Песнь историческая

Зданью римския свободы.

Се Коклес, с мечом единый

Спасший Рим и его славу;

Жертва Деций общей пользы,

Ищет смерти он ужасной.

Суеверною любовью

Ко отечеству пылая,

Курций в хлябь земну разверсту

Летит, жизни не жалея,

Для спасения народа.

Зри, се Сцевола, на жертву

Принося свою десницу,

В безопасность юна Рима,

Не содрогшись возлагает

На горящи ее угли.

Боль несносна не тревожит

Души твердой и незыбкой.

О Менений бескорыстный!

Пред тобой богатство, злато,

Как лист в осень, увядают,

Постыженны твоим взором.

Нищ ты был, седяй в сенате,

И по смерти не оставил,

Чем бы заступ мог наемный

Ископать тебе могилу.

Но граждане веледушны,

Чувствием сердец водимы,

Несут в место свое злато,

В честь твою взник столп надгробный!

Брозду тяжку прорывая

Силою волов яремных,

Цинцинат от шумна света

В селе малом обитает.

Но блестяща добродетель

Утаиться не возможет:

Возведен на высшу степень

Он в дни смутные средь Рима,

Своей твердостью и лаской

Рушшийся порядок строит;

Уже взводится в четверты

На первейшее он место;

Врагов Рима победивши,

Он нисходит в чин простого

Гражданина; и приемлет

Паки он свое орудье,

Чем взорется его нива.

Столь же ты велик, муж дивный,

Идя вслед сохе на ниве

И бичом скота яремна

Понуждая ко работе,

Велик столь же, как пред войском

В прах попрал ты врагов Рима.

О Камилий, о муж славный

Столь же дивен и единствен

Ты во счастьи благоспешном,

Как в превратностях и в бедстве.

Изгнанный коварством хитрым

(Ах! бывало ль, или будет,

Чтоб изящна добродетель

Не рождала зависть бледну

И была б не ненавистна

Злобну гнусному пороку),

Ты, к отечеству любовью

Рдея, строишь во изгнаньи

Помощь Риму во злосчастьи.

И се Бренн, вождь храбрый, смелый

Галлов диких и свирепых,

Победитель римских воев,

Всюду ужас простирает,

Он в бестрепетное сердце

Римлян страхи поселяет;

Но Рим в бедствах паче счастья

Был велик и тверд и дивен.

Его стены опустели;

Жены, старцы и младенцы

Лишь одни остались в граде

Зреть победу галлов лютых.

Но Камилл жив – и спасенны.

Лишь отсутствен он от Рима,

Паки бедства возродились,

И, наскучивши в осаде,

Римляне купить хотели

Мир у галлов весом злата.

Но Камилл внезапно входит

В град, поникший от печали;

Зрит поносное он злато

На весах, и коромысло

(Вес не полн) горе восходит.

Меч извлек и, в легку чашу

Возложивши: «Се, – вещает, —

Чем нам галлам платить должно,

А не златом сим поносным».

Одно слово, и дух прежний

Возродился в сердце римлян,

Рим свободен, побежденны

Галлы, – зри, что может слово;

Но се слово мужа тверда,

Как то древле слово жизни

Во творении явилось,

Было слово се Камилла.

Мужи славны, украшенье

Вы отечества во Риме;

Вы, к нему любовью рдея,

Всё на жертву приносили,

Самую забыв природу.

Манлий сына осуждает

Вкусить смерть, да подчиненность

В войске будет сохраненна;

Деций, видя робость в войске,

Дав себя в обет подземным

Богам, ринулся с размаху

Во врагов, – погиб, но славно,

Бодрость в души влиял римлян

И доставил им победу.

Се твой сын, тебя достойный,

Уподобясь тебе в славе,

То ж творит и погибает.

Се и вы предстали взорам,

О презрители богатства.

О ты, Курий! что вещавший

Ко самнитам, приносящим

Злато: «Лучше я желаю

Повелитель быть над теми,

Кто имеет много злата,

Нежели иметь сам злато».

Ах! возможно ль его блеском

Льстить того, кого, пришедши

На прошение, посланцы

Целого народа видят

На древянном блюде яствы

Поядающа. – Явился

Муж, презритель сребра, злата,

Добродетельный Фабриций;

Удивленье врагов Рима,

Ты достойный был воссести

И в том граде и в том сонме,

Где Киней, дивяся, мудрый:

«Рим, – вещает, – есть храм божий,

А сенат – царей собранье».

Пирр, со златом посрамленный,

Не возмогши добродетель

Повредить твою, рек тако:

«Нет, удобнее возможно

Совратить с теченья солнце,

Нежели со стези правды,

Добродетели и чести

Совратить тебя, Фабриций».

Кто сей зрится весь покрытый

Ранами, муж строга вида?..

Регул, зная пытки, муки,

Что его ждут во Карфаге:

«Вам война, не мир довлеет,

О сенат, о народ римский!» —

И кровавая пал жертва

Он совета сего мудра.

Но возник тебе на гибель

Ганнибал, сей муж предивный,

Коим Рим едва не свержен

Во полете своей славы,

Если б зависть не претила

Во парении ирою.

Фабий медленностью мудрой

Если б бег твой не умерил,

То, поверженный во прахе,

Во развалинах дымился б

Рим, глава земного круга;

Там бы зрелися потомки

Тех мужей, достойных неба,

В поругании злосрамном;

На том месте, где венчались

Славою их предки дивны,

Не воссели б в славе, в блеске

На престоле всего мира.

Ганнибал, ирой премудрый,

Что тебе противустанет?