Первый встречный
Шрифт:
Но Алю штормило. Проехалась за кокосовым молоком, называется!
– Можно поподробнее? – не размыкая губ, потребовал мужчина, обжигая ее теплым дыханием.
– Подробнее рассказать про твои умственные способности?
– Ты зарываешься, Алевтина.
– А ты нет?
– Так ты не от парней?
– Божечки святы, дошло! Я приехала в бабушкин дом! В бабушкин! Присматривать за кошаком! Какие в твоей голове сложились схемы, я не знаю! И какими должны быть твои друзья вездесущими,
Как-то раньше в подобном русле Аля про его слова не думала. Ну брякнул он что-то. Что-то там решил. С кем не бывает.
Тут же получалось, что он изначально думал, что между ними будет секс! И все ее хождения и прочая деятельность им воспринималась… как?
Никита поморщился, но хват пальцев не ослабил.
– Я не считал тебя шлюхой.
– Зашибись! А кем считал? Ну-ка! Пустил меня, быстро!
– Аля…
– Не сделаешь – я закричу.
Сказала на полном серьезе, тем самым тоном, которым разговаривала с подчиненными, которые в виду ее молодости поначалу решали, что порой можно ее не воспринимать всерьез. Подумаешь.
Подействовало и на Никиту. Он нахмурился сильнее, посмотрел на нее с недоверием.
– Аль, я… что, лоханулся?
– А я почем знаю? – недружелюбно буркнула она. – Так ты меня отпустишь или как?
– Или как. Потому что ты злишься.
– Естественно! Почему мне, собственно, не злиться?
– Повода нет. За свои дурные мысли я прошу прощения.
Последнее предложение он произнес тише, без лишней эмоциональной окраски.
Главное – правильно. Бабушка часто в детстве одергивала Алю, когда та, натворив дел, говорила «извиняюсь» или «извини». Она переправляла ее. Бабушка считала, что, когда человек просит прощения, он признает свою ошибку. Остальное – так, слова, не выражающие степень вины и причиненного ущерба.
– Знаешь, куда ты можешь засунуть дурные мысли?
Бабушка бы не одобрила ее ответ. Но какой есть.
– Аль…
– Что? Неужели трудно понять, что я не желаю с тобой разговаривать? И общаться!
– Да почему, черт побери?!
Никита тоже перешел на повышенные тона.
– Потому!
Она задышала чаще.
– Это не ответ. Дай обоснования.
Обоснования ему? Да пожалуйста.
– Ты меня в шлюхи записал! Этого достаточно.
Господи, она представила, как бы он ржал, сообщи она, что девственна! Точнее, что была.
Наверное, за живот бы держался.
– Так, хватит! – решительно сказал Никита и отпустил ее.
Ей только это и требовалось. Она толкнула его в грудь, освобождая себе пространство и дорогу.
Но
у Никиты были другие планы.– Пошли-ка домой.
Ага, ща-а-ас…
– Никуда я с тобой не пойду.
Ей тоже решительности не занимать.
– Мне похеру, что там сейчас у тебя крутится в твоей хорошенькой блондинистой головке и где тебя сегодня перемкнуло, но ты идешь домой. Со мной! Точнее, не так! Я тебя провожаю до дома, а уж там…
Его молчание расценивалось двояко.
Одна часть Али, которая относилась к «девочке-девочке», затрепетала, запищала от восторга. Захлопала в ладоши и замерла в ожидании. В продолжении. В низ живота ухнуло что-то тяжелое, теплое. Трусики увлажнились до неприличия.
А вторая сторона встала на дыбы. Ей не понравился ни приказной тон, ни риторика.
С какой стати ею командуют и говорят, что делать? Кто этому Никите дал такое право? Да никто! Она точно не давала! И не планировала. Она взрослая, самостоятельная и, что главное, самодостаточная женщина, спокойно обходившаяся без мужчин до двадцати пяти лет!
Менять в ближайшем будущем она ничего не планировала.
Поэтому…
Она поджала губы.
Все.
Скандалить больше не будет.
Идти домой? Да и пойдет! Проблем нет.
Никита внимательно следил за ее реакцией. Она намеренно медленно кивнула.
– Провожай. Раз тебе больше нечем заняться.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумал. И даже шутливо указал рукой путь-дорогу.
Аля пошла, вскинув подбородок. Внутри продолжало клокотать негодование.
– Несколько дней назад напали на девушку. Именно в парке.
– Прямо так уж и напали?
– Да, – сурово сказал Никита. – Кофту порвали.
Аля невольно притормозила.
А вот это страшно.
Она всегда выступала против насилия, тем более над женщинами. И когда слышала подобные истории, сильно расстраивалась. Понимала, что нельзя все новости пропускать через себя. Не получалось.
Аля прикусила в задумчивости губу. С конца прошлого года она осторожно, стараясь не втягивать себя в тему, которую не всегда сможет вывести морально, начала поддерживать один центр помощи женщинам, подвергшихся домашнему насилию. Она действовала анонимно.
Может быть, потом, чуть позже она найдет в себе силы и время и придет лично. Пока – так.
– Девушка… не пострадала?
– Вроде бы нет.
– Откуда ты знаешь эту инфу?
– В ВК в местной группе писали.
Аля сильнее прикусила губу.
То есть Никита реально ее защищает? Оберегает? Так получается?
Нет-нет, никакого отката назад!
Они дошли до их улицы. Дом, еще один дом.