«Пёсий двор», собачий холод. Тетралогия
Шрифт:
— Да, нельзя подводить графа, — легко и уверенно выпорхнул из-за стола Гныщевич, полетел опылять на прощанье своих промышленников, уложившись в минуту.
По дороге За’Бэй наспех разъяснил ему остальные нюансы конторской коллизии, получилось скомкано, но в таких условиях не до скрупулёзности.
Шпоры Гныщевича позвякивали ободряюще и оптимистично, так что За’Бэй с каждым шагом всё крепче уверялся в грядущем успехе своей затеи. Гныщевич не граф, не градоуправец Свободного Петерберга, у него нет права подписывать просителям бумаги, но он их не разочарует. Он хорошо управляет вниманием толпы — совершенно иначе, чем граф, но по-своему результативно. А конторской коллизии
В двери За’Бэй собирался войти раньше Гныщевича — принести извинения от лица графа, объявить о перемене статуса мероприятия, представить эксперта… Собирался, однако на миг зазевался, задумавшись о том, как же там в своём кабинете, собственно, граф.
Но рассыпающий из-под шпор бодрость Гныщевич не нуждался в поклонах и представлениях.
— Messieurs-mesdames! — просиял он на пороге Первого общественного зала. — Я вижу, вы стосковались в ожидании господина градоуправца. Увы, должен вас опечалить: господину градоуправцу чрезвычайно нездоровится, он так и не смог преодолеть недуг, чтобы встретиться с вами. Но он уполномочил меня говорить от его имени. И вот что я хочу вам сказать, дамы и господа, — Гныщевич мельком оглядел почти две сотни человек в зале и зацвёл пуще прежнего, — не стоит цепляться за привычные и понятные пути. Недоверие к новому, к тому, что появилось позже, естественно, но это недоверие слепит. Можно ненароком лишиться невероятных возможностей, если кидаться прочь от нежданных поворотов. Возьмём, к примеру, проект центральной электрической станции…
Глава 83. «Что?»
Неожиданным поворотам судьбы Приблев всегда был рад, если они преподносили что-нибудь хорошее. Впрочем, хорошее, к которому ты долго шёл, не менее приятно. В некотором смысле даже приятнее. Но и в сюрпризах имеется своё очарование. И поди тут разбери, что лучше!
К примеру: чадо господ Туралеевых выпеклось… то есть вылупилось… В общем, было извлечено из печи живым и целым. В отличие от счастливых родителей, Приблеву Юр дозволил пронаблюдать процесс собственными глазами — и зрелище, конечно, запало в душу. Это ведь на словах алхимическая печь называлась печью, а в действительности напоминала она, пожалуй, фотографическую камеру: коробку из металлических, керамических и резиновых сочленений, выпучившую в мир небольшое окошко. Только из камеры вылетает птичка, а из печи — младенец.
Впрочем, сперва из неё спустили густую тёплую жидкость, потом бережно отперли створку. Пуповина крепилась к розовой массе, напоминавшей нечто вроде культуры бактерий и исполнявшей, судя по всему, роль плаценты. Мистер Уилбери, Юр, сам Приблев и ещё несколько помощников-британцев склонились над младенцем. Он был крошечный — Приблеву показалось, что куда меньше нормального; а впрочем, Приблев никогда прежде не видел младенцев, — да, крошечный и весь синюшный. Лежал на боку, скукожив всего себя к пупку.
Мистер Уилбери вдруг жизнерадостно заметил, что пуповина, в сущности, рудиментарна, так что в дальнейшем можно задуматься о способах подачи питательных веществ через некие естественные отверстия зародыша, и Приблеву подурнело. Ну не был он врачом, не был!
Но рождение Туралеева-младшего всё же оказалось тем самым хорошим, к которому долго шли и которое не подвело. Когда Приблев вернулся
в чувство, Туралеев-младший уже орал как человек, которому только что перерезали пуповину, а счастливые родители ворковали над ним, чуть не сталкиваясь лбами. Забыв обо всём на свете, они восторженно искали у отпрыска «твои глаза» и «нет-нет, твои брови».Приблев искренне был за них рад, однако в то же время и несколько обескуражен. Во-первых, что они вообще сумели разглядеть на багровом, сморщенном и в то же время как бы вздутом лице? Во-вторых, ни один из счастливых родителей не имел к отпрыску генетического отношения. Положим, они не знали, что семя подменили — и положим, кстати, что такой вариант их устраивает, ибо сохраняет мужское достоинство Анжея Войцеховича. Но ведь госпожа-то Элизабета в любом случае не имеет к чаду никакого отношения! Как же можно находить у оного «её глаза»?
Даже в серьёзных, кожей переплетённых врачебных трудах Приблеву доводилось читать, что после родов матери стремительно глупеют. В том нет их вины, поясняли труды, это естественное следствие усталости организма и в то же время эдакий специальный природный механизм, дабы роженица не отвлекалась от беззащитного своего потомка на внешний мир. Но, кажется, глупеют не одни лишь матери. И не из-за усталости или механизмов.
Просто вот так действует на людей осознание хрупкости того, за что им придётся ещё не меньше десятка лет быть в ответе.
Глядя на младенца, улыбались все — даже обычно строгий Юр взлохматил волосы и расцвёл. Получилось. Если гомункул из печи чем-то отличался от человека — а он отличался как минимум сроком созревания, сократившимся до полугода; но если было и что-то ещё, сейчас об этом никто не думал.
Когда перерезали пуповину, один из клапанов печи отстегнулся, и часть тёплой воды разлилась по полу. По полу дощатому, невыметенному — а ведь смешно они смотрелись в Порту, но в торжественной, как на выход одежде.
«Я хотела назвать его Димой, а Анжей говорит, что это, конечно, по-росски, но всё же недостаточно, — госпожа Туралеева и не силилась оторвать от чада глаз. — Что ж, будет Петюний».
«Сударыня, а ведь я просил вас зайти ко мне дня два назад, — в голосе мистера Уилбери перекатывались лёгкий акцент и куда менее лёгкий укор. — Мы ведь с вами говорили о лактации…»
Госпожа Туралеева заметно поёжилась.
«Вы не должны… Вы зря боитесь, — увещевал мистер Уилбери. — Just a little pinprick, no? Пара укольчиков…»
«Аристократической даме подобает иметь кормилицу, — прикрыл супругу плечом Анжей Войцехович. — Ваши процедуры по добыванию молока…»
«Неужто вы мне не доверяете? Неужто я и мои люди не доказали свою компетенцию?»
«Ну, вообще говоря, компетенция в одном вопросе не подразумевает компетенции в других, — поспешил вклиниться Приблев. — Простите, мистер Уилбери, я не пытаюсь вас обвинить или уличить, просто…»
«О, но разве я не доказал свою компетенцию в биологической химии? — Мистер Уилбери лукаво усмехнулся. — Припоминаю, что господин Золотце заказывал у меня препарат, связанный со зрением…»
«Stop it, — буркнул Юр, — we have more than enough experimental specimen».
Мистер Уилбери пожал плечами. Он тоже был зачарован своим достижением. Достижение пищало и повизгивало резким голосом, но в Порту, где возобновился вой корабельных сирен, это звучало уместно.
«Позвольте мне вас проводить, — расшаркался Приблев, — „Метель“ ждёт совсем рядом. Правда, я не решился брать водителя — попробую уж как-нибудь сам…»
«Не переживайте, — впервые подняла глаза госпожа Туралеева, — я вожу. Только, умоляю, не уроните Петюнчика».