Пешка. Игра в любовь
Шрифт:
– Что ты предлагаешь? Убить ее?
– Нет, – вскидывает голову и смотрит, будто я говорил серьезно. – Даже не шути об этом.
– Ты ходишь из угла в угол, а все, что я услышал "мне нужно что-то делать".
– Макс, не капай и ты на мой мозг. Я думаю.
Ну да, будто мне нечем больше заняться, кроме как ждать пока его жалкий высушенный мозг алкоголем и черт-те чем еще, что-то гениальное выдаст.
– Нужно чтобы она мне изменила, – выдает умник, а я разряжаюсь смехом.
Он безнадежен.
– Ты закончил? – спрашивает, сунув руки
– Дай мне минуту, – отвечаю еле дыша.
– Рад, что тебе смешно, Жнецов, – он почти низвергает пламя из раздутого носа.
Притворно вытираю слезы и сажусь ровно.
– Итак, ты считаешь, что это лучший выход?
– Да. Моя мать чистоплюйка и она видит в Жене настоящего ангела. Порой, мне кажется, она думает, что та девственница до сих пор. А тут представляешь такую подставу. Ее любимица оказывается маленькой шлюшкой, которая изменила ее не менее любимому сыночку. Бам, свадьба отменяется.
Вот как они играют. Семейство Поповых и все, у кого есть эти бумажки.
Их суть. Их нутро, выжженное ощущением господства.
Мне больше не смешно.
Я зол, но этому идиоту об этом знать не стоит.
– Имеет смысл, – подтверждаю его предложение, которое дурацкое и нелепое одновременно.
– Смысл? Это чертовски идеальный план, – вскидывает руки в победном жесте.
Придурок.
– Ладно, допустим, этот план может сработать. Дело за малым?
– Ага. И ты удивишься тому, кто соблазнит мою невесту.
Он смотрит словно крыса на сыр. И мне не нравится этот взгляд.
– Только посмей произнести эти слова, – рычу на него, но он только смеется, говоря вслух:
– О да, ты с этим справишься дружище. Я в тебя верю. Если на кого и поведется моя невеста, так это на тебя.
Глава 2
– Вечеринка? Вань, ты серьезно? – смотрю на него и не верю в то, что только что услышала.
– Как никогда. Поэтому надевай что-то… не знаю, клевое, времени куча еще и поехали.
– Стой, – беру его за руку и тяну обратно на кровать. – Сегодня суббота и…
– И? Нам по двадцать семь Жень, мы не можем просиживать наши лучшие годы, – подмигивает мне и улыбается, и встает на ноги.
– Я не хотела их просиживать. Этот день я планировала провести в нашей кровати, – томно опускаюсь на белые простыни, не прикрывая своего обнаженного тела.
Он смотрит на меня пару секунд и хлопает в ладоши один раз, потирая их.
– Обещаю тебе всю ночь без сна, но планам суждено сбыться. Родители уехали куда-то в Таллин или что-то в этом духе. Их дом в нашем распоряжении.
Потерпев неудачу, я кутаюсь в простыню и встаю, направляясь в ванную комнату.
Не скажу, что он тусовщик. Раньше, до того, как мы стали встречаться или жить вместе, хоть второе и произошло всего как два месяца, он
гораздо чаще гулял. Его мама говорила, что только со мной он остепенился. Но порой случается вот такое, что он, загораясь идеей, просто не может остановиться.Иногда сложно быть с ним. Быть той, кто может оставаться собой, но при этом уметь подстраиваться. Да и в своей жизни я всегда предпочитала учебу, затем ее сменила работа и постоянная занятость. Я не жалуюсь, однако, если в твоей жизни появляется вторая половина, ты не можешь с ней не считаться вовсе.
Включаю воду в душе и, бросив мешающую ткань на блестящий пол, достаю из шкафчика, висящего рядом с длинной столешницей на две раковины новый гель для душа, вспомнив, что старый бутылек выбросила утром.
– Ты мне не ответила, – доносится голос Ивана, а после появляется и сам он. – Так что ты скажешь о небольшом отдыхе?
Мы проспали до обеда, потому что буквально вчера вернулись в двенадцать ночи после «благотворительного» ужина с парой скупердяев, которые не знают, куда сунуть свои деньги. Но стоит зайти речи о детях, они тут же становятся в разы бедней и в сотни раз более занятыми, чем минутой раньше.
Мы ждали их полвечера, потому что их частный рейс задержали. Затем столько же слушали об их новой фабрике шуб из натурального меха.
ШУБ, боже! Меховая фабрика.
Нет, это их деньги. Они их заработали до копейки. Но черт возьми, если вы позиционируете себя как люди, которые готовы помочь безвозмездно, не тратьте время тех, кто не пустословит. Зачем громко кричать о своей миссии и благотворительности, если, по сути, они не стоили и минуты, потраченной вчера.
Я не могла уснуть, думая об этой паре престарелых… Уже все слова, точно-описывающие их, исчерпала.
Я злюсь до сих пор, стоя в ванной, и понимаю, что Ваня не виноват. Поэтому опускаю плечи смотря на него в отражении зеркала и поворачиваюсь, задать уточняющие вопросы.
– Какого рода вечеринка, Вань?
– Те, на которых все напиваются и творят что хотят.
– Боже, ты же шутишь?
Он ступает ко мне и подхватывает под бедра, делая шаг в сторону душа.
– Нет. Мы напьемся пива и станем творить непотребные вещи на втором этаже прекрасного отцовского дома, оставив народ внизу.
– Поверить не могу, что ты это организовал. Твоя мать в курсе?
– Я сказал, что мы с тобой планируем прием.
– Боже, ты не мог этого сделать. Прошу, скажи, что это неправда. Когда она узнает…
– Если, ты хотела сказать. Просто ты не знаешь, как работает клининговая служба, если им приплатить.
Деньги. Все решают они.
Я закатываю глаза, когда он целует меня в шею, и ощущаю, как на мой лоб попадают теплые капли воды, прежде чем обрушивается весь поток.
– Итак, твой вердикт? – кручусь перед Ваней спустя три часа в коротком голубом платье, босоножках на высоком каблуке и волосами, спадающими мне на спину.
– Черт, а ты горячая штучка, Евгения Сазонова, – кружит меня вокруг моей оси танцуя.