Пес, который говорил правду

— Ты не видела Кими тогда, на выставке!

— Ах, Кими! Ну да, это же она тебе все рассказала.

— Да, на своем языке.

Рита страдальчески закатила глаза.

— Вот видишь! — сказала я. — Если ты так реагируешь, что, по-твоему, сказал бы Кевин? Может быть, он просто не поверит мне. Открытость и терпимость к человеческим странностям — не главные его достоинства.

— Кевин — кембриджский полицейский. Он здесь вырос. И жил не за каменной стеной. Если всякие странности существуют, то где же, как не здесь? И, я думаю, он это понимает. Но даже по кембриджским меркам ты слишком далеко хватила в своей версии. Скорее всего, он тебе не поверит. Но ты ведь показывала ему эти письма?

— В том-то и дело, что нет. Я не знаю, заглядывал ли он в память компьютера. А может, у нее были копии, и их нашла полиция…

— Так почему же ты не…

— Слишком серьезный мотив. Особенно теперь, если всплывет вся эта история с полом. Я-то знаю, что я права, и думаю, Кевин мне поверит. А если поверит, вряд ли он станет отрабатывать другие версии. Никто даже не будет всерьез рассматривать возможность алиби…

— А ты сама допускаешь, что он…

— Да, — ответила я. — У него были очень серьезные мотивы. Может быть, он сделал это сам. А может быть, кто-то помог ему.

— Кто же?

— Прежде всего кто-то, у кого много синеквана. Кто-то, не знающий, что она не любила домашний сыр. Может, он тоже не знал этого, но синеквана у него не было. И как он мог подложить его в коробочку с сыром? Да, похоже, был кто-то еще, у кого тоже имелась причина ненавидеть Элейн. Рита, эти люди живут очень таинственной и непонятной жизнью. Но знаешь, что самое странное? Они хорошие люди! Рита, ты их знаешь. Они действительно очень милые люди, а если я скажу Кевину, у них просто не будет шанса. И весь Кембридж узнает. Ты когда-нибудь была у них дома?

— Да.

— Ну?

— Если ты и вправду думаешь, что он мог сделать это, ты не имеешь права молчать. Факты и ваши с Кими сумасшедшие предположения — разные вещи. К тому же вы с Кими можете оказаться правы.

— Вот спасибо!

— Я, конечно, не верю в «рассказы» Кими, но кое-что сходится, и если возникает подозрение… Как бы там ни было, здесь две совершенно разные и отдельные проблемы. Убивать людей не есть еще один, альтернативный стиль жизни. Если он это сделал, я бы не хотела, чтобы преступление сошло ему с рук. Ты не знала Донну.

— Но я знала Элейн. И неплохо к ней относилась. Очень неплохо. Может быть, раньше лучше, чем сейчас, но, по крайней мере, она что думала, то и говорила. А насчет ее романа, я не думаю, что Элейн сознательно хотела причинить кому-то боль. Она просто искренне не верила в брак. Я даже не уверена, знала ли о романе… ты знаешь кто.

— Кстати, а об этой самой «ты знаешь кто» в сандалетах ты не думала?

— Пока нет. Хотя, наверно, стоило бы. Она занимается делами мужа, счетами например. Она мне говорила, когда я была у них тогда. Если она рассылает счета его пациентам, значит, она должна была знать, что Донна виделась с ним насчет рецепта, правильно? И адрес Донны у нее должен быть. И, скорее всего, она знала, где живет Элейн. А может, она даже была в курсе того, какие именно лекарства ее муж выписывал Донне.

— Не понимаю, что она могла иметь против Донны.

— Я тоже не знаю. Разве что…

— Кажется, ты говорила, психиатры потому и платят такие огромные штрафы за злоупотребление доверием пациенток, что считается, будто они очень даже способны на такое.

— Холли, это не значит, что все они злоупотребляют доверием пациенток. Вовсе нет. А что касается ее, ну, той, которая занималась счетами… Возможно, тут есть над чем подумать. А насчет реакции Кевина ты, пожалуй, права.

— Надеюсь, что я ошиблась насчет вины Джоэла. Когда я буду твердо уверена, что не ошиблась, я, конечно, скажу Кевину.

— Я тоже надеюсь, что ты ошиблась.

Подошла официантка.

— Кофе? — спросила она.

— Без кофейка, — сказала Рита. — И со сливками, пожалуйста.

— Мне — натуральный, — сказала я.

Рита ностальгически вздохнула:

— Этот бескофеиновый кофе — как безопасный секс.

Глава 16

— Бабник. И пичкает пациентов лекарствами, — сказал Кевин. — Гордится и тем и другим.

Мы обсуждали Бена Мосса, прогуливаясь вокруг пруда. Я бы назвала нашу прогулку пробежкой, но у Кевина даже не изменился ритм дыхания. Рауди, трусивший слева от него, еще мог бы потягаться с ним, но и он высунул свой розовый язык. Мне же то и дело приходилось перекладывать поводок Кими из одной руки в другую, а та то вырывалась вперед, то отставала, то бестолково и радостно скакала вокруг меня.

— Рита говорит, что лекарства — вещь тонкая, — голос у меня прерывался от быстрой ходьбы, — некоторые люди могут жить только на таблетках, и очень важно выбрать подходящие. Это действительно искусство! Но она не считает Мосса хорошим специалистом.

— Психо… — начал Кевин и после небольшой паузы закончил слово, растягивая слоги, — фар-ма-ко-ло-гия.

— Слушай, ты что, занимаешься оздоровительной ходьбой? — Кими неожиданно рванула к какому-то кусту, заставив меня совершить прыжок. — Кими, рядом!

— Нет. — Кевин, извиняясь, махнул своей мощной ручищей. — Нет. Но этот тип — просто самовлюбленное ничтожество.

— Ты можешь идти помедленнее?

— Извини.

— Ничего. У него был роман с Элейн Уолш. Мне Рита сказала.

— Ага, — отозвался Кевин.

— Так ты знал?

— Ага.

— Откуда? Он сознался в этом?

— Боже! Что значит «сознался»?

— Ты хочешь сказать, что он треплется об этом направо и налево?

У Кевина бледная, почти прозрачная кожа, и летом он весь покрывается рыжими веснушками, а зимой его лицо становится красным, почти под цвет полицейской формы. А небо и его отражение в пруду были именно того зимнего, чистого оттенка, который придавал рыжеватым волосам Кевина красивый каштановый отблеск. Сейчас лицо его вспыхнуло, и, казалось, волосы охватило пламя.

— Вы разговаривали с ним с глазу на глаз? — Я пыталась восстановить дыхание. — Ты считаешь, что он вел себя недостойно?

— Тогда — он. А сейчас — ты.

— Он тебе сказал, что ты не в меру щепетилен?

— Он сказал мне, что все женщины одинаковы. И сопроводил свои слова известным жестом…

— Знаешь, ты действительно болезненно стыдлив. — Я совсем замедлила шаг. — Так что же он сказал? Что она была… искусна? Я достаточно прилично выражаюсь? Что она не соблюдала условностей?

— Не в таких выражениях. — Он опять вырвался немного вперед.

— Это правда оскорбительно, — согласилась я. — Ей бы это не понравилось. Думаю, не понравилось бы! Мне кажется, она не из тех, кто считал раскованностью треп о каждом поцелуе. Слушай, притормози, а? Что-то во всем этом есть некрасивое и недостойное. Я понимаю, почему тебя так задело его поведение. Кстати, он что, не понимал, что, говоря с тобой в таком тоне, производит плохое впечатление? А ведь ему это невыгодно!

— Как сказать! — Кевин на пару шагов опережал меня, и ему пришлось обернуться, чтобы я хорошо расслышала его. — Он хотел, чтобы я задумался: зачем мужику убивать такую хорошую бабу?