Перышко из крыла ангела
Шрифт:
— Правильно говорит, наверное, — попыталась заразиться ее оптимизмом Лукреция.
— Конечно, правильно! Оптимисты дольше живут! Я сейчас пойду позвоню Грише и заодно сниму деньги в банкомате.
— Какая ты деятельная! Это потому, что молодая? — прищурилась Лукреция.
— Это я темпераментная! Вся в отца! Ему тоже двадцать четыре часа в сутки не хватает. — Ждите меня! — и Алена упорхнула из номера.
«Слава богу, что с ней все в порядке, — подумала Лукреция. — Хорошая девочка. Все-таки богатому папаше надо ее больше стеречь! Но она добрая и отзывчивая, это факт. И она
Через час в номере появился Григорий — гей неопределенного возраста, то есть от двадцати пяти и выше. Худой, красивый, манерный и явно попробовавший на своем лице все что можно для омоложения и красоты.
— Привет, — кивнул он Лукреции, словно знал ее всю жизнь. — Ого! Ну и тюнинг! Ночь живых мертвецов давно прошла, девочки! Нельзя же так злоупотреблять!
— Да, а мы вот подзадержались, — ответила Алена. — Нам бы убрать эти следы.
— Ты имеешь в виду след от спиленного рога? — хохотнул он. — Ой, Алена, подведешь ты меня под монастырь, — отметил Гриша. — Это же криминал какой-то?
— Меньше знаешь, крепче спишь! — показала ему язык Алена.
— Ты только…
— Да ничего я не скажу отцу! Гриша, когда я подводила? Мне можно доверять, — заверила его Алена.
Гриша открыл блестящий, серебристый чемоданчик и явил миру множество баночек, пузырьков, кисточек, аппликаторов.
— Давайте, кто первый? — жеманничал он.
— Лукреция! — указала на нее Алена. — Ей важней!
— Псевдоним? — уточнил Гриша.
— Нет, меня так зовут по паспорту, — привычно ответила Лукреция.
— Офигеть! — Гриша покачал головой и приступил к своим обязанностям. — Какие танцы танцевать будем, Лукреция?
— Русские народные, — вздохнула та. — Нам выдадут кокошники, так что прически не надо.
— Сразу говорю, что синяки замажу, а вот опухлость убрать вряд ли удастся, — предупредил стилист.
— Мне главное, чтобы издали не испугались, — ответила Лукреция. Она уже проверила линзы, они не пострадали, а вот очки, разбитые вдребезги, остались в злополучной яме.
Грише пришлось немало потрудиться, чтобы более-менее привести ее лицо в порядок. Лукреция посмотрелась в зеркало и, оставшись вполне довольной, широко улыбнулась, чем ввергла в шок и Гришу, и наблюдавшую за ними Алену.
— Зуб! Мне же выбили зуб! Как я могла забыть! — воскликнула Лукреция.
— Да, улыбаться тебе нельзя! — глубокомысленно заметил Григорий.
— Но в танце все девушки улыбаются! А приклеить зуб нельзя? — спросила Лукреция. — Я же его нашла!
Она метнулась к своей сумке, порылась в маленьком кармашке и достала зуб.
— Вот он!
— Приклеить зуб? — Гриша от такого предложения даже побледнел.
— Его, родимый! — радовалась Лукреция.
— Чем я приклею? — Стилист от нее аж отшатнулся. — Лаком для волос?
Но тут на помощь неожиданно пришла Алена.
— А вы его на жвачку приклейте! Немного, но продержится…
— На жвачку? — переспросила Лукреция, подумав, что ей послышалось.
— Я так уже делала! На собеседование раз пошла, а у меня, как назло, ноготь отвалился. Я его на жвачку прямо перед кабинетом
приклеила. И вы перед выходом на сцену приклейте зуб, на какое-то время хватит! — Глаза девушки горели огнем.— Ладно. Попробую, все равно к стоматологу не успею, уже пора ехать.
— Я вызову вам такси! И буду ждать новостей. Надеюсь, хороших.
— А ты не пойдешь к отцу? — спросила Лукреция.
— На пару дней затаюсь, пока лицо не заживет. А потом обязательно объявляюсь, — ответила Алена.
— Ты еще не самостоятельная, не забывай, — усмехнулась Лукреция.
— А по-моему, излишне самостоятельная! Вся в отца! — засмеялась Алена. — Ни пуха вам, ни пера!
Глава 7
Выйдя из театра, где проходило выступление ансамбля «Рябинушка», Лукреция первым делом позвонила верной подружке Аньке. Та сказала, что в данный момент она не в офисе, а в одном ресторане, где их команда оформляет банкетный зал для юбилея какой-то «шишки». В этот ресторан Лукреция и заявилась.
Обстановка вокруг совсем не соответствовала настроению Лукреции. В душе у нее была тьма, стыд и ужас, а вокруг висели разноцветные шарики и гирлянды из живых цветов, сновали какие-то возбужденные, веселые люди, раздавались смех и шутки.
Выглядела Лукреция ужасно. Грим размазался, волосы растрепались, в глазах, красных и опухших, застыл ужас. Анна сразу же бросила все дела, усадила подругу за столик и принесла ей стакан воды. Лукреция к нему даже не притронулась, сидела как каменное изваяние и молчала. Анна сбегала на кухню и принесла сто граммов коньяка.
— На, выпей!
— Я не хочу!
— А тебя никто и не спрашивает. Я сказала — пей! На тебя смотреть страшно.
Лукреция нехотя взяла рюмку.
— Вот так, молодец, — приободряла ее Анька. — А водой запей!
— Ой! Обожгло все…
— Запей, запей! Сейчас хоть порозовеешь. А теперь рассказывай! Что произошло?
Лукреция опустила голову.
— Запорола выступление? Я так и знала, что так получится, — вздохнула Аня.
— Знала?! Знала и заставила меня пойти на это? — воскликнула Лукреция.
— Никто тебя не заставлял, сама согласилась. Да и Люда так просила! Как было отказать? Конечно, можно было предвидеть, что из этой затеи ничего не получится. Ты не танцевала столько лет, да и в институте особыми талантами не отличалась. Но ты молодец! Ты попыталась помочь и сделала все, что смогла, — успокаивала ее Анна. — Я только одного не пойму — почему ты избитая вся? Это тебе в театре накостыляли? За то, что провалила выступление?
— Да как ты могла такое подумать? Никто меня не бил! Только ржали как кони!
— Тогда откуда эти синяки и шишка на лбу?
— Я сама упала, — прошептала Лукреция, сглатывая слезы.
— Ничего себе — упала!
— Сильно упала, — поправилась Лукреция, потирая лоб.
Анна округлила глаза.
— А чего тогда ржали-то?
— Господи! — Лукреция закатила глаза. — Ты не представляешь! Худшего позора я в своей жизни не испытывала! Знаешь выражение — провалиться сквозь землю? Так вот я испытала это в полной мере.
— А можно поподробнее? — спросила Анна.