Пьеса – Женщина – Судьба
Шрифт:
Но вот моралист Арбенин отыграл проигранные Звездичем деньги, прочитал ему порцию нотаций, надавал советов и предложил поехать в маскерад (мы еще увидим, что это за место – «маскерад у Энгельгардта»). Вроде бы Арбенин намеревался «отдохнуть в толпе», но почему-то не получилось:
Они все чужды мне, и я им всем чужой.
И снова невольно думаешь: как странно – человек, увлеченный любовью к жене, почему-то с ней разлучен, отправляется в общество игроков в карты, и затем –
Арбенин - Звездичу:
Рассеяться б и вам и мне не худо.
Ведь нынче праздники и, верно, маскерад
у Энгельгардта...
Князь рад сопровождать своего старшего друга.
В толпе «чуждых» Арбенин продолжает опекать Звездича,
Но несколько слов об отношении Арбенина к окружающим, к этой самой толпе, которая «пестреет и жужжит» перед ним. Конечно, симпатизирующий своему герою автор сделал все возможное для доказательства того, что «толпа» состоит из «жалких ничтожных личностей» (см. «Золотой теленок» Ильфа и Петрова). Но ведь никакого иного общества, кроме пресловутого «света» Арбенин не знает; он не Константин Лёвин, не противопоставляет растленный «свет» добродетельным пейзанам. Нет, это не «свет» презирает Арбенин, он просто-напросто людей не любит. Конечно, подобную мизантропию пушкинский Онегин и лермонтовские Печорин и Арбенин во многом позаимствовали у героев Байрона.
Собственно, первоисточником этой мизантропии является христианская традиция выражения презрения к тварному, мясистому, этому самому «реальному миру»; мир этот в традиции западноевропейского христианства презирался и осмеивался в стихах, фарсах, мистериях и моралите; мир этот с его священнослужителями, с его сниженными представлениями о высоком божественном, c его женщинами, судопроизводством и всем прочим был категорически дурен. Но уже в эпоху Возрождения причина презрения к миру, то есть глубокое религиозное чувство было забыто; осталось лишь само презрение; зачастую ничем не мотивированное, кроме тяжелого характера персонажа. В строгом русском православии презрение и осмеяние тварного мира делегировались отнюдь не карнавалу, не какому-то общему глуму, но определенной личности, юродивому, принявшему на себя этот духовный подвиг – быть «насмешником над миром» и самому подвергаться насмешкам и издевательствам. Любопытно, что последним в западноевропейской литературе автором, четко сознававшим причину и цель презрения и осмеяния тварного мира, был Франсуа Вийон; это может показаться странным, но его образ, встающий из стихов и судебных дел, явно тяготеет к традиционному для балканско-русской традиции образу юродивого, то есть истинного воплощения Христа.
Интересна совершенно русская черта в байроническом по сути мизантропе Арбенине: он ведь ненавидит «маскерад»; эта ненависть ко всяческим развлечениям свойственна русской литературе, начиная от протопопа Аввакума, поколотившего скромную группку скоморохов.
Однако продолжаем. Звездич «набрел на приключенье», Арбенин столкнулся с неким «Неизвестным», наговорившим ему кучу гадостей. И вдруг – ремарка: «На канапе сидят две женские маски, кто-то подходит и интригует, берет за руку.., одна вырывается и уходит, браслет спадает с руки.» Зачем, собственно, эта ремарка нужна? Только затем, чтобы объяснить нам, что Нина, жена Арбенина, никому свой браслет не дарила, а всего лишь случайно потеряла.
«Но вот и вечер кончен», Арбенин дома. И теперь мы многое узнаем о его семейной жизни. Жены дома нет. Но Арбенин беспокоится не о том, что с ней, может быть, что-то плохое случилось. Нет, он беспокоится о том, что вот, когда-то он многим мужьям наставил рога, а вдруг теперь и ему изменяет жена... Арбенин – записной донжуан? Как дон Румата – прыжок на балкон и братский поцелуй в щечку? Да, в мужской компании «выманивает из-за кулис танцовщиц и актрис», но главное-то – именно мужская компания азартных игроков, ну, и прочее. Литератор Мария Ходакова отметила, что в пьесе предостаточно пылких романтических монологов – любовь, кровь, месть, смерть... Ключом ко всему этому кипучему романтизму она полагает слова Казарина перед похоронами Нины:
Арбенин здесь? печален и вздыхает.
Посмотрим, как-то он комедию сыграет.
(Ему)
<…>
Да полно, брат, личину ты сними,
Не опускай так важно взоры,
Ведь это хорошо с людьми,
Для публики, - а мы с тобой актеры.
Да полно – действительно ли в финале пьесы Арбенин сошел с ума? И как
же играть произнесение пылких монологов? Быть может, строя комические гримасы, поднося к лицу маску-бауту на палочке и говоря нарочито напыщенно?.. А еще стоит попытаться извлечь из пылкого монолога некое рациональное зерно...Арбенин утверждает, что любит свою жену. Но, между прочим, она «как агнец Божий на закланье, мной к алтарю приведена», то есть... как жертва. Почему? Ее выдали замуж насильно? Тот же Казарин определяет брак Арбенина следующими фразами: «женат, богат, стал барин», «женился и богат, стал человек солидный». Обратим внимание на последовательность: сначала «женат, женился», а лишь затем – сделался богачом, «барином» и «солидным человеком». Как это? Взял хорошее приданое? Нина молода, но на ее похоронах нет ее родителей, из ее родных только «кузина». Что же Арбенин – сумел обаять опекунов богатой красавицы-сироты? Старая дама на похоронах Нины скажет о нем: «Дурной был муж, дурной был сын...» Стало быть, всезнающий «свет» знал о том, что якобы «занятый любовью» к жене Арбенин был на самом деле плохим супругом? Он что, бил ее, бранил на балах? Нет, он всего лишь пренебрегал ею, редко они являлись в свете вместе...
Вот и сейчас: ночь, Арбенин обращается к слуге –
Что, барыня приехала домой?
Слуга
Нет-с.
Арбенин
А когда же будет?
Слуга
Обещалась
В двенадцатом часу.
Арбенин
Теперь уж час второй, -
Не ночевать же там она осталась!
Слуга
Не знаю-с.
Арбенин
Будто бы? Иди - свечу
Поставь на стол, как будет нужно, я вскричу.
Сколько вопросов возникает, когда читаешь этот короткий диалог! Оказывается, Арбенин не знает, куда поехала его жена. Почему же она ему не сказала? Она в продолжение дня (и вечера) не имела возможности увидеться с ним? И утром не виделась с ним? А ночью? У них вроде бы разные спальни, в одной из ремарок фигурирует «дверь жены». И – вспомним – перед сценой отравления, только в своей спальне сняла бальные уборы, попросила горничную: «Саша, дай мне книжку...», явно не готовилась к визиту мужа, а он вдруг вошел, она почти что удивилась: «Ты здесь?».
Арбенин уехал с маскарада после ссоры с Неизвестным, насмешливо посоветовав Звездичу заменить таинственную даму в маске любой другой. А Нина? Нина уехала позже. Нина предупредила слугу Арбенина, что вернется в двенадцатом часу, вернулась на два часа позже. Куда едет, мужу не сказала. Могла остаться ночевать в каком-то «там». Разумеется, все постановщики пьесы полагают этого слугу, что называется, проходным персонажем, но – на мой взгляд – он персонаж чрезвычайно важный. Совершенно ясно, что это камердинер Арбенина, то есть – фактически – самый близкий ему человек, ну, как Матвей дляСтивы Облонского, а – возможно – Арбенина и «слугу» связывают и более близкие отношения, как Чайковского и его камердинера Алексея, к примеру. Арбенин и слуга разговаривают, как два близких человека; слуга нарочито почтителен, Арбенин доброжелательно ироничен. Слуга, конечно, знает о барыне больше, чем ее муж, - от горничной Саши, от кучера, но барина излишне огорчать не хочет. Кстати, о маскарадном наряде. Возможно, на Нине было домино, как на баронессе, то есть с помощью горничной Нина надела домино и, выйдя из дома, села в карету уже в маскарадном костюме. Возможно, целый день она провела в разъездах – светская дама, и только вечером приготовилась к поездке в маскерад. В любом случае муж не знал, куда она едет, где проводит время. Но вот она вернулась. Муж встретил ее не очень ласково: «... наконец! Давно пора». Она как будто удивлена: «Неужели так поздно?». Как нам поверить, будто она не знает, что уже и вправду поздно! Явно она хочет смягчить Арбенина и восклицает так по-женски кокетливо: «Ах, как ты мил!», а перед этим еще и «целует его в лоб сзади» (в лоб – как мертвого). Но Арбенин уже завел свою обычную волынку: «А думаешь... глупец?.. Он ждет себе... а я...» Это уже даже и не подозрение, а почти что обвинение в измене. И это у них не только сегодня вечером, это у них всегда так. Нина отвечает Арбенину чрезвычайно значимым монологом: