная мысль придет к нему только в море, на палубе, привычно качающейся под ногами, мысль, навеянная запахом соли и смолы, посвистом ветра и хлопками парусов. Ему было о чем подумать. Со смертью Сармиенто он лишился проводника, но не надежды добраться до сокровищ инков – он все еще мог сделать это сам. Возможно, без потомка Уамана экспедиция будет успешнее, ведь сомнительный проводник намного хуже, чем никакого. Если бы Сармиенто исполнил свое обещание и повел их в горы, то, вероятнее всего, их трупы сгнили бы в каком-нибудь ущелье или достались грифам-падальщикам. Горы – не место, куда стоит идти со лжецом и предателем, таким, как Сармиенто! Он, Питер Шелтон, поверил ему, но доверчивость не грех, а только ошибка. И он всего лишь первый после Бога на своем корабле! Есть Бог, который перечеркнул его планы, не дал ему погибнуть и повести на погибель людей!

Так размышлял он, полный непривычного смирения, и временами его ладонь соскальзывала с талии Соледад, сдвигалась чуть выше, и капитан ощущал, как бьется ее сердце. Это напоминало Шелтону, что хоть в долине Писко он не нашел ни дублонов, ни талеров, зато обогатился иным, более ценным сокровищем. Правда, донья Соледад и благополучие семейной компании были теперь крепко-накрепко повязаны – Соледад стала новой заботой, добавившейся к судьбам сестры, отца и Мартина. Он не мог привести жену в дом, которому грозило разорение; мысли о нищете и о том, что бедность может лишить их всего, корабля, свободы и достоинства, возмущали гордость Питера. Он знал, что скорее умрет, чем согласится на это, но вопрос стоял иначе: не умереть и выполнить задуманное.

– Не прошло и трех дней, как мы возвращаемся, – сказал ехавший рядом Мартин Кинг. – Батлер будет удивлен.

– Верно, – согласился капитан. – Еще примет нас за испанцев и встретит залпом из пушек. С него станется! – Он повернулся и крикнул: – Пим, скачи вперед! Предупредишь мистера Батлера, что мы близко!

– Да, сэр!

Пим погнал лошадь галопом и скрылся в зарослях кактусов. Люди ехали по двое, по трое в ряд следом за капитаном, дремали или негромко переговаривались, пили теплую воду из фляг, жевали сухари. День выдался утомительный – пятнадцать часов на ногах или в седлах, стрельба, скачки, беготня, и за все хлопоты почти никакого прибытка. Лошади тоже устали, плелись, опустив морды, фыркая и роняя пену с губ. Близился вечер, солнце палило уже не с прежним неистовством, но нагретые камни и земля отдавали жар воздуху, и дышать было тяжело. Каждый мечтал о том, чтобы оказаться в море, где ветер дарит прохладу, где под ногами не камни, а палуба, а вокруг – не знойная пустыня, а соленые воды до самого горизонта.

– Хотите пить, донья Соледад? – спросил Шелтон.

– Нет, дон Педро.

– Вы устали?

– Устала, но, должно быть, не так, как ваши люди. Здешний климат мне привычен.

– Скоро мы будем на корабле, леди. Моя каюта – в вашем распоряжении.

– Благодарю, дон Педро.

Всадники обогнули несколько каменных плит, наклонно торчавших из почвы. Они походили на мотыги, которыми племя гигантов пыталось вскопать в этих гиблых местах поля и посеять что-нибудь пригодное для пропитания. Но ничего у них не вышло – мотыги сломались, из земли вылез колючий кустарник, и великаны умерли от голода. Возможно, думал Питер, если выкопать траншею, найдется где-то огромный скелет или хотя бы челюсть с зубами размером с палец… Но вероятнее, что здесь нет и не было жизни, так как Господь не предназначил эту землю для людей и зверей. Зачем Он вообще ее сотворил?.. Может быть, для того, чтобы люди, поглядев на эту пустыню и ужаснувшись, оценили Его щедрость в других местах, таких благословенных, как Ямайка, Барбадос или Виргиния.

Мартин Кинг повернулся к капитану.

– Помнишь тот вечер на Мохасе, когда Кромби затеял с тобой неприятные разговоры? Когда он притащил меня к тебе? Помнишь, Пит?

Шелтон молча кивнул.

– Я думаю, не так уж плохо обернулось дело. Конечно, Сармиенто обманул нас, но с нами старик. Он пришел на корабль без принуждения, пришел по своей воле, и твоя совесть чиста. Он питает к тебе дружеские чувства, и временами мне кажется, что ты ему дорог, как сын. Ты был прав, что не согласился с Кромби… то, что он предлагал, – мерзость!

– Ты к чему ведешь? – спросил капитан.

– Ну-у, разве непонятно? – смущенно пробормотал Мартин. – Проводник-негодяй мертв, так почему бы нам не найти другого, честного и достойного? Почему не спросить Уильяка Уму о нашем деле? Он здесь, рядом с тобой…

Соледад беспокойно зашевелилась. Она не знала английского и могла подумать, что речь идет о ней.

– У меня случился спор с кузеном, и Мартин напоминает о нем, – пояснил капитан на испанском. – С нами старый индеец, и кузен отнесся к нему без должного уважения.

Повернув темноволосую головку, Соледад взглянула на Питера.

– Кузен? Еще один брат? Но вы говорили только о сестре, дон Педро!

– С этим братцем вы скоро познакомитесь, – усмехаясь, сказал Шелтон. – Он прирожденный джентльмен, учился в Европе, бывал в Париже и Лондоне. Уверен, его гардероб и манеры приведут вас в восторг.

– Вы насмешничаете, дон Педро?

– Отнюдь, донья Соледад. Братец Руперт из тех людей, которые…

Продолжить Шелтон не успел – из-за очередной плиты-мотыги показался Пим на взмыленной лошади. Он безжалостно погонял коня, на лице его пот смешался с пылью, глаза были ошалевшие.