Песец всегда прав

Песец внял моим страданиям и внес предложение организовать картинную галерею — мол, туда вообще ничего, кроме картин, не нужно. В крайнем случае можно поставить в промежутках диванчики и кресла для отдыха в перерывах между осмотром экспозиции. На вопрос, что он предлагает туда вешать, скромно потупился и заявил; «Тебе стоит начать коллекционировать картины с песцами», а когда я показал, сколько стоит нормальная рисованная красками картина, выдал идею, что это может стать моим хобби, для чего всего-навсего нужно изучить модули по рисованию, которые довольно часто встречаются. Поскольку рисование меня не привлекало в целом и песцов — в частности, идею я отверг, сославшись на загруженность, но чтобы симбионт не слишком расстраивался, предложил компромиссные варианты: либо учить Олега, когда найдем целую змейку (в этом плане я очень надеялся на изнаночную базу, куда планировал наведаться на следующей неделе), либо начать коллекционировать изображения песцов позже, когда разбогатеем. В принципе не такая плохая коллекция, даже в чем-то оригинальная. Кроме того, к картинам можно добавить статуэтки: они оживят экспозицию и придадут ей еще более оригинальный вид. Пришлось симбионту этим ограничиться.

Под свои нужды я полностью отвел одну из башен, где можно было вообще жить автономно от остального здания, даже отдельный вход предусматривался. Туда прекрасно вписались все необходимые мне рабочие помещения, контейнеры для которых я заказывал и часть предметов из них даже расставил, и еще оставалось место под те помещения, которые мне понадобятся. Также я выставил в башне один из гостиничных комплектов, в котором оказалась мебель для спальни и личной гостиной. Небольшой, конечно, но я приемы устраивать не собирался. В целом, внутри этой башни вид получился относительно жилой — хоть сейчас оставайся на ночь, а работающие бытовые артефакты позволяли надеяться, что все так и будет дальше.

Кстати о бытовых артефактах. Встреча с главой рода Соколовых прошла прекрасно. Он оказался весьма увлеченным своим делом человеком и цену за покрытие предложил хорошую. Правда, сначала предложил расплачиваться бытовыми артефактами собственного изготовления. Другой бы на моем месте за это предложение ухватился сразу: соколовские артефакты славились качеством, а отдавал он их по себестоимости. Но у меня необходимости в бытовых артефактах не было, поэтому мы сговорились на деньги и разошлись довольные друг другом. Причем на прощание он отвесил комплимент моему артефакту — мол, сделан прекрасно, недостатков нет.

Составлю ли я ему конкуренцию когда-нибудь? Вряд ли: делать из этого занятия конвейер я не видел смысла, скорее всего, как и создатель Песца, буду заниматься тем, что интересно, но для этого следовало сначала развить артефакторику до нужного уровня.

Пока до артефакторики руки не доходили: я занимался жилетами и вскрытием сейфов. Точнее, одного вполне конкретного сейфа — второго военного. К родовым сейфам Песец посоветовал пока не лезть, а к сейфу рода проклятийников — вообще лезть в последнюю очередь, потому что там могла сохраниться защита, несовместимая с жизнью открывающего сейф. Он предложил сначала набраться опыта по выставлению защиты и открыванию сейфов, а уже потом заниматься столь рискованным мероприятием.

В результате жилеты я доделал и отдал Шелагину и Грекову, а вот с сейфом намертво завис. Даже удивлялся, что удалось первый вскрыть так легко — наверное, часть заклинаний с него попросту слетела за тысячелетия хранения в земле. Требовались тренировки на чем-то попроще — например, на еще одном живетьевском сейфе. Том, что в питомнике. На время соревнований я решил туда все же не лезть, потому что мог перенапрячься, туда прорываясь, и это отразилось бы на поединках. Рисковать я права не имел: мой проигрыш — тень не только на меня, но и на Шелагиных, которых сразу обвинят в подтасовке результатов на соревнованиях княжества.

Но вот после окончания соревнований нужно будет пройтись по всем местам, где Живетьева может хранить что-то важное, и проверить сейфы. Тот вариант, что стоял у нас на Изнанке, я уже мог открывать и закрывать с закрытыми глазами и практически на спинном мозге без участия головного. Но у разных сейфов — разный принцип открывания. Не думаю, что другой живетьевский сейф дастся мне столь же легко, как и первый, а похищать еще один все же не стоит. Буду пытаться вскрывать на месте, поддастся — просмотрю содержимое и сразу закрою, чтобы никто не догадался о взломе. Или о краже — это уж как получится. Оставлять Живетьевой что-то стратегически важное я не собирался. Это противоречило моим моральным принципам, но на войне (а противостояние с Живетьевыми было именно войной) о них следовало забыть до достижения нужного результата. Вот тогда я вспомню, что воровать нехорошо, и буду придерживаться этого правила.

Короче говоря, неделя получилась весьма насыщенной, и я испытал облегчение, когда она закончилась и вечером воскресенья мы вылетели в Дальград. Мы — это участники соревнований с тренерами. Летели на княжеском самолете, поскольку Шелагин-старший заявил, что ему нужно в Дальград и он возьмет с собой и участников соревнований.

В этот раз я находился не в княжеском салоне, а в отсеке для сопровождающих лиц, намного менее комфортном, чем княжеское. Но поскольку о моем происхождении мало кто знал, Шелагин решил не выпячивать особого ко мне отношения.

Честно говоря, было довольно забавно осознавать, что не так давно я был в Дальграде, а вернулся оттуда, чтобы официально улететь туда же. Участников соревнований, со мной вместе, было трое, остальные двое — из военного училища. Их сопровождал тот самый преподаватель, что вел занятия по дуэльному кодексу и предлагал мне срочно поменять место учебы. Правда, сначала он мне предлагал сдаться на соревнованиях без боя. И то, что я не оправдал его надежд, заставляло военного посматривать в мою сторону с некоторым напряжением. Тем не менее советы он раздавал своим курсантам громко, ничуть не переживая, что я могу их услышать. Наверное, рассчитывал, что я проникнусь тем, насколько он хорош, и передумаю хранить верность алхимии.

Мой же тренер, Богданов, выглядел совершенно пришибленным свалившейся ответственностью. Он был бы рад ее на кого-нибудь перевалить, но официально считался моим наставником. Богданова даже не утешало то, что ректор нашей академии настолько вдохновился моими успехами, что решил вложиться в оборудование спортивного зала, где проходили фехтовальные тренировки. Там сейчас все поражало новизной и ассортиментом. По словам одногруппников, разумеется, — сам я в этом зале не появлялся, мне хватало собственных тренировок как дома, так и в Полигоне.

— Ничего лишнего с собой не берете, — продолжал разглагольствовать военный. — Если что-то ценное — оставляете в гостиничном сейфе. Лучше бы, конечно, все это было оставить дома, но, если забыли, единственный вариант — сейф. С собой не брать ни при каких условиях, чтобы не прикопались. Имперские соревнования славятся тем, что с них снимают за сущую ерунду.

Номера для нас были зарезервированы в гостинице попроще, чем та, в которой снимали апартаменты Шелагины. Когда я заикнулся о том, что могу ночевать у себя, оба Шелагина возразили, что этого делать не стоит. И потому, что дорогу легко перекрыть (я не стал их разубеждать, хотя этот аргумент мне показался смехотворным, с моими-то навыками), и потому, что не стоит пока показывать наличие на участке строения, где можно жить. Второй аргумент показался куда более значимым, поэтому я нехотя согласился, хотя находиться под постоянным присмотром не хотелось. Да и на своей территории я чувствовал себя куда защищенней.

Послушав еще пару сентенций тренера из училища и порадовавшись, что мой собственный молчит, я занялся медитацией, которая была полезна куда больше, чем общеизвестная информация от военных: на соревнования я ездил часто, правила на всех были одинаковыми плюс-минус какой-нибудь не самый важный пункт. Судя по мрачному виду курсантов, они тоже слушали это не в первый раз.

Правда, надолго военного не хватило: примерно через полчаса он угомонился и остаток полета продрых, громко похрапывая. Курсанты тихо переговаривались, Богданов мирно читал книжку с телефона, я медитировал — благодать.