Пес, который взломал дверь

Голубой является стандартным цветом наградной ленточки, присуждаемой за первое место, но на подобных матчах таким цветом становится розовый. Я пропустила награждение Собак-Помощников, но, покидая лужайку, мы натолкнулись на Роз Инглман (это имя подходило ей сейчас как нельзя лучше), которая в одной руке держала розовую ленточку победителя, а в другой — голубой поводок Капризы. Каприза гарцевала вокруг хозяйки, беззастенчиво рисуясь своим чемпионством.

— Поздравляем вас, — сказала я обеим победительницам, затем перешла прямо к делу: — А как выступила Хедер?

— У нее второе место, — ответила Роз, — отрыв всего на один балл.

Должна заметить, что такие специалисты, как Хедер и Роз, часто участвуют в любительских соревнованиях вне конкурса. Но сегодня вечером каждая из них решила, что присутствие основной соперницы позволяет ей соревноваться на общих основаниях. При этом Роз своей победой не хвасталась. Она даже не сообщила мне, сколько очков они завоевали.

Мне нравится вспоминать ее именно такой, какой она была в эти несколько минут тем знойным летним вечером: в ее руках ленточка за первое место и поводок, она с интересом слушает пылкий рассказ Лии, новичка на подобных соревнованиях, снова и снова повторяющей истории, которые Роз слышала уже, наверное, тысячу раз. Да, слышать-то она их слышала, но больше их выслушивать ей не довелось. Позднее я узнала, что на следующий вечер она отправилась с Капризой на заброшенный теннисный корт в Элиот-парке. Пока они занимались, зной и духота, которые все нарастали в последние дни, наконец разразились грозой с ливнем и молниями, которыми было богато это лето. Я слышала, что Роз предусмотрела дождь. На ней были надеты водонепроницаемые брюки и куртка, в которые обычно облачаются бегуны раза в три моложе нее. Джек позже говорил мне, что подарил ей этот костюм на Рождество. Он специально подобрал расцветку к ее глазам — пронзительно-синюю. Возможно, он что-то предчувствовал. Молнии часто поражают фермеров. Они поражают тех, кто плавает, ловит рыбу или играет в гольф. Я никогда не слышала, чтобы пострадал кто-нибудь, тренирующий свою собаку, но обыкновенные вожатые прекращают занятия, если пойдет дождь. А вот вожатые экстра-класса тренируют своих любимцев при любых погодных условиях. Случись всемирный потоп и вздумай Господь изречь свою волю, Каприза бы твердо знала, что ей следует делать. Возможно, Каприза знала. Вот только Роз зачем-то дотронулась до калитки парковой ограды, целиком сделанной из металла.

Глава 6

Человечьи подданные собачьего царства — это последние из настоящих сельчан Америки. Всякий собаководческий клуб является крошечным городком с присущими одному ему традициями и сложной системой взаимоотношений с соседями, которая складывается исторически из связей, соперничества и преданности общему делу. Подобно крестьянам на городской ярмарке, мы всем скопом собираемся на выставках, и то не только для того, чтобы обменяться практической информацией, но также чтобы снова и снова ощутить свое единство со всеми гражданами великой независимой республики, именуемой Американским клубом собаководства.

Бесс Стайн, инструктор Лииной группы для начинающих, в Нонантумском клубе дрессировки собак, который является коллективным членом АКС, раньше судила соревнования, проводившиеся Собаководческим клубом Штатов и Континентальной ассоциации собаководов, и, помимо этого, еще преподавала в двух клубах южного побережья. Во время Второй мировой войны она активно работала в рамках программы «Собаки за оборону» в моем родном Кембриджском клубе Дрессировки собак, где собак превращали в настоящих четвероногих солдат, а затем, по прошествии более десяти лет, купила у моей мамы золотистого ретривера. Я все это рассказываю потому, что именно Бесс позвонила мне в субботу днем, чтобы сообщить о смерти Роз Инглман от удара молнии.

Телефонный звонок я услышала по чистой случайности — именно в этот момент я зашла в дом, чтобы подлить себе натурального лимонада, а Лии — ее любимого химического. В безумной духоте (на градуснике было девяносто по Фаренгейту) мы с Лией играли в Тома Сойера, облюбовав для этого ту часть забора, которая отгораживала угол моего двора от проезжей части Эпплтон-стрит. На нас были надеты мои старые футболки и джинсы, те, что побольше, — на мне, а те, что поменьше, — на Лии. Даже мне, приверженцу непритязательных одеяний для собачьих тренировок, эти наряды казались совсем уж истрепанными. Пятнышки белой краски смешались с яркими веснушками на руках и носу у Лии и с более светлыми моими.

Я на редкость бездарна в сообщении плохих новостей, и, вдобавок зная, насколько самоуверенной и почти что бесстрастной (совсем как маламут в человеческом обличье) может быть Лия, я растерялась, когда она заплакала. Кое-как закрыв банку с краской и бросив кисти в таз с водой, я обняла ее за плечи и почувствовала, как она дрожит. Мы присели в тени на забрызганной краской траве.

— Я не должна была вот так тебе все выкладывать, — начала было я, — но Бесс только что позвонила…

— Ей было очень больно?

Лия так горько плакала, что я с трудом могла разобрать ее слова. Неожиданно я почувствовала, что она совсем еще ребенок, а вот я уже совсем взрослая.

— Думаю, что нет. Это произошло мгновенно. Не знаю, было ли ей больно. Но если и было, то буквально одну секунду. Она была на теннисном корте, в парке, там, где мы занимались в прошлый раз. Это случилось вечером, как раз перед заходом солнца, когда обрушился этот ужасный ливень. Помнишь?

Лия кивнула головой.

— Вероятнее всего, это произошло в тот самый момент, когда она уходила с корта. Когда она открывала калитку в ограде, молния ее и ударила.

Калитка, конечно, тоже была металлической. Как, впрочем, и вся ограда из металлических цепей, окружающая теннисный корт. Металл раскалился? Ей было больно? Сейчас мне самой нужен был взрослый, который смог бы убедить меня, что больно ей не было.

— Ее нашел Джек.

— А как же Каприза?

— Она вернулась домой одна. Поэтому Джек и понял, что тут что-то неладно, — еще бы, ведь Каприза пришла домой без Роз. Он услышал, как она царапается в дверь. Пошел на поиски и обнаружил Роз.

— Холли?

— Что?

— Мы могли бы больше не красить сейчас?

Еще несколько минут назад мы обе были настоящими Томами Сойерами. А теперь я перевоплотилась в тетушку Полли, в героиню, которая, должна сказать, мне никогда не была симпатична, — это был враг, взрослый человек до кончиков волос. Смерть вынуждает кого-то из двух быть взрослым, тем человеком, который делает вид, будто знает, что за чертовщина творится вокруг. Что касается собак, то я, конечно же, всегда — или почти всегда — знаю, что за чертовщина происходит, и мне не составляет большого труда объяснить им, как мы с этой чертовщиной поступим и почему поступим именно так. Но как поступить, когда дело касается людей? Если бы Лия сейчас не плакала и не задавала вопросов, если бы ее вообще здесь не было, то я, пожалуй, бросила бы в сумку пару чистых джинсов и зубную щетку, запихнула бы собак в машину и отправилась бы в Аулз-Хед, штат Мэн, откуда смерть Роз казалась бы чем-то далеким и где бы никто — мой отец — это уж точно — не надеялся бы, что я стану обращать внимание на человеческие нужды. Я бы написала Джеку письмо, внесла бы пожертвования на доброе дело, а затем, по прошествии некоторого времени, побеседовала бы с людьми о том, каким замечательным вожатым была Роз.

Одним из преимуществ одинокой жизни — хотя Навряд ли жизнь с двумя маламутами можно назвать одинокой — является то, что ты не обязан никому объяснять, почему ты хочешь уехать из города. Ты просто запихиваешь собак в машину и уезжаешь. И нет никого — кузины, например, — кто мог бы предположить, что ты сбегаешь. Моя мама не одобряла побеги. Всякий раз, когда у нас умирала собака, — а имея множество собак неизбежно сталкиваешься со множеством смертей, — она заставляла меня видеть все, включая похороны, особенно похороны, потому что необходимо попрощаться и осознать, что это прощание навеки. На последних похоронах я навеки попрощалась с мамой. С тех пор я на похоронах не была. Всякий раз мне кажется, что я прощаюсь с ней.

На этом покраска забора, конечно же, прекратилась. Мы смыли краску с рук и мрачно уселись на кухне пить чай, поглаживать собак и говорить о Роз. В качестве траурной одежды на нас по-прежнему были потрепанные джинсы и изорванные, будто от безумной скорби, футболки.

— Я хочу послать цветы, — сказала Лия. — Как ты думаешь, розы, наверное, будут выглядеть дико?

— Нет, не будут. Но цветы обычно не посылают. Такого обычая нет у евреев. Можно послать корзинку с фруктами или еще с чем-нибудь. Либо принести какую-нибудь еду. Либо…