Первый после бога

– Фунтов?

– Английских фунтов. Это около миллиона песо.

– О! – Ее губы беззвучно зашевелились, лоб прорезали морщинки. Потом Соледад огорченно сказала: – Я думала, если продать поместье, мои драгоценности и дом в Лиме, который я унаследовала от Орельяны, этого хватит… Но за всё не выручить и трети суммы, нужной вам.

Шелтон смотрел на нее и чувствовал, как теплеет в груди. Однажды она уже спасла его, спасла их всех – там, на пустынном берегу, когда он потерял корабль. Она сказала, что нельзя странствовать в горах без пищи, снаряжения и лам, без запасов пороха, теплой одежды и крепкой обуви, без котлов, веревок, топоров и сотни других вещей. Без этого путь к богатствам инков станет дорогой к смерти! И потому нужно вернуться в усадьбу, в дом, заваленный телами ее слуг, оплакать их, похоронить и подготовиться к походу. В поместье есть всё нужное, маис, вино и масло, ламы, инструменты и одежда, даже порох, а главное – верные люди, ее индейцы, работники и арендаторы. Они не любят белых людей, сказала она, но солдатам никого не выдадут, солдаты для них – самые ненавистные среди испанцев. Так что нужно вернуться и спрятаться в касе и других постройках, где хранят оливки и зерно, а лошадей отогнать к горам, на дальние пастбища. Она сказала это Шелтону и Уильяку Уму, и старый инка склонил голову и произнес: у этой женщины есть мужество и здравый разум. Слушай ее, сын мой!

Однажды она уже спасла его и хочет спасти опять…

– Дон Педро, что же вы молчите? Я обидела вас своим предложением? Вы не хотите вспоминать о деньгах?

– Милая, – промолвил он, – лучше вспомним то, что было в твоей касе. Я говорил, что если даже мы найдем сокровища, придется идти через лес, а это долгий и опасный путь. В Писко твой дом, Перу твоя родина… Я просил тебя подумать, моя леди.

– И я сказала, что уже подумала. Я ведь не сомневалась, что вы уйдете в горы и в лес навсегда… Навсегда! Уплывете потом на Ямайку, и я вас больше не увижу!

Свет окружал лицо Соледад волшебным ореолом. Питер наклонился и поцеловал ее.

– Так вы не обиделись, дон Педро? – прошептала она.

– Обиделся. Не называй меня доном Педро. Я Питер Шелтон, Пит. Просто Пит.

Внезапно она приподнялась в воде и обхватила его шею обеими руками. На секунду груди Соледад, две серебряные чаши, мелькнули перед Питером, и в следующий миг ее губы были на его губах. Он не видел ее глаз, скрытых тьмой и их близостью, но чувствовал, как бьется ее сердце, как трепещет жилка на виске, как покорны ладоням ее плечи. Это длилось долго-долго, целую вечность.

– Пит… – раздался едва слышный шепот, – Питер, любимый…

– Ты совсем не так неопытна, как считал твой покойный супруг. – Он снова прижался к губам Соледад, потом поднял голову. – Нет, совсем не так неопытна… И знаете, что я скажу вам, сеньора? Ваша честь под угрозой!

Она тихо рассмеялась.

– Честь женщины – в любви мужчины. Мне ли заботиться об этом – теперь, когда я встретила тебя?

Ее пальцы распустили завязки рубахи Шелтона.

* * *

Рев водопада был слышен за десять миль. Сначала он казался только одним из множества звуков лесной симфонии; шелест листвы, птичий щебет, шарканье ног и людские голоса почти заглушали его, и лишь чуткое ухо могло уловить этот негромкий монотонный гул. Но по мере того как отряд приближался к реке, гул делался громче, превращаясь сначала в рокот, а затем в грозный рык, не позволявший расслышать другие звуки. Это рычание растекалось над округой, напоминая о том, что есть силы, в сравнении с которыми мощь человека и его орудий – писк комара, попавшего в тайфун. Чудилось, что от этого грохота колышется земля, качаются деревья и что он сейчас расколет небо.

Люди и ламы двигались в заросших лесом скалистых предгорьях, пересекая наискосок склон высокой горы и постепенно спускаясь вниз. Когда-то тут была дорога, засыпанная плотно утоптанным щебнем, но время и джунгли почти уничтожили ее следы; сквозь щебенку проросли деревья, чья опадающая год за годом листва превратилась в толстый слой почвы. Теперь никто не нашел бы эту дорогу, заброшенную полтора столетия назад, но Уильяк Уму шагал уверенно, посматривая на скалы. Каждые сто пятьдесят или двести ярдов встречался утес с выбитыми на нем значками; они были едва заметны, и Шелтону чудилось, что знаки походят на птиц или, возможно, на солнечный диск с крыльями. Иногда их закрывали кроны лесных гигантов, и старик просил срезать ветви или свалить дерево.

Походный порядок изменился – теперь все главари, Кинг, Белл и Айрленд, собрались рядом с капитаном в голове колонны. Соледад тоже была здесь, глядела в изумлении на огромные деревья и свисавшие с них лианы толщиной с мужскую руку. Но идущие следом моряки не любовались чудесами природы; каждый уже мнил себя богачом, и, перекрикивая грохот водопада, они обсуждали, как распорядиться тысячами песо, что вскоре попадут в их карманы. За отрядом гнали лам, груженных провиантом и снаряжением; грохот воды пугал животных, они задирали головы и тревожно нюхали воздух.

Сюда, показал жестом Уильяк Уму, и люди повернули в сторону от скал. Теперь они двигались вниз без всяких признаков дороги и знаков, помогающих ее найти – очевидно, сейчас их проводник ориентировался лишь по шуму падающих вод. Шелтон слушал этот победный грохот и чувствовал, как его охватывает нетерпение. Шагая по опавшей листве среди гигантских стволов, заросших мхами и папоротниками, прорубаясь временами сквозь подлесок, он ждал, что вот-вот появится река с падающим со скал потоком, а за ним – пещера, полная сокровищ. Сами по себе эти богатства не очень его занимали, но то, что он добрался до них, тешило его гордость. Пусть не по семи мостам, не через перевал с каменным воином, пусть река, водопад и пещера совсем в другом месте, но все-таки он здесь! Можно погрузить золото на лам, набить им мешки моряков и помечтать среди этого изобилия о погашенных векселях и спасенной компании «Шелтон и Кромби». А еще – о встрече с лондонскими заимодавцами. Какие лица у них будут! Жаль, братец Руперт не увидит! Не суждено… Однако здесь, в двух шагах от сокровищ, смерть Руперта, Батлера, Джонса и других моряков «Амелии», гибель корабля, долгий путь через горы и сьерру, жертвы и перенесенные лишения – всё это приобретало смысл. Господь сказал: кто не теряет надежды и трудится, тому воздастся.

Грохот сделался оглушительным, деревья расступились, открывая вид на реку. Уильяк Уму не поминал ее названия; вероятно, оно существовало лишь на языке инков, и знать его Шелтону было незачем. Он и его мореходы стояли на выступе скалы, что тянулся дальше, к воде, и исчезал за падавшим в пропасть потоком. Воды рушились почти отвесно с широкого карниза в сотне футов над их головами, а двумястами футами ниже ярилась и бесновалась река, одетая пеной, туманом и мерцающими в воздухе радугами. Посреди водопада, ближе к левому краю, торчал каменный клык размером с крепостную башню; около него вода бурлила, точно в кипящем котле, веками – а может, тысячелетиями – пытаясь одолеть преграду. Тут не было мира и покоя, но вечное борение стихий, где грозный рокот вод спорил с неподвижностью и молчанием камня; тут Бог, Творец всего сущего, являл свою силу и власть. Место это, полное необузданной мощи и грома труб апокалипсиса, было явно не для людей.

Но казалось, что старый инка этого не замечает. Приблизившись к Шелтону и напрягая голос, он заговорил; до капитана долетело: «Поведу тебя… твою женщину… еще двоих… чтобы взглянуть… остальные потом…» Кивнув, Шелтон показал на Мартина и Тома Белла, развел руки и резко опустил их вниз. Его жест был истолкован правильно – люди стали снимать заплечные мешки и опускаться на землю. Айрленд, прохаживаясь среди них, награждал пинками особо нетерпеливых.

Старец, поманив за собой Шелтона, быстро зашагал к водопаду. В двадцати ярдах от него скальный выступ делался уже, превращаясь в тропу, явно вырубленную в горном склоне человеческими руками. Эта перемычка вела к воде, падавшей сверху широким веером; разлетавшиеся брызги осели на лице и волосах капитана, заставив его прикрыть ладонью глаза. Он шел за Уильяком Уму, точно по лезвию ножа: слева – отвесный склон, справа – пропасть, а под ногами – мокрый скользкий камень. Соледад вцепилась в рукав его камзола, сзади ее поддерживал Мартин. Том Белл, замыкавший процессию, нес фонарь со свечой, связку факелов и прочные кожаные мешки.

Они ступили под водную завесу. Теперь река и пропасть были не видны, скрытые потоком; лишь солнце просвечивало сквозь него, и лучи светила, дробясь в мириадах капель, заставляли их сиять, словно парящую в воздухе тучу невесомых бриллиантов. Тут и там по скале стекали струи, проточившие за много лет канавки, но главный поток низвергался справа от путников и довольно далеко, рукой не дотянуться. Они двигались под этим зыбким полупрозрачным покрывалом, не замечая стремительного падения воды; чудилось, что скалу прикрывает огромный купол из толстого стекла. Тропа была достаточно широкой, чтобы шагать уверенно, и Шелтон подумал, что здесь, должно быть, прошли сотни людей – каменотесы, носильщики, воины и знатные инки, следившие за наполняющими пещеру богатствами. Если так, то это место известно многим, мелькнула мысль. Было известно, поправился он, хотя с уверенностью утверждать нельзя. Возможно, внизу, на дне реки, лежат кости строителей и носильщиков, уничтоженных ради сохранения тайны.

Уильяк Уму исчез, скрывшись в пересекавшей склон расщелине. Вслед за ним капитан шагнул в непроглядную тьму, ощущая под ногами шероховатый, однако вполне ровный пол. Говорить еще было нельзя, но Томас Белл без всякой команды запалил свечу и принялся зажигать факелы. Вспыхнуло пламя, по сводам пещеры заметались тени, но кроме грубо отесанных стен и валявшихся под ними каменных рубил и молотов, Шелтон не заметил ничего. Очевидно, этот грот являлся только преддверием к сокровищнице; в дальнем его конце пол будто бы понижался, и там виднелось сгущение мрака. Старик молча показал на него факелом.