Песчаные замки

— Не знаю, — ответила Реджис. — Даже не знаю, заговорит ли со мной.

— Ох, Боже, — вздохнула Агнес. Она тоже виновата. Могла не выпускать Реджис из дома. Глядя в тот день, как сестра натягивает дождевик, жестом приказывая ничего не говорить матери, Агнес чувствовала ледяные мурашки на коже. У нее было предчувствие — не собственно смерти, а чего-то ужасного. Иногда являются видения, вспыхивает прозрение, намек на картину… В тот день она схватила Реджис за руку, попросив: «Не ходи. Папа через минуту вернется». Сестра вырвала руку: «Я должна идти». Слово «должна» прозвучало столь же решительно и напряженно, как стремление Агнес ее удержать. Поэтому она отпустила сестру, после чего их семья развалилась, и Реджис по-прежнему все это прячет в душе.

— Агнес, — сказала она теперь, — мы все должны прояснить до папиного приезда. Не вини себя за мой поступок.

— Но ведь я знала, — возразила Агнес.

— Она знала, что будет, — пояснила Сес. — У нее такой дар.

Агнес хотелось бы не обладать таким даром, но Сес права. Она — иногда, не всегда, — что-то видит и чувствует, нельзя отрицать. Однажды ей приснилось, что мать завтра пойдет собирать для них чернику — и точно. В другом сне Реджис среди ночи споткнулась по пути в ванную, свалив с полки снимок в рамке — и точно. Стекло разбилось, она упала на осколки. Агнес взглянула на белый шрам в виде полумесяца, гладкий, блестящий, прямо под левой коленной чашечкой Реджис. Порой ее посещает пугающее предвидение.

— Давайте говорить реально, оставим фантастику, — сказала Реджис. — Надо с этим покончить, чтобы не расстраивать папу.

— Согласна, — кивнула Агнес.

— Какой он? — задумчиво спросила Сес. — Иногда его трудно вспомнить. Он будет рад нас видеть? Они с мамой опять будут счастливы? Можешь сказать, Агнес?

— Нет, — ответила Агнес, крепко держа себя в руках, желая, чтобы отец не представал перед ней всегда в одном и том же виде, старающимся разглядеть сквозь решетку клочок серебристо-голубого неба, со сжавшимися в узел мышцами, мечущимся, как лев в зоопарке, с обливающимся кровью сердцем оттого, что семья забыла его.

— Можешь, только не хочешь, — заметила Сес.

Агнес опустила голову. В Ирландии все остальные влюбились в берега, каменные стены и пабы. А она влюбилась в сказочные форты, в круги из каменных столбов. Влюбилась в каждый ирландский город, название которого начинается на «лис» — это означает, что там жили феи.

— Хватит, Сес, отстань от нее, — сказала Реджис. — Агнес знает не больше, чем мы. Подождем, увидим.

Но она знала. Сама не понимала, что это — второе зрение или простой здравый смысл. Только видела, что все не так. Как такое могло случиться? Ее отец убил человека…

— Ты о нем когда-нибудь думаешь? — тихо спросила она.

— О папе? Конечно, — ответила Реджис.

— Не только о папе, — добавила Агнес, чувствуя в горле какой-то рыболовный крючок. — Я имею в виду Грега.

— Она имеет в виду Грега Уайта, — пояснила Сес, как будто одно имя ничего не сказало бы сестре.

— Нет, если это от меня зависит, — выдавила Реджис сквозь зубы, стиснутые так крепко, что слова просвистели. — И вам не советую. Он пытался убить меня и папу, папа из-за него оказался в тюрьме.

— Мне просто интересно, — сказала Агнес, — кем он был и зачем это делал…

— Мама говорила, что он был бродягой, — напомнила Сес таким тоном, словно ничего хуже нет на всем белом свете, и бродяга — все равно, что дьявол. — Злился на весь мир, возненавидел папину скульптуру, потому что ее венчал крест.

Агнес это знала и огорчалась. Зачем люди делают подобные вещи?

— Я просто хочу… — начала она.

— Ты просто хочешь, чтобы воцарился мир во всем мире, настало всеобщее счастье, все стали бы добрыми и благородными, — перебила Реджис, спрыгнула с кровати, схватила Агнес за руки. Сестры взглянули друг другу в глаза, Реджис крепко, но ласково встряхнула Агнес, поцеловала в лоб от всей души. — Сведешь себя с ума, желая того, что тебе не подвластно.

— Но… — пробормотала Агнес.

— Поэтому должна искать свое счастье, — продолжала Реджис, по-прежнему держа ее за руки, глядя в глаза сестры пылающим взглядом. — Хватит бегать по стенам, Агнес, и бросаться в воду… Неужели ты думаешь, будто когда-нибудь сможешь ходить по воде? Не сможешь. И перестань раздумывать о Грегори Уайте. Перестань думать о папе в тюрьме, потому что он оттуда вышел. Понятно?

— Я слышала, что мама прочла нам не все письмо, — сказала Агнес.

— Ну и что? В чем ты сомневаешься?

— Она говорит, что мама не все прочитала, — объяснила Сес. — Наверно, гадает, что там еще сказано.

— Перестаньте гадать, — приказала Реджис. — Сейчас лето. Разве не знаете, что мы сами должны ковать свое счастье?

— И поэтому ты влюбилась? — спросила Агнес.

— Я влюбилась потому, что встретила Питера, — ответила Реджис. — И решилась. Пусть другие стараются «обезопаситься», дождаться диплома, не волновать родителей. Я люблю его, вот и все.

— Любишь за то, что он помогает забыть…

Реджис яростно затрясла головой.

— Замолчи. У нас настоящая, искренняя любовь. Ты считаешь ее опьянением, наркотическим одурением, которое позволяет что-то забыть. Могу поклясться, Агнес, тебе подойдет лишь святой или ангел. А мне — только Питер.

Сестры пристально смотрели друг на друга. Они так давно вместе, столько пережили. Агнес не помнит ни одного дня своей жизни без Реджис — она всегда рядом. Агнес родилась через пять дней после того, как Реджис исполнилось два года. Девушки молчали.

— Пора заняться делами, — сказала Реджис. — Мне надо идти.

— Какими делами? — уточнила Агнес. — Мороженым или книжками?

— Нынче утром книжками, — подтвердила Реджис. — Пыльными томами в библиотеке тети Берни.

— По крайней мере познакомишься с книгами, — вздохнула Агнес. Школьные архивы, требники, латинские учебники, старые катехизисы… Сама она занималась уборкой художественных и фотографических студий.

Реджис кивнула. Агнес заметила, что сестра бросила взгляд на высокий секретер, на крышке которого с фотографии улыбался отец. Реджис давно ее туда поставила, вскоре после их возвращения из Ирландии. Кто-то сдвинул рамку, отставил подальше, и она заботливо подвинула ее на прежнее место.

Агнес известно, зачем она это делает.

Когда они были маленькими, отец обязательно заходил в детскую повозиться с ними. Там он и стоял, в ногах кроватей, улыбаясь им сверху вниз, потом присаживался куда-нибудь на краешек и читал. Такой добрый, любящий. Реджис думает, что фотография — это он. Не просто старый снимок, застывший миг времени, а настоящий живой отец.

— Он, действительно, едет домой, — подтвердила Агнес.

Но Реджис не ответила. Просто замерла, касаясь рукой отцовского снимка, словно он был реальнее слов сестры, потом улыбнулась девочкам и вышла из комнаты.