Песчаный рай

– Как часто ты мне изменял? Вот честно скажи, покайся. Честно!

Фидель замолчал.

– Ага, не можешь… – Женщина засмеялась, потом закашлялась.

Но муж ее неожиданно произнес:

– Часто. Может быть, каждый день. Нет, не каждый, но… Иногда получалось, что каждый. Или даже несколько раз в день. Иногда и неделями ничего не было. Не знаю! Ой, Тася, что же ты со мной делаешь!.. – завыл он и убежал куда-то, в другую комнату.

«Вот так-то, – подумала Таисия Георгиевна. – А мне каково было?» И она застонала тихо – не от физической боли, а от душевной. Конечно, она знала, что муж часто ей изменяет. Но не настолько же часто! Цифра, названная Фиделем, поразила. Такого Таисия Георгиевна даже предполагать не могла. Почти каждый день. Невероятно. Может быть, Фидель солгал? Довел ситуацию до абсурда? Нет, нет, в его словах не было ни сарказма, ни лжи.

Хочешь правды – вот она. Только выдержишь ли ты ее…

Тихонько постанывая, женщина встала, с трудом добрела до дивана. Чудесный вечер со звездами был безнадежно испорчен. Каждый день, каждый день…

Она уже вроде освободилась от всего. От сплетен и подглядываний за другими. От наслаждения, которое давала еда. От собственнической радости, которую Таисия получала, любуясь своими драгоценностями. И от любви к мужу, как ей казалось.

Но, выходит, она еще не до конца свободна.

– Каждый день… – просипела Таисия Георгиевна, стараясь удержаться от кашля. Она легла, уставилась в потолок.

Минут через пять дверь скрипнула, в комнату вошли. Позвякивание сервировочного столика на колесиках. Муж, наверное, опять хотел ее накормить.

– Чего тебе? – прошелестела женщина, не поворачивая головы. – Я не голодна.

– Тася, я очень виноват перед тобой. Я должен искупить свою вину.

– Как ты ее искупишь, Фидель? – с тоской, с раздражением отмахнулась Таисия. – Три десятка лет брака. В году – триста шестьдесят пять дней. И почти каждый день ты мне изменял. Посчитай. Получится такая огромная цифра…

– Не каждый день, не каждый! – зарычал Фидель. – Первое время я тебе вообще не изменял!

– Зато были дни, когда – по нескольку раз. Ты сам сказал. Если взять средний показатель, то получится – каждый день, – упрямо, надменно возразила женщина. – Ты не сможешь искупить свою вину.

– Смогу.

– Ой, не смеши меня, у меня от смеха опять кашель… – Она повернулась, взглянула наконец на мужа. Перед Фиделем стоял сервировочный столик на колесиках. А что на нем?

Вместо тарелок и стаканов на столике, на белом полотенце, лежали медицинские инструменты. Скальпель, шприц, еще что-то…

– Хочешь меня оперировать? Разрезать меня, вытащить опухоль? Против моей воли?

– Нет, Тася. Тебя уже не спасешь. Я много чудес видел, но в твоем случае чуда точно не будет… – покачал головой муж. – Я не онколог, но тут и специалистом не надо быть. Поздно.

– А зачем тогда все это?

– Я себя резать буду, – спокойно произнес Фидель. – Не бойся, это быстро и не слишком больно. Видишь, я приготовил обезболивающее.

– Чего это ты себе резать будешь? – пробормотала женщина. – Ой…

– Ты правильно угадала. Чем виноват, от того и избавлюсь. Я думаю, только это может искупить мою вину перед тобой.

– Ты спятил?

– Не более, чем ты.

– Зачем тебе резать себя? Скоро я умру, и будешь уже без всяких угрызений совести… с кем угодно, когда угодно и где угодно, – насмешливо произнесла Таисия Георгиевна, тем не менее чувствуя, как мурашки бегут по спине.

– Но вина моя останется, – спокойно возразил муж. – Это я тебя довел. Сколько лет ты из-за меня переживала, изводилась от ревности. Ты права – из-за меня ты умираешь.

Он расстегнул рубашку, потом взялся за ремень. Он по-прежнему не играл. Был серьезен.

– Ты хочешь сделать это при мне?

– Да. Это казнь. Но я не умру, не бойся. Все заживет быстро. И я никогда ни с одной женщиной больше…

– Погоди! Ты хочешь сделать это при мне? На моих глазах?

Секунду Фидель раздумывал, потом согласно склонил голову:

– Хорошо. Я тебя понял. Не слишком приятное зрелище. Я тогда сделаю это у себя в кабинете. – Он застегнул ремень, шагнул к двери, двигая за собой столик.

– Погоди, – громко сказала Таисия Георгиевна. – Погоди, пожалуйста.

– Что? – Курбатов недовольно нахмурился, словно его отвлекали от важного дела.

– Фидель, не делай ничего с собой, пожалуйста, – дрожащим голосом произнесла Таисия.

– Нет, Тася. Я виноват. Я сам себя ненавижу, – мягко произнес муж. – Я мог бы сделать тебя счастливой. А вместо этого сделал самой несчастной женщиной на земле.

– Погоди. Нет, погоди. Я тебя прошу… – сбивчиво произнесла она, пытаясь сесть. Но руки и ноги были словно ватные, подчинялись неохотно. – Фидель!

Он замер. «Какой красивый, какой милый… Какой он благородный, – мелькнуло у нее в голове. – И ведь сделает! В нем нет страха, вообще…»

– Я тебя люблю, – прошептала она, изо всех сил стараясь сдержать кашель и заваливаясь на бок. – Я тебя очень-очень люблю…

Его лицо исказила гримаса – Фидель свел брови, оскалил зубы. И потом он бросился к жене, подхватил ее, обнял.

– Тася. Тася… – невнятно пробормотал он. – Я тебя тоже люблю. Пусть там было всякое… Но я только тебя люблю.

Она заплакала – и он тоже. Что-то странное, невероятное происходило, о чем Таисия Георгиевна и не мечтала даже. Во что давно перестала верить. Невозможно, но именно сейчас она почувствовала себя счастливой.

– Не делай ничего с собой… Я тебя простила, простила! – Она целовала его лицо.

– Я тебя люблю. Я тебя люблю больше жизни. Ты – моя единственная, только ты, ты, ты… Я себя ненавижу. Если бы ты знала, как я себя ненавижу! – высоким голосом произнес он.

– Не надо… ты не должен себя ненавидеть, – перебила она, приникнув к его груди щекой и испытывая нестерпимую нежность.

– Это мое проклятие. Моя похоть… Я животное, зверь, я не человек.

– Ты человек, и ты очень талантливый человек! – возразила Таисия, дыша рывками, неглубоко.

– Нет. Я себя ненавижу. Что я сделал с тобой, с собой, с нашей жизнью… Я должен исправить себя, понимаешь!

– Как? Кромсая себя? Дай слово, что не сделаешь этого. Дай слово! – закричала она, забилась в его руках.

– Тася, тихо, тихо… – испугался Фидель, гладя ее по волосам. – Не надо так…

– Дай слово!