Первый...
Шрифт:
Там, в закрытом подвале он лучше рассмотрел ее. У Очкарика имелась фигура. Во всяком случае, грудь до безумия хороша и Кириану с каждым часом все сильнее хотелось увидеть Чару всю, но нечто внутри парня настойчиво нашептывало — лучше этого не делать.
Лучше бы Агеластос вообще не видел Очкарика другой — пусть бы она оставалась для него непонятным созданием в мешковатой одежде.
Но, нет — в подвале он отчетливо увидел девушку и она как-то странно влияла на него. Далеко не так как другие. Нет, необычно уже то, что вообще ощущалось некое влияние, ведь все остальные девушки безлико входили в жизнь Кириана и так же незаметно
А это непонятное создание запомнилось и ее, наоборот, не хотелось отпускать. Почему? Неизвестно. Просто возникало желание ее изучать и понять чего же в ней такого особенного. Ну, помимо шикарной груди. Тем более, Чара заинтересовала его до того, как Агеластос увидел ее без майки.
Чара этого не замечала, но в том подвале Кириан постепенно изучал ее.
В первую очередь он уловил ее запах. Сразу Кириан решил, что это аромат духов, причем, непривычно не мерзкий и не приторно слащавый, как у других девушек, а именно очень приятый. Каждый вдох, как глоток свежего воздуха и, как нечто будоражащее.
И только спустя какое-то время Агеластос понял — это не аромат духов. Это личный запах Очкарика.
Разве так бывает? Он всегда считал, что нет, но на Чаре убедился — она имела собственный запах. Это был аромат девушки и он дурманил. Пробуждал в сознании то, что срывало самоконтроль и в какой-то момент Кириан почувствовал себя зверем, который по запаху нашел себе самку.
В той закрытой комнате он только и дышал этим ароматом и постепенно сходил с ума. Внутри все раздирало от желания намотать волосы Чары на кулак и притянуть ее к себе. Обвить рукой талию и, наклонившись к шее девушки, раз за разом вдыхать запах ее тела и потом не останавливаться и утолить жажду.
Чтобы полностью не сорваться, ему нужен был свежий воздух и, с трудом держа себя в руках, Кириан пытался починить систему вентиляции. Вот только этот чертов запах сильнее туманил и дурманил. Рвал сознание на клочки и со временем все стало только хуже.
У Кириана уже давно были проблемы со сном. Годами это не проходило и он почти не спал. Помогали только таблетки.
Вот только, там в подвале он заснул и без них. Этот чертов запах действовал на него по-разному. Не только будоражил, но и успокаивал. А, через сон почувствовав, что Чара придвинулась к нему, он инстинктивно прижал ее к себе.
Впервые в жизни Агеластос спал настолько крепко и после сна ощущал себя настолько отдохнувшим.
Вот только, сон с Чарой пробуждал еще кое-что, что сдерживать становилось все труднее и труднее.
Тогда Очкарик приняла душ и ее запах был частично скрыт ароматом мыла. Кириану после этого должно было стать легче, но, нет, нечто подобное очень сильно раздражало. Очкарику следовало пользоваться только тем мылом, которое само по себе не имело запаха.
Второе, что понял Кириан — Очкарик без очков очень даже ничего.
И Агеластос был готов провести в том подвале очень много времени. Чтобы насытиться и постепенно полностью изучить все еще непонятное для него «нечто».
Вот только их нашли.
Кириан давно не был настолько сильно зол. Его тогда буквально раздирало от ярости, ведь мужчины, открыв дверь, отняли то, что Агеластосу тогда было важнее воздуха.
Очкарик просто взял и ушел. Еще и это гребанное обещание при котором Кириан больше не мог подходить к ней.
Что
с ним только не происходило в те моменты и лишь позже пришло понимание, что так даже лучше. Нет Очкарика — нет дурмана раздирающего сознание.Создавалось ощущение, что жизнь вернулась в привычное русло, но почему-то прежней она уже не становилась. Других девушек не хотелось. Как-то слишком пресными они казались.
И Кириан уже никак не мог заснуть. Теперь даже таблетки не помогали, но так сильно хотелось прижать Очкарика к себе и, вдыхая ее запах, наконец-то отдохнуть.
Вот только, ее, как на зло, в универе не было. Кириан мрачно по ночам смотрел на свет в ее комнате и не мог понять, какого черта Очкарик не приходила на занятия. И подойти к ней не мог — чертово обещание.
А потом он сорвался. Приехал к ней ночью и собирался Чару отвезти к себе. Или лучше — отъехать хотя бы на квартал и, найдя более уединенное место, сразу затащить девушку на заднее сиденье своей машины. И вот там уже притянуть ее к себе.
Но, нет, она как всегда отталкивала. Кириану это даже нравилось. Чара же чистая и так просто парням не давалась.
Но, как Агеластос скоро узнал — не давалась она только ему. А так был некто, кто по ночам уже подвозил Очкарика к дому.
Нет. Такого быть не может. Кто мог запасть на это непонятное нечто?
Но слова о том, что Очкарику больше понравились поцелуи другого парня, стали похожи на револьвер приставленный к голове. Одна секунда и он выстрелил.
Внутри все горело и сознание взрывалось яростью. Каких же усилий Агеластосу стоило не пойти за Очкариком в подъезд. Он бы мог ее перехватить и, перекинув через плечо, забросить в машину, а потом отвезти к себе. Но Кириан этого не сделал. В ту ночь его разрывало от ярости и он пошел в разгул, но для себя Агеластос решил, что Очкарика больше не существовало. От интереса к этому созданию слишком много проблем.
В какой-то момент пришло понимание, что Очкарика можно поменять на любую другую. Но, нет, это было не так. Ни удовлетворения, ни отдыха. Вообще ничего.
Но, конечно, прошло еще слишком мало времени. Агеластос был уверен, что Очкарик уже вскоре забудется. Ему плевать на нее.
И лишь увидев Иерона, который целовал Чару, внутри Кириана вновь все взорвалось адским огнем и внутренний зверь взревел, острыми когтями изувечивая сознание.
Агеластос и Гатис дружили с самого детства, но в тот момент Кириан мог бы сломать челюсть Иерону. А все из-за этого гребанного поцелуя. Насколько же сильно Агеластос был зол. Яростью пропитывалось чувство того, что другой прикоснулся к тому, что принадлежит только ему.
Глава 13. Ночь
Мы только отъехали от университета и я еще не успела привести мысли в порядок, но, даже пытаясь на что-то отвлечься, слишком отчетливо в своем сознании видела мрачные голубые глаза Кириана.
Еще почему-то невыносимо сильно хотелось провести ладонью по щеке и хотя бы таким образом стереть ощущение поцелуя Гатиса, словно он был ошибкой и чем-то неправильным.
Очень сильно нахмурившись, я обернулась к Иерону и хотела сказать, чтобы он больше меня не целовал, но в это мгновение заметила, что его телефон зазвонил и на дисплее высветилось имя Кириана. Я сразу немного напряглась и, отвернувшись к окну, сделала вид, что мне очень интересно наблюдать за зданиями, мимо которых мы проезжали.