Песнь для Арбонны
Шрифт:
— Они сказали, что от трав тебе захочется есть, когда ты проснешься.
Он проворчал:
— Что еще они сказали, если они так хорошо меня знают?
— Что я не должна тебя волновать и возбуждать, — с притворным смирением ответила она.
Блэза внезапно охватила странная радость. Ему вдруг стало хорошо, он смотрел на эту женщину и ощущал спокойствие и тишину сумерек. Когда он покинет эту комнату, его будут ждать дела и заботы всего мира. Но в данный момент, каким бы кратким он ни был, все это казалось очень далеким. Он снова уловил ее аромат, как всегда тонкий, но присущий только ей.
Он сказал:
— Тебе это не слишком хорошо удается, знаешь ли.
К его удивлению, она покраснела. Блэз усмехнулся.
Повернулся
— Произошло что-нибудь, о чем мне нужно знать? — спросил он. Он действительно чувствовал себя замечательно. Интересно, предсказали ли лекари это тоже. — Что-нибудь, требующее моего или твоего внимания в ближайшее время?
Ариана широко раскрыла черные глаза и покачала головой.
— Эта дверь запирается?
Тень улыбки вернулась на ее лицо.
— Конечно. И еще за ней стоят четыре стражника правительницы, которые услышат, как ключ повернулся в замке. Все знают, что я здесь, Блэз!
Конечно, она была права. Разочарованный, он снова откинулся на подушки.
Тогда Ариана встала, высокая и стройная, с распущенными, как обычно, черными волосами.
— С другой стороны, — прошептала она, подходя к двери, — кораны Барбентайна славятся своим умением хранить тайны. — Она со щелчком повернула ключ в замке. — И так как весь замок знает, что я здесь, нельзя предположить, что мы можем заниматься чем-то иным, кроме обсуждения того, что произойдет дальше.
Она медленно вернулась к нему и остановилась у края кровати. Блэз смотрел на нее снизу, смотрел в ее черные глаза, на ее безупречную красоту, упивался ею, как прохладным, живительным вином.
— Я как раз думал об этом, — произнес он через секунду. Ее рука теребила покрывало, слегка открывала его грудь, потом снова натягивала его вверх. Под покрывалом он лежал обнаженный. — Я имею в виду о том, что произойдет дальше.
Тут Ариана рассмеялась и совсем откинула с него покрывало.
— Нам надо будет это обсудить, — сказала она, присела на кровать и прижалась губами к его губам. Поцелуй был коротким, нежным, мимолетным. Блэз помнил ее поцелуи. Потом ее губы скользнули ниже, нашли ямку на его шее, потом спустились дальше, по грудной клетке и еще ниже.
— Ариана, — произнес он.
— Тихо, — прошептала она. — Я же обещала, что ты не будешь волноваться. Не делай из меня лгунью.
Настала его очередь невольно рассмеяться, а вскоре он перестал смеяться, так как другие ощущения захватили его. К тому времени в комнате стало темно, за окнами наступала ночь. Они не зажгли свечи. В темноте он видел, как она подняла голову от его тела, потом поднялась, встала у его кровати, превратившись в еще одну тень, и стянула с себя одежду. Потом снова приблизилась в вихре аромата и шороха и оказалась над ним.
— Запомни, ты не должен волноваться, — серьезно предупредила Ариана де Карензу и плавным, текучим движением опустилась на его тело.
Теперь огни сияли в городе за рекой, чьи-то шаги послышались в коридоре, чей-то голос назвал себя в ответ на тихий окрик стражников, и потом шаги удалились. Река тихо бежала внизу, направляясь к далекому морю. Блэз ощущал движения Арианы над собой, как ритм прибоя. Он поднял руки к ее груди, а потом начал водить пальцами по овалу ее лица в темноте, словно слепой. Он снова и снова запускал их в ее роскошные длинные волосы. Снова, сознавая, как это несправедливо, он невольно сравнивал ее с Люсианной. Все дело, внезапно подумал он, в этой разнице: любовь как совместный процесс и любовь как искусство. Блэз подумал, что для неосторожных людей опасны оба этих вида любви. Ему пришло в голову, что он легко мог отдать утром красную розу этой женщине, если бы не захотел дать понять кое-что лично и при всем народе людям, сидящим под навесом павильона Портеццы.
Должно быть, он потом уснул, он не знал, надолго ли. Ариана уже оделась, и в комнате горели свечи. Она не покинула его, однако, а снова
наблюдала за ним с кресла, как во время первого пробуждения. Было что-то глубоко утешительное в том, чтобы проснуться и увидеть, что она на него смотрит; интересно, догадывается ли она об этом. Пока Блэз спал, ощущение ночи как-то изменилось; секунду спустя он понял, почему: голубая луна, полная сегодня ночью, плыла над замком и над миром.Блэз снова повернулся к Ариане. И при этом движении воспоминание об утренних событиях нахлынуло на него, возник четкий, освещенный солнцем образ королевского знамени, поднятого от его имени. Он инстинктивно поднял руку. И все еще в полусне произнес, шепотом:
— Но я не хочу быть королем Гораута.
— Знаю, — не двигаясь ответила Ариана. — Знаю, что не хочешь. — Со своими черными, как ночь, волосами и бледной, почти прозрачной кожей она была похожа на привидение, на призрак при свете свечей. Она насмешливо улыбнулась:
— Я бы не стала об этом беспокоиться, Блэз. Вряд ли мы проживем так долго.
Вскоре после этого она ушла. Пришел Бертран и немного побыл у него, рассказал свою новую шутку насчет братства, намеренно избегая говорить о чем-то более трудном и существенном. Заходили Рюдель и Валери. Блэз еще раз поел, пока они сидели у него, на этот раз настоящую еду, принесенную Ирнаном; он все еще был голоден. Потом пришли доктор и жрица и уговаривали его выпить еще травяного отвара. Он отказался. Собственно говоря, он чувствовал себя совсем хорошо. Немного болело ухо, сильнее болели голени и задняя часть лодыжки, но в целом он отделался легче, чем мог рассчитывать. Ему не хотелось, чтобы его снова одурманили.
Блэза на время оставили одного, ушли вниз, где устроили пир и слушали певцов. Блэз немного подремал, потом встал с постели и сел у окна. До него слабо доносилась снизу музыка. Он думал о Розале, когда снова раздался стук в дверь и вошла сама графиня вместе с Арианой и Бертраном. Рюдель следовал за ними, а также канцлер Робан. Лица их были мрачными. Ариана, как сразу заметил Блэз, недавно плакала. Прежде чем кто-либо заговорил, он заставил себя сделать медленный, глубокий вдох, словно для того, чтобы вернуть себя обратно в этот мир.
— Прибыл один человек, — произнес Бертран, а графиня, очень бледная, молчала. Ее лицо выглядело маской, высеченной из мрамора. Но в ее глазах отражался такой гнев, какого он никогда прежде не видел. — Человек из Гораута. Он привез нам очень плохие новости и просит, чтобы его привели к тебе.
Валери и Ирнан привели этого человека. Блэз немного знал его. Коран из Гарсенка, один из лучших, как сказал ему однажды Ранальд. Этот человек, не произнеся ни слова, опустился на колени перед Блэзом. Поднял и сложил вместе ладони для клятвы. Блэз, сознавая, что это тоже начало чего-то необратимого, медленно встал со скамьи у окна и взял руки корана в свои ладони. А потом выслушал слова древней клятвы Коранноса, обращенные к нему в этой комнате наверху, в замке Барбентайн, словно никогда их раньше не слышал. Точно так же, как со знаменем, подумал он: когда они предназначены для тебя, то все по-другому. Он бросил взгляд на Ариану. Она плакала. Он снова посмотрел на корана, сосредоточившись на словах.
— Я клянусь тебе именем Коранноса, всевышнего огня и света, и кровью моего отца и его отца, что буду хранить тебе верность. Моя служба продлится до врат смерти. Я признаю тебя в глазах людей и нашего святейшего бога своим господином.
Мужчина сделал паузу. Тут Блэз вспомнил его имя — Таун. Он из северных земель, во всяком случае такой у него акцент. Таун поднял на него взгляд и в первый раз посмотрел ему в глаза.
— И я также признаю тебя, — продолжал он, и его голос звучал удивительно громко теперь, когда он произносил слова, не входящие в древнюю клятву, — моим истинным королем. Я не буду спокойно спать ночами и не отстегну меч от пояса до тех пор, пока ты не сядешь на трон в Кортиле вместо предателя, сидящего на нем сейчас. Именем Коранноса клянусь.