Пёс во тьме

Малец пополз к саням, поднялся и уставился в сундук. Шар лежал там, как раньше. Даже его всплеск был заподлицо с его внешностью, как будто все это было одной частью. Ни один торк не поднял шип. Малец потянулся вниз, на мгновение нахмурившись, его — дрожащие кончики пальцев Навята коснулись его. Воспоминания носили присутствие того, от кого они пришли и присутствие вспыхнуло через одиночество. Что-то жило внутри шара. Это был единственный способ, которым он мог это определить и не понимая, что это значит, он отдернул руку. Он оглянулся на нижнюю сторону гранитного купола. Малец пошатнулся к краю отверстия, упал на колени и сплелся на снегу, чтобы спуститься в яму. Он снова колебался, прежде чем коснуться второго шара, но на этот раз голыми руками. И вот он снова…присутствие.

Магьер почувствовала что-то, но только когда она открыла шар с торком. Так почему он почувствовал что-то сейчас? И мысль о ее тёрке, или о том, что он оставил с Лисилом, задержалась в голосе Мальца.

Если бы он взял его с собой.

Малец оттолкнулся от дыры. Больше не было времени задерживаться, хотя теперь он страдал от большего бремени.

Несмотря на то, что к ночам он забрал оба шара в землю, он едва закончил 6 дыру, когда стало слишком темно, чтобы видеть. Теоретически было легко собрать убежище, потому что он видел, как это делалось много раз. Делать это в этом теле в темноте было другим делом. Он справился с этим и бросил пищу для собак, прежде чем перетащить свое истинное тело в убежище.

Утром он перекопал снег и лед через заполненную дыру и надеялся, что в ненастную погоду скоро исчезнут какие-либо доказательства того, что кто-то там копал. После полудня он убрал убежище, вернулся к собакам и саням, а затем отвез их обратно в то место, где он взял тело Навята. Когда-если-просвидетель проснулся, он увидит не больше, чем в последний момент, когда он вспомнил.

Малец колебался. Он уже чувствовал что-то неладное.

Он дрожал не от усталости. Были моменты, когда мир казался туманным и тусклым. Что, если его возвращение к собственной плоти было хуже, чем у другого? Он потратил время, чтобы снова собрать убежище и потащил в него свое тело.

Дыхание его морды было еще слабее, когда он смотрел.

Малец снял перчатки Навята. Взяв в руки Навята свою морду, он подтолкнул веки этих маджайхских глаз. Зрачки были не более, чем черные булавочки в центре кристально-синих ирисов, но он смотрел в эти глаза, пытаясь снова найти Духа, не его собственного духа, а стихийного духа самой плоти.

Все было черным перед глазами его Навята.

Малец почувствовал, как его голова ударила по замерзшей земле, когда он рухнул, а затем изо всех сил пытался дышать.

Его грудь горела. Холодный воздух обжигал его сухое горло. Каждый мускул болел, как будто он слишком долго лежал в болезни, не двигаясь. Ему пришлось сражаться, чтобы открыть глаза и даже тогда все было темно. Это было более дюжины вдохов, прежде чем он разобрал перед ним немую форму.

Все в убежище оказалось повернутым боком, где Малец лежал, положив голову на землю. Вне его носа была темнокожая рука и кроме этого было лицо Навята.

Гид лежал на боку, глаза полуоткрыты и не мигали в его непринужденном лице.

Малец попытался встать в своём теле, но даже не мог поднять голову. Он пытался лаять, выть, делать что угодно, чтобы вызвать какую-то реакцию у Навята. От отчаяния он потянулся за воспоминаниями гида, ища все, что имелось там сейчас, когда он освободил тело человека.

Ничего не было.

Он зашел слишком далеко, слишком долго задержался в плоти человека.

Малец лежал всю ночь. К рассвету ему удалось скатиться на живот, хотя поначалу он не мог заставить себя смотреть на свою жертву. Когда он сделал это, свет снаружи был достаточно ярким, чтобы проникать через холст убежища.

Глаза Навята были наполовину открыты и пусты. Хотя он дышал, это было не более, чем Малец видел в его собственном теле глазами гида. Осталось ли что-то от индивидуального духа, которого Малец так сильно толкнул, что он тоже принял плоть человека?

Он снова попытался найти какую-нибудь память в Навята, но темнота в голове гида была беспросветной, но затем кое-что мелькнуло в сознании Мальца.

Это был только один образ и он не двигался, как память прошлых событий. Малец-Навят-увидел себя в тот момент, когда он устремился к проводнику и полностью взял волю человека, что он тоже принял свою плоть. Образ самого себя в памяти Навята не двигался. Он задержался, застыл, захватив момент греха Мальца.

Когда Малец родился во плоти, он не знал, сколько его воспоминаний о том, что он был со своими родственниками, Фэй были стерты. Он даже не вспомнил, что они сделали это с ним. Лишь позже он заподозрил, и даже тогда ему было трудно полностью осмыслить все фрагменты воспоминаний, оставшихся внутри него.

Среди тех, что были — было — понятие греха, первый грех. До сих пор он только подозревал, что это такое, но намек на возможность, должно быть, был сохранен из всего, что было потеряно в том, чтобы быть одним из Фэй.

Каким-то образом он знал свой грех, хотя и не потому, что так назвал его.

Их первый грех был господством, рабством настолько полным и полным, но он мог помнить не больше, чем это из своего времени как часть их. Было ли одно воспоминание, последний образ его собственного греха, все, что осталось от Навята?

Возможно, это был признак того, что проводник все еще был там и возвращался к своей собственной плоти. Возможно, это было просто жалкое желание, порожденное виной и отвращением к себе, о котором он никогда не мог себе представить.

Малец выскочил из палатки и сначала колебался, пока не восстановил контроль над собственным телом.

Он побежал к побережью.

Каждый вечер он зарывался в снег только в меховой шкуре. Он был оставлен, чтобы испытывать бессонницу, страдать от того, что он сделал с человеком как Фэй и то, что он чувствовал от шаров.

Каждый рассвет он охотился на любую дичь. Ел он или нет, Малец бежал дальше. Наконец, увидев вдалеке океан, он повернул на юг вдоль берега. В седьмой день, во второй половине дня, он заметил укрытие на холме на небольшом холме над скалистым пляжем. Вдоль воды, кто-то стоял, глядя на океан.

Малец увидел белокурые волосы, развивающиеся на ветру и он завыл.

Лисил скривился и когда Малец зашагал к нему вперед Лисил кричал.

— Магьер!

Малец остановился на десять шагов, когда Магьер вырвалась из убежища. Она побежала к Лисилу, пока не увидела Мальца. Он знал, что они будут ждать его, хотя он не знал, как сейчас отреагирует Магьер. Она изучала его своим нечетким взглядом.

— Сделано? — она спросила.

Он один раз залаял — это означало «да».

— Я хочу вернуться в Колм Ситте — сказала она.