Пешки - сборник рассказов

21.

Но заснуть она так и не смогла. Провалявшись до восьми утра, Яна встала с кровати, и беззвучно выскользнув из-под одеяла и одевшись, вышла из дома. До десяти утра, когда они договорились встреться с сестрой, был еще целый час. Декабрьское утро было холодным и серым. Яна была разбита и подавлена. «Не так должна себя чувствовать женщина, у которой накануне была свадьба с любимым мужчиной», - подумала она.

Ровно в десять она стояла на условленном месте с твердой решимостью убедить сестру поменять свое решение относительно Димы. Если Аня не согласится, то Яна сама расскажет все мужу и будь что будет. Аня появилась неожиданно, как будто выросла из-под земли.

– Привет, - она просто кивнула головой, - Пойдем.

– Куда мы? – Яна с недоумением смотрела на сестру,- Анюта, постой, нам надо все решить.

– Сейчас мы все решим, Яночка, - Аня схватила ее за руку и ледяные пальцы, словно наручники, больно сжали ее запястье.

– Мне надо тебя кое-с-кем познакомить, - Аня тащила сестру к припаркованной недалеко машине.

– Аня, я решила. Мне надо ехать самой. Мы не можем дальше продолжать эту игру. Послушай меня, - Яне казалось, что она говорит в пустоту. И в этот момент она увидела девушку, которая вышла из машины и медленно двигалась навстречу к ней.

– Так вот ты какая, Яна Кабанова, - задумчиво произнесла она.

– Вы кто? – Яна в недоумении остановилась. Но девушка как будто не слышала ее.

– Аня, переоденешься в машине. Потом выйдешь. Все остальное я сделаю сама.

Это было последнее, что услышала Яна, а потом какой-то резкий обжигающий удар пронзил ее насквозь, и она отключилась.

22.

В аэропорту, как обычно, было людно и суетно. Они шли по залу отлета и молчали.

– Яночка, ты какая-то странная сегодня. Что случилась? Ты не выспалась? – он подмигнул и улыбнулся

– Да, солнышко, просто хочется спать.

– Сейчас поспишь в самолете. А потом я тебе спать не дам. Он засмеялся и подхватил ее на руки.

– Поставь меня, - почти закричала она.

– Да что случилось, малыш? Ты сегодня сама не своя. Ты даже пахнешь по-другому. Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что у тебя есть сестра-близнец и вы поменялись местами, - он поставил ее на пол и еще веселее рассмеялся.

– Тебе бы детективы писать, - Она грустно улыбнулась и, неожиданно резко тряхнув головой, весело произнесла: «Ну, что, Вершинин, вперед к новой жизни?» - и побежала вперед. Он засмеялся и бросился догонять свою взбалмошную молодую жену.

23.

– Ну что, товарищ майор, поздравляю вас - шестой труп, - Молодой оперативник подошел к лежащей на земле девушке.

– Да. Наверно, это никогда не закончится, - вздохнул тот и наклонился над телом.

Девушка лежала лицом вниз, неестественно запрокинув голову и поджав под себя руки. Она была почти раздета, в одном тоненьком халатике без рукава. Майор осторожно перевернул тело на спину, каштановые волосы упали, обнажая красивое бледное лицо. Халатик сполз, и на оголившемся побелевшем плече показалась маленькая татуировка в виде летящей бабочки. Бабочки, летящей на свет.

Весна-осень 2005

Забытые Богом

* * *

осень 2003

Уже начинались сумерки, когда пенсионерка Федорова вышла из подъезда, чтобы выбросить мусор. Подойдя к баку, она увидела оборванную худую девчонку лет тринадцати, которая, обхватив колени, сидела прямо на земле, прижавшись к мусорному контейнеру. Она производила впечатление сумасшедшей, потому что покачивалась и мычала, как будто бы пытаясь заглушить не то физическую, не то душевную, но совсем не детскую боль. Пенсионерка подошла поближе. Конечно же, в наступающих сумерках трудно было разобрать черты лица юной леди. Федорова тронула ее за рукав. Девчонка подняла голову и невидящими, полными тоски и ужаса глазами посмотрела на нее и прошептала: «Он умер».

Алена.

Когда она родилась, никто не обрадовался. Родители были музыкантами модной тогда в определенных кругах группы «Железный занавес». Им обоим было по восемнадцать. Тогда, в девяностом, махровым цветом начинала расцветать молодежная культура, и рок-музыка стала культом восемнадцатилетних, родившихся, когда ничего было нельзя. Теперь стало можно все. Мама и папа Алены вели свободную жизнь, не стесненную ничем. Они тусовались вместе с «коллегами по цеху», катались на полуподпольные гастроли, давали концерты на частных дачах и стадионах районного уровня. Иногда выступления заканчивалось драками, даже не драками, а побоищами, с шипованными перчатками, кастетами и металлическими цепями. Часто после таких концертов они оказывались в обезьяннике. Бывало, приходилось ночевать у знакомых, в общагах или просто на квартирах фанатов. Тогда ребята устраивали гитарные тусовки с неизменной водкой «Распутин», большим количеством пива, иногда с травой и героином. Родители Алены, гордо именовавшие себя «тяжелыми рокерами» или более привычно «металлистами», никак не были готовы к рождению ребенка. Всю беременность, на которую обратили внимание слишком поздно, чтобы была возможность прервать ее, мать Алены, Наташа, вела привычный для себя образ жизни. Ночные посиделки в прокуренной до безумия коморке, алкоголь, трава, тяжелое утреннее похмелье. Хорошо, что хоть на время беременности она отказалась от героина, и то только потому, что он вызывал дикую тошноту. Отец Алены, длинноволосый Сергей, в кожаных штанах с клепками, неснимаемой черной куртке с бахромой и футболке с надписью «Heavy Metal Rock», вовсе не был уверен, что это его ребенок. Хотя этот вопрос не особенно его волновал. Официально Наташа была его девушкой вот уже на протяжении трех лет, с того самого момента, как в день своего пятнадцатилетия ушла из дома. За «Железным занавесом» все было демократично. Все были свободны от условностей, обязательств, ответственности и моральных ломок, впрочем, наверно, это были более честные принципы, чем ханжеские привычки «хороших мальчиков и девочек», которые лучше только тем, что делают все то же самое по-тихому.

И вот, ребенок родился. Наташа была худенькой, под ее огромной черной курткой с клепками живот начал угадываться только перед самыми родами. Когда начались схватки, Сергей прямо с очередной тусовки привез ее в родильное отделение на мотоцикле. Персонал был крайне удивлен, увидев лохматую, вызывающе накрашенную беременную малолетку в кожаном прикиде, тяжело слезающую с высокого сиденья мотоцикла. Во время родов Наташа орала, как зверь, страшно материлась, проклиная будущего ребенка, и неистово махала ногами, норовя попасть кому-нибудь из акушерок прямо в лицо. Конечно же, в долгу они не оставались, поэтому первое, что услышала Алена, появившись на свет, была матерная перебранка между еще не протрезвевшей мамой и озверевшим от такой пациентки полупьяным персоналом. Кормить грудью Наталья категорически отказалась, сказав, что ребенок прекрасно будет питаться молочной смесью. Во вторую ночь после родов она исчезла из роддома через окно, оставив одинокую Алену на попечение государства и Господа Бога. Больше они не виделись.

Миша.

Когда он попал в детский дом, ему было шесть. Родители, ополоумевшие от пьянства, просто перерезали друг друга во время очередного застолья с друзьями. Миша, привычный к развлечениям родителей, тихо спал в маленькой комнатке. Раньше это была обыкновенная кладовка. В квартире было две комнаты, но своего угла у Миши не было, потому что дома всегда жили какие-то друзья, знакомые и родственники, а точнее собутыльники его веселых родителей. Миша сделал себе убежище, притащив в кладовку матрас, одеяло, подушку и прятался тут, когда мама с папой в компании друзей в очередной раз что-нибудь отмечали. Сердобольный сосед дядя Миша из квартиры напротив, жалел своего маленького, никому не нужного тезку, иногда подкармливал его супом, угощал конфетами, однажды даже подарил Мишке перочинный нож. «Это тебе на всякий случай, мало ли, кто к твоим в гости-то забредет. Носи его с собой». А один раз, когда родителей не было дома, сосед пришел к Мишке, и принес шпингалет. «Надо бы тебе задвижку поставить на твою коморку», - Сказал он и прикрутил шпингалет на внутреннюю сторону двери Мишиной кладовки. Хорошо прикрутил, крепко. Именно этот шпингалет и спас тогда шестилетнего Мишку Остапенко от смерти во время пьяной поножовщины.

Виолетта.

Она всегда считала, что если от рождения человеку дано редкое имя, то он будет счастлив. Счастье началось рано. Когда ей было два года, отец повесился. Интеллигентный человек, запутавшийся в финансовой ситуации девяносто первого, потерявший работу, деньги, самоуважение, он просто не справился с этот чуждой для него жизнью в условиях перестройки. «Слабые умирают, выживают только сильные», - Виолетта понимала это каждый раз, когда дома заходила речь об отце. Чаще всего разговоры на эту тему заводила бабушка. Она так и не простила зятя, испугавшегося жизни и бросившего семью на произвол судьбы. Продолжилось счастье, когда Виолетте исполнилось восемь. Мама уехала в командировку за границу и пропала. Через два месяца от нее пришло письмо, где сообщалось, что она никогда больше не приедет в Россию, что там, в далекой Италии она нашла свою судьбу. Детей она оставила на попечительство бабушки, своей матери. «Человек может быть счастлив, только в том случае, если он всегда думает о себе», - и это правило Виолетта хорошо усвоила. Когда ей исполнилось тринадцать, счастье возобновилось с новой силой – умерла бабушка. Ее и восьмилетнего брата Павлика отправили в детский дом.

Костик.

Костик был одиннадцатым ребенком в семье. Отец был обладателем классического имени – Вася Сидоров. Всю жизнь он проработал забойщиком в метро. Дети видели его крайне редко, потому что график «сутки через трое» предполагал возможность дополнительной халтуры, чем и занимался отец, работая все жизнь через день. Суточная смена начиналась в шесть утра, заканчивалась на следующий день в это же время. Отец приходил домой, ел, курил вонючую «Приму» и заваливался спать, а потом просыпался, садился к телевизору, снова курил и снова заваливался спать. В половине пятого он вставал и уходил. Мать, вечно-беременная и всегда чем-нибудь недовольная, была всегда дома. Она занималась уборкой, стиркой, готовкой, шитьем, вязанием, короче, вела интересный, духовно-богатый образ жизни, украшающий женщину. Кроме того, фактически каждый год мать совершала экскурсионные рейды в роддом, где ее уже давно считали не то больной, не то идиоткой. Сидоровы не могли похвастаться материальной независимостью, поэтому все одиннадцать оборванцев были рассованы по бесплатным садам, яслям, пятидневкам и интернатам. Одному богу было известно, зачем они строгали этих несчастных детей с таким завидным постоянством, обрекая их на полуголодную, оборванную, полную зависти и ненависти жизнь.