Первый удар
Шрифт:
Так странно было чувствовать себя всем сразу. Странно слышать и видеть то, что происходит за многие километры отсюда. Странно не ощущать собственного тела. Странно чувствовать вместо него огромные, радостно трепещущие просторы, величаво текущие реки, освобождено вздыхающие леса, колышущиеся на ветру травы, ветер, играющий в догонялки с пушистыми клочьями облаков… сейчас я была всем. И все это было мной. Мы стали по-настоящему едины: земля, реки, ветер, подземный огонь. Я слышала их. Видела сотнями и тысячами глаз. Ощущала как себя саму. Понимала. Лежа на вершине холма, ставшего мне вторым домом, я постепенно сливалась с этой удивительной природой. И лишь сейчас, отдавая ей себя полностью… лишь теперь, соединяясь с ней, становясь единым целым… только так, растворяясь без остатка… я неожиданно осознала, чего именно она от меня так ждала. На что надеялась, отдавая самое главное свое сокровище. Что теряла, соглашаясь
Наверное, мне надо было перед этим побродить по чужим дорогам. Надо было нос к носу столкнуться с нежитью. Отправиться в Фарлион, увидеть своими глазами изуродованный Темным магом, брошенный на колени и почти погибший Харон. Надо было пережить шесть проклятых Печатей. Надо на собственной шкуре ощутить, как больно ранит энергия смерти. Надо было шесть раз заново возродиться из пепла умерших в ней душ. И снова вернуться, чтобы прильнуть к своей истинной матери и тихо прошептать:
— Прости. Я больше никогда тебя не покину…
Я не знаю, сколько времени провела, лежа в уютной колыбели из трав и лаская проснувшимся Знаком обнявшую меня теплую землю. Не знаю, сколько сил перешло из него в окончательно проснувшуюся и встрепенувшуюся в надежде Равнину. Я не видела, как неуловимо меняется вокруг меня лес, как неуверенно замирают на ветках птицы, как оставляют незаконченную охоту волки, перестают убегать от них озадаченные остроухи, как растеряно садится на цветы мошкара и как торжествующе сияет надо мной добравшееся до зенита солнца, под лучами которого все быстрее и быстрее во мне разгоралось совершенно новое чувство.
В то же время я откуда-то знала, что где-то далеко-далеко удивленно и радостно подняли головы мои Хранители. Как шумно раздул ноздри вышедший из леса красавец Олень. Как одобрительно заревела на берегу какого-то озера огромная Медведица. Встрепенулся и отряхнулся от обильной росы массивный зеленоглазый Волк. А следом за ним из глубокого оврага высунулась треугольная Змеиная голова, настороженно попробовала воздух раздвоенным языком, удовлетворенно зашипела, уловив грядущие изменения, и со спокойным вздохом вернулась обратно. Перед этим заставив земную твердь содрогнуться от неслышного приказа и передав всем ползучим гадам, что теперь у них есть истинная Хозяйка. И что теперь по первому ее зову каждый из них должен был явиться немедленно.
А еще я неожиданно снова увидела перед собой смутно знакомое, нечеловечески белое, но все еще невероятно красивое лицо с крупными черными глазами, которое даже спустя месяц все никак не могло оставить меня в покое.
— Ты отдала свой долг, носительница Эо, — со слабой улыбкой сказал призрачный и никак не желающий исчезать Ли-Кхкеол. Странно. Он же умер. Его душа ушла из меня — я чувствовала. Но вот он снова здесь. И снова смотрит, как тогда, возле Печатей, когда изумленная растерянность на его лице постепенно сменялась недоумением, недоверчивым пониманием, плавно перетекающим в непонятное одобрение и поразительное, необъяснимое, но очень отчетливое прощение. — Ты отдала долг своего народа перед моим обманутым племенем. Ты свободна. Я больше не стану тебя тревожить — Обмен Душ, наконец, полностью завершен, и мой дух может спокойно уйти. Когда-то я хотел тебя уничтожить. Когда-то мной двигала только ненависть и чувство мести. Ты хорошо знаешь теперь, почему. И знаешь, что когда-то один из твоей расы предал нас. Ради власти. Ради наживы. Ради того, чтобы обрести то, что ему не было предназначено. Когда-то он запер души моего народа в своих мертвых алтарях. Но ты разрушила их. И ты освободила тех, по ком мы так долго скорбели. Это знают все мои родичи. Это почувствовал наш возрождающийся Эйирэ. Поэтому я говорю тебе: ты свободна. И говорю: ты по праву носишь мой Эриол. Мы больше не станем уничтожать смертных, входящих в наши Леса, Эо. Мы больше не будем искать в них надежду, как это случилось пятьдесят лет назад. Мы не тронем их души. Обещаю. И тебе больше не надо опасаться, что однажды твое тело станет чужим. Не надо бояться, что мой дух снова коснется твоего разума, или того, что кто-то еще сумеет тронуть его без твоего разрешения. Все кончено, Эо… я отпускаю тебя. И ухожу в мире, зная теперь, что он не погибнет от твоего присутствия. Я завершил Обмен Душ, это правда. Но я не тронул твоей собственной души. Просто оставил частичку своей, на память, чтобы ты не держала зла на мой уставший народ. Чтобы простила меня за обман. И чтобы она хранила тебя так же, как станет хранить мое родовое оружие. Прощай…
Когда я открыла глаза, на лес уже опускался вечер.
Вокруг стояла оглушительная тишина. Легкий ветерок осторожно ласкал обнаженную кожу. Мои светлые волосы причудливо переплелись с вольготно
разросшимися травами, а на лице почему-то застыли чужие слезы, которых я совсем не ждала и которые в полной мере сейчас ощущала своими.Недавнее видение выбило меня из колеи.
Оно, едва всплыв в памяти, вызвало внезапную дрожь от мысли, что все это время мне по-прежнему угрожала опасность от никуда не исчезнувшего, как мне когда-то казалось, но притаившегося, надежно скрывшегося в глубине моего разума и тщательно хранившего сам факт своего присутствия эара. Обмен Душ… боже, кажется, теперь я знаю, КАК и с помощью ЧЕГО он провел этот гнусный ритуал. И почему его родовое… кровное!.. оружие так поразительно легко прижилось внутри меня, смертной, которую его прежний хозяин так долго и упорно ненавидел.
Эриол — это часть эара. Его оружие, его плоть и кровь. Оно — часть его тела. Оно хранит в себе частичку его души. И это именно он, красивый клинок с потрясающими свойствами, все время упорно прятал от меня и Теней своего погибшего хозяина. Только там мертвый эар мог сохранить себя в неприкосновенности. И только в нем он мог оставаться сколь угодно долго, тщательно выбирая время для внезапного, неожиданного, предательского удара.
Почувствовав мою мысль, из правой ладони нерешительно выглянула знакомая до боли изогнутая рукоять. Предатель… а ведь он — настоящий предатель. Подумать только — всего одно слово эара, и спрятанный в моем теле клинок мог стать моим последним воспоминанием. В любой миг он мог разрезать мое тело пополам. Уничтожить его. Разорвать на части. Слабая человеческая плоть никогда не была для него препятствием. Раз уж он даже на хитиновые панцири Тварей не обращал никакого внимания…
Я судорожно сглотнула и внутренне похолодела.
Мама… все это время я носила свою смерть с собой. Вот в этой руке. Вместе с чужой, затаившейся внутри душой. Причем, глубоко ненавидящей меня душой, ненавидящей весь человеческий род, ненавидящей очень давно и… если честно, за дело.
Но тогда почему же он так долго тянул со своей местью?
Почему так долго ждал?
Почему не убил, если мог сделать это в любой миг, в любой день, в любое мгновение, стоило лишь отдать Эриолу приказ?
Я, поколебавшись, вытащила клинок полностью и заворожено уставилась на серебристо-голубое лезвие, которое впервые показалось мне целиком. И впервые открыло передо мной свою истинную суть. Разящий свет… сгусток энергии, который не пугали никакие преграды… сотканный из мельчайших частичек чужого сознания… помнящий того, из кого был сотворен… слышащий его мысли, желания… знающий все его тайны… острый… граненый… узкий, как протянувшийся с небес отсвет заходящего солнца, и длинный, как самый обычный меч, которым он, забрав щедрый дар освобожденных мною душ, неожиданно стал. Невозможно. Невероятно. Но он лежал в моей руке, постепенно меняя очертания, становясь из обычного кинжала сперва тонкой стрелой, затем — короткой спатхой, длинным мечом, копьем и снова — коротким кинжалом… невообразимо быстро угадывая мои желания. Играя на солнце то серебром, то синими отсветами чудесного небесного металла. Послушный. Волшебный. Покорный отныне. Безгранично острый. Преданный. И почти живой. Квинтэссенция духа Эйирэ… плоть и кровь моего царственного врага, который так внезапно стал мне еще одним кровным братом. Бесценный дар, который он оставил после своей смерти. И воплощенное в сталь прощение, которым он так неожиданно заменил свою прежнюю ненависть.
«Ничего себе! — ошарашено сказал Лин, терпеливо дожидавшийся моего пробуждения возле пещеры, а теперь вскочивший и оторопело уставившийся на изменившийся клинок. — Так вот он, оказывается, какой! Гайдэ, как ты это сделала?! И мне… кажется? Или ты действительно научилась его подчинять?!»
Сжав Эриол, я снова сглотнула и, все еще с трудом веря, хрипло прошептала:
— Ли-Кхкеол…
— Он твой, — тихонько шепнул ветер и тут же умчался прочь, провожая в иные миры отлетевшую душу… последнюю из тех, кого я еще не успела отпустить… и срывая с ресниц невесть откуда набежавшие слезы, которых я, как ни странно, уже не стыдилась.
Глава 2
Вернулись мы на целый день раньше, чем я обещала перед отъездом Фаэсу. Но, поскольку дело близилось к вечеру, а времени было в достатке, то мы с Лином, коротко посовещавшись, решили сперва разведать обстановку, так сказать, с воздуха. Поэтому дождались темноты в одном симпатичном лесочке, расправили крылья и несколько часов потратили на облет близлежащей территории, заодно отыскивая лагерь рейзеров.
Фаэс, кстати, гад последний — точных координат мне так и не дал, отговорившись тем, что, дескать, Его Величество еще не определился со ставкой. Но за то время, пока рейзеры собираются и выходят, этот вопрос еще решится, а на месте пока работают его знаменитые Хасы. И, как только будут точно известны масштабы Прорыва, станет ясно, какое расстояние от него считать относительно безопасным. Потому что вблизи, ясное дело, никто ночевать не будет, а отходить слишком далеко — замучаешься потом возвращаться.