Песчаные небеса

Он залпом выпил все, что оставалось во фляге, позабыв, однако, что кочевники обычно не привечают чужаков и могут вообще отказать в просьбе, сколько бы золота им не предлагалось. Впрочем, в таких случаях, северянин обычно добивался желаемого при помощи своего меча, перед которым легкие сабли зуагиров показались бы попросту детскими игрушками.

Решившись, человек быстро засунул в мешок остатки еды и пустую флягу, укрепил на плечах львиную шкуру, завязав в узел передние лапы зверя, и, нимало не заботясь о том, что его необычная для здешних краев внешность да одежда еще больше насторожат кочевников, быстрым шагом стал спускаться по каменистому склону, направляясь к нескольким десяткам верблюдов и их хозяевам-странникам.

Когда он уже был готов спрыгнуть с последнего невысокого уступа на песок, внимание путника привлекли внезапно раздавшиеся впереди крики людей и жалобный рев одного из верблюдов, который вдруг завалился на бок и забился, тщетно пытаясь вновь подняться на ноги. Северянин приостановился, с интересом наблюдая за происходящим. Столь незначительное происшествие – подумаешь, верблюд упал – вызвало среди кочевников чудовищную панику: люди с воплями разбегались в разные стороны от поднявшегося над несчастным животным облака пыли, бросив на произвол судьбы и имущество, и своего сородича, ехавшего на горбатом звере, с которым сейчас творилось явно что-то нехорошее. Но этим все не кончилось. Одновременно, еще с полдесятка верблюдов рухнули на песок, и сразу же вокруг них закрутились пыльные вихри, а мгновение спустя глазам наблюдавшего за непонятными событиями варвара открылось жутковатое зрелище. Одетый в темно-синий аграпурский халат зуагир, спасаясь от таинственной опасности бежал прямо туда, где на скальных обломках стоял северянин. Неожиданно казавшийся надежной опорой песок разверзся прямо под ногами бежавшего, и из образовавшейся воронки взметнулось гибкое, длинное щупальце, заканчивающееся неким подобием клешни, с той лишь разницей, что вместо двух сочленений оно имело три коротких пальца с острыми коготками на концах, а меж ними виднелся желтый глаз с узким, похожим на змеиный, зрачком. Почти сливавшаяся по цвету с песком конечность неведомого чудовища рванулась к зуагиру, он, сделав отчаянный прыжок, увернулся, но лишь для того, чтобы сразу упасть, наступив на полу своего длинного халата. В тот же миг трехпалая клешня намертво вцепилась в его одежду, а затем щупальце, вытягиваясь из воронки, начало, наподобие веревки, обвивать ноги истошно взывающего о помощи человека.

– Так недолго и без воды остаться! – пробурчал под нос темноволосый варвар. – Интересно, что это за тварь? Никогда таких не видел…

Человек выхватил из-за спины длинный меч, который не раз выручал его во многих переделках, и молча бросился вперед. Достигнув в несколько прыжков опутанного гибкой конечностью подземной твари кочевника, он сплеча рубанул по отвратительно извивающемуся, напоминающему толстого червя, щупальцу в том месте, где оно высовывалось из песчаного углубления. Даже могучей силы северянина не хватило на то, чтобы перерубить его сразу, и варвар, грозно рыкнув, вновь занес меч, вкладывая в следующий удар всю мощь, на которую были способны его железные мышцы. На этот раз меч вошел в плоть песчаной твари и рассек ее. Обрубок начал быстро втягиваться в воронку, оставляя на песке странную, молочно-белую жижу, пахнущую чем-то, напоминающим пещерную плесень, встречающуюся в горах Киммерии. Бегло оглядев кочевника, судорожно сдиравшего с себя желтоватую плеть, которая продолжала бессильно подергиваться, щелкая коготками на конце трехпалой клешни, северянин решил, что здесь его помощь более не требуется и побежал туда, где выпрастывающиеся из барханов щупальца продолжали разгром каравана.

Как всегда, молодой варвар кинулся в бой, не раздумывая – он даже толком не представлял себе, с кем именно нынче пришлось схватиться. Метясь меж захваченными в цепкие объятия монстра людьми и животными, он перерубал одну за другой десятки живых веревок, упорно не желавших расставаться с добычей. Краем глаза варвар заметил, что теперь не один – несколько опомнившихся от внезапного нападения кочевников, выхватив узкие, изогнутые сабли, отчаянно отбивали своих товарищей, неистово кромсая на куски кошмарные отростки скрывающегося под слоем песка чудовища.

Надрывные крики женщин, визг детей, громкий верблюжий рев, вздымающиеся в воздух столбы песка и пыли обратили мирно просыпавшуюся пустыню в подобие кошмарного сна, но весь ужас был еще впереди. Когда, казалось, битва с неизвестным врагом подходила к концу, ибо северянин с помощью десятка зуагиров отбил у щупалец всех людей, которых они еще не успели затянуть в песок, в нескольких шагах от варвара земля забурлила, к небесам рванулся пылевой вихрь, оседая тончайшим слоем на одежде оцепеневших кочевников. Едва облако рассеялось, стало видно, что совсем рядом в песке образовалась огромная, не меньше сорока шагов в диаметре, воронка, на дне которой шевелилось создание, от одного взгляда на которое хотелось бежать без оглядки до тех пор, пока есть силы и бьется сердце.

– Песчаный равах!!!

Чей-то сдавленный крик разорвал повисшую вокруг воронки тишину, и, словно в ответ, послышалось леденящее кровь шипение существа, названного равахом.

– Великий Кром, это что еще за?.. – северянин запнулся, подыскивая эпитет для не виданного им доселе монстра, но ничего подходящего не нашел. Зато возникло желание уносить отсюда ноги да побыстрее. Мало того, что этот самый равах размерами превосходил того же горного льва, по меньшей мере, вчетверо, так еще и выглядел на удивление отвратно.

– Ничего себе, сходил за водичкой!.. – усмехнувшись над самим собой, пробормотал варвар. – Но пить-то я все равно захочу…

Толстое, в три обхвата, тело раваха поднималось из воронки подобно кобре, готовящейся к нападению, только вот змею жуткое существо напоминало лишь отдаленно. Висящие складки буроватой, бугристой кожи мерно колыхались при тяжелых движениях гигантского червя. Конусообразная, безглазая голова медленно поворачивалась, будто принюхиваясь в попытке отыскать того, кто осмелился помешать владыке песков в его охоте. В темной щели рта угадывались несколько рядов мелких игольчатых зубов, волнообразно двигавшихся вправо-влево, наподобие громадной тёрки, и готовых перемолоть в кашицу любого, кто попадется на пути. Можно было ясно различить свисавшие с углов рта клочья верблюжьих шкур с остатками кроваво-красного мяса, а морда твари была вымазана смесью песка и крови. Вокруг пасти извивались десятки тех самых щупалец, которые он выпускал наружу, прячась в песке. Самые крупные отростки имели, кроме когтистых клешней, уже виденные северянином золотистые глаза – оно и понятно, раваху, обитавшему под землей, органы зрения нужны были только для того, чтобы искать добычу. Затем в дело вступали слепые, но более сильные щупальца, подтягивавшие жертву к зубастой пасти раваха, который появлялся на поверхности только в исключительных случаях.

Как, например, сегодня.

Варвар оглянулся, отметив про себя, что попросту остался один на один с равахом – только что мужественно освобождавшие своих соплеменников от смертельной хватки червя зуагиры с воплями ужаса бежали прочь от места, где из песка показался хищный монстр. И сейчас равах нацеливался на стоявшего перед ним человека, причинившего ему в этот день неприятностей вдвое больше тех, что выпали за столетия, пролетевшие со дня первой охоты…

Северянин поднял меч и медленно двинулся в сторону гиганта. С быстротой, которой варвар не ожидал от столь огромного существа, равах кинулся на него, стремясь оплести щупальцами и обездвижить. По-кошачьи извернувшись, человек избежал смертельных объятий, взмахом клинка отхватив несколько отростков. Равах отпрянул, втянув в себя многочисленные трехпалые руки, изогнувшись, поднял кверху заостренную голову и испустил дерущее слух свистящее шипение. А в следующий момент разъяренный червь пустыни, решив покончить с жалкой козявкой одним стремительным ударом, рванулся вперед, на мгновение завис в воздухе, а затем обрушился всей тяжестью могучего тела на варвара, рассчитывая раздавить его в лепешку. Человек уже прощался с жизнью, инстинктивно отскакивая назад и прекрасно понимая, что даже с его ловкостью и быстротой увернуться от падающего туловища огромной твари не удастся. Спасла ли варвару жизнь случайность, или же обострившаяся до предела жажда бытия, он даже сам не понял – в следующее мгновение, споткнувшись о брошенный в панике зуагирами мешок с каким-то добром, он упал на спину, выставил перед собой меч и, отведя в сторону от своего тела рукоять, ткнул ее в песок.

Если бы острие клинка не вонзилось в грубую кожу раваха по меньшей мере на две трети, и, отдернувшись от резкой боли, чудовище бы не выгнулось дугой, вырвав из ладоней северянина рукоять меча, варвара ждал печальный конец. Но когда монстр, шипя, как тысяча разъяренных змей, вскинулся, почувствовав в собственной плоти холодную сталь, варвар откатился в сторону, а равах рухнул на то же место, вогнав в себя меч по самую гарду.

Человек быстро отполз в сторону от бьющегося в агонии чудища, встал на ноги и, отряхнув налипшие на вспотевшее лицо песчинки, стал ждать. Равах свивался кольцом, поднимая в воздух тучи пыли, подобно гигантской плети, бился среди барханов, исходя жалобным свистом. Из его бездонной пасти хлынул поток той самой белесой мерзости, которая, как видно, была его кровью. Постепенно движения червя становились все более редкими и слабыми, прокатывающиеся по щупальцам волны судорог затихали, еще немного – и равах, вздрогнув последний раз, безжизненно вытянулся и обмяк. Все было кончено.

– И как это у меня получилось, сам не знаю… – хрипло прогудел северянин. Еще некоторое время он постоял, наклонив голову на бок, рассматривая теперь уже безвредного червя пустыни, а затем решительно направился к простертому телу поверженного противника. Преодолевая несносную вонь, исходившую от все еще вытекавшей из пасти раваха “крови”, человек обследовал огромную тушу, надеясь, что его меч не зажат между ней и песком – в таком случае вытащить клинок без чьей-либо помощи не представлялось возможным. По счастью, он обнаружил свое оружие довольно скоро – отполированная ладонями рукоять торчала из грязно-желтого, ребристого брюха. Несколько раз безуспешно попытавшись выдернуть меч, северянин уперся в тело червя ногой, ухватил гарду обеими руками и с большим трудом все-таки вытянул клинок, покрытый сероватой слизью. Взглянув на ощеренную пасть монстра, человек внимательно осмотрел ряды острых клыков, между которых застряли лохмотья верблюжьей шерсти, а кое-где даже клочки синей и белой ткани, совсем недавно еще бывшей чьим-то одеянием. Отбив острием меча с полдесятка самых крупных зубов, северянин ссыпал их в кожаный мешочек, висевший у пояса. Затем он тщательно очистил лезвие о песок, и, поймав зеркальной гладью стали солнечный луч, удовлетворенно пробурчал:

– Так-то лучше будет. А теперь я хочу пить еще сильнее, чем раньше. Ну-ка посмотрим…

Вокруг были разбросаны свалившиеся со схваченных равахом верблюдов тюки, а среди них виднелись и несколько надутых бурдюков, явно полных воды. Подняв один из них, северянин удовлетворенно хмыкнул.

– Ну вот, теперь можно и до Султанапура добраться.

Порыскав среди барханов, он отыскал полузатоптанную в песок львиную шкуру и свою запыленную дорожную суму. Вытащив из нее флягу, он вернулся к оставленному подле мертвого раваха бурдюку с водой, развязав горловину, стянутую ремешком, поднял кожаное вместилище с булькавшей в нем жидкостью и хлебнул.