Песнь крови

– А его дочь? – спросил он, стремясь избавиться от этого воспоминания.

– Говорят, она лонакский найденыш. Он нашел ее потерявшейся в лесу. По-видимому, сеорда позволяют ему путешествовать по лесу.

– Должно быть, они относятся к нему с большим уважением.

Каэнис фыркнул.

– Уважение дикарей недорого стоит, брат мой!

– Тот сеорда, что приехал с Аль-Мирной, похоже, тоже не испытывает особого уважения к нашим обычаям. Быть может, с его точки зрения, это мы – дикари.

– Ты придаешь слишком большое значение его словам. Орден принадлежит Вере, и не таким, как он, судить о Вере. Хотя, должен признаться, мне любопытно, для чего владыка башни привел его поглазеть на нас.

– Думаю, он пришел не за этим. Подозреваю, у него какое-то дело к аспекту.

Каэнис пристально взглянул на Ваэлина.

– Дело? Да о чем они могут говорить между собой?

– Нельзя же оставаться совершенно глухим к миру за стенами, Каэнис. Владыка битв оставил свой пост, первый министр казнен. И вот теперь владыка цитадели явился на юг. Наверное, это что-нибудь да значит.

– В Королевстве всегда что-нибудь да происходило. Вот почему наша история так богата преданиями.

«Преданиями о войне», – подумал Ваэлин.

– Быть может, – продолжал Каэнис, – у Аль-Мирны были другие причины приехать сюда – личные причины.

– Например?

– Он сказал, они с владыкой битв были товарищами. Может быть, он желал лично посмотреть на твои успехи.

«Мой отец прислал его сюда, чтобы он посмотрел на меня? – удивился Ваэлин. – Зачем? Убедиться, что я еще жив? Посмотреть, сильно ли я вытянулся? Подсчитать, сколько на мне шрамов?» Он не без труда сдержал знакомую волну горечи, поднявшуюся в груди. «Зачем ненавидеть чужого человека? У меня нет отца, и ненавидеть мне некого».

Глава третья

На следующее утро всего двое мальчиков получили монеты: обоих сочли либо трусливыми, либо не проявившими должного умения в бою. Ваэлину казалось, что пролитая во время испытания кровь и сломанные кости не стоили подобного результата, но орден никогда не позволял себе усомниться в своих ритуалах: в конце концов, они были частью Веры. Норта оправился быстро, Дентос тоже, а вот глубокому шраму у Баркуса на спине, похоже, предстояло остаться при нем на всю жизнь.

По мере того, как крепчали зимние морозы, их обучение становилось все более специализированным. Уроки фехтования у мастера Соллиса становились все сложнее, и, кроме того, их теперь учили сражаться с алебардой в плотном строю. Их учили ходить строем и совершать перестроения, они отрабатывали множество команд, превращающих группу отдельных бойцов в слаженный боевой отряд. Обучиться этому было непросто, и немало мальчиков отведали розги за то, что путали право и лево или постоянно сбивались с ноги. Потребовалось несколько месяцев тяжелого труда для того, чтобы они наконец начали улавливать суть того, чему их учат, и еще пара месяцев, прежде чем их усилия вроде бы удовлетворили мастеров. И все это время они продолжали заниматься верховой ездой, по большей части по вечерам, в убывающих сумерках. Они подыскали себе свой собственный ипподром: четыре мили по тропе вдоль реки, и назад вокруг внешней стены. Там по пути было достаточно препятствий и неровностей, чтобы выполнить жесткие требования мастера Ренсиаля. Именно во время одного из таких вечерних заездов Ваэлин и познакомился с девочкой.

Он неправильно зашел на прыжок через ствол поваленной березы, и Плюй, со свойственным ему норовом, вздыбился и сбросил его на жесткую мерзлую землю. Ваэлин услышал, как товарищи смеются над ним, уносясь вперед.

– Ах ты, мерзкая кляча! – негодовал Ваэлин, поднимаясь на ноги и потирая ушибленный бок. – Ты только и годишься, что на колбасу!

Плюй презрительно ощерился, порыл копытом землю, потом трусцой отбежал в сторону и принялся щипать какие-то совершенно несъедобные кусты. Во время одного из своих недолгих просветлений мастер Ренсиаль предупреждал их, чтобы они не приписывали человеческих чувств животному, у которого и мозгов-то всего с детский кулачок.

– Лошади заботятся исключительно о других лошадях, – говорил Ренсиаль. – Мы ничего не знаем о том, что их тревожит и печалит, точно так же, как и они ничего не знают о человеческих мыслях.

Глядя на то, как Плюй старательно поворачивается к нему задом, Ваэлин задался вопросом, прав ли был мастер. Быть может, его лошадь все же обладает необычной способностью демонстрировать чисто человеческое равнодушие?

– Твоя лошадка тебя не очень-то любит.

Он поспешно нашел ее взглядом – рука сама потянулась к оружию. Девочке было лет десять. Она была закутана в меха от холода, бледное личико смотрело на него снизу вверх с нескрываемым любопытством. Она появилась из-за раскидистого дуба. Руки в варежках сжимали букетик бледно-желтых цветочков, в которых Ваэлин узнал зимоцветы. Их много росло в окрестных лесах, и городские иногда приходили их собирать. Зачем – он понять не мог: мастер Хутрил говорил, что в пищу они не годятся, и как лекарство тоже.

– Думаю, он предпочел бы вернуться к себе на равнины, – ответил Ваэлин, подошел к поваленной березе и сел, чтобы поправить перевязь.

К его изумлению, девочка подошла и села рядом.

– Меня зовут Алорнис, – сказала она. – А ты – Ваэлин Аль-Сорна.

– Ну да.

Ваэлин успел привыкнуть, что после летней ярмарки его узнают, пялятся на него и тычут пальцами каждый раз, как он оказывается поблизости от города.

– Маменька говорила, чтобы я с тобой не разговаривала, – продолжала Алорнис.

– Да ну? Почему это?

– Не знаю. Наверно, папеньке это не понравится.

– Тогда, может, лучше не надо?

– Ну я же не всегда делаю, как мне говорят. Я девочка непослушная. Я вообще не такая, как положено девочке.

Ваэлин невольно улыбнулся.

– Отчего же?

– Ну, я не люблю шить, не люблю кукол и делаю всякое, что мне не положено, картинки рисую, которые мне не положено рисовать, и соображаю лучше мальчишек, а они от этого чувствуют себя глупыми.

Ваэлин хотел было рассмеяться, но заметил, как серьезно она это говорит. Девочка как будто изучала его, ее глаза так и бегали, разглядывая его лицо. Наверное, он почувствовал бы себя неловко, но почему-то это было очень приятно.

– Зимоцветы, – сказал он, кивнув на цветы. – А зимоцветы тебе собирать положено?

– О да! Я собираюсь их нарисовать и написать, что это за цветы. У меня дома толстая книга с цветами, я их все сама нарисовала. А папенька меня научил, как они называются. Он очень хорошо разбирается в цветах и растениях. А ты в цветах и растениях разбираешься?

– Немного. Я знаю, какие из них ядовитые и какие полезные, какие можно есть и использовать как лекарство.

Она нахмурилась, глядя на букетик в своих варежках.

– А эти есть можно?

Ваэлин покачал головой.

– Нет, и лечить ими нельзя. На самом деле совершенно бесполезные цветы.

– Это же часть природной красоты! – сказала она, и на ее гладком лобике появилась небольшая морщинка. – Значит, не такие уж они бесполезные.

На этот раз Ваэлин рассмеялся, просто не мог удержаться.

– Что ж, это верно!

Он огляделся по сторонам в поисках родителей девочки.

– Ты ведь не одна здесь?

– Маменька тут неподалеку. А я спряталась за дубом, чтобы посмотреть, как ты поедешь мимо. Ты так смешно свалился!