Песнь льда и огня. Книги 1-9

«Надо их рассмешить, — толковала Пенни, — тогда они забудут, что мы не такие, как они. Ну пожалуйста». И он как-то незаметно дал себя убедить. Из-за рома, должно быть. Капитанское вино вышло первым, а ромом, как открыл Тирион Ланнистер, можно напиться гораздо быстрее.

В итоге он напялил на себя Грошиковы доспехи, сел на Грошикову свинью, и сестра Грошика обучила его правилам шутовского турнира. Что за ирония, ведь когда-то Тирион чуть головы не лишился, отказавшись сесть на собаку по приказу племянника… А впрочем, верхом на свинье иронизировать трудновато.

Пенни двинула его копьем в плечо, он ударил своим по ее щиту. Она усидела, он, как и полагалось, упал.

Со свиньи, казалось бы, падать просто — только не с этой. Тирион, помня уроки Пенни, свернулся в комок, но все-таки ушибся и прикусил язык до крови. Как будто ему снова двенадцать, и он ходит колесом по столу в чертоге Бобрового Утеса. Тогда его хоть дядя Герион похвалил, а матросы и смеются-то будто нехотя — не сравнить с хохотом, который стоял на свадебном пиру Джоффри при выезде Пенни и Грошика.

— Гнусный ты коротышка, Безносый, и скверный ездок, — заорал кто-то с юта. — Надо было девчонке сперва тебя разогреть. — Деньги на него поставил, наверное… Ладно, Тирион и не такое слыхал.

Подняться в деревянных латах было непросто. Он ерзал по палубе, как перевернутая на спину черепаха, но это даже хорошо — смех сделался громче. Жаль ногу не сломал, вот была бы потеха. А в том нужнике, где он пустил стрелу в пах отцу, они бы сами обосрались со смеху. Все, что угодно, лишь бы их ублажить.

Джорах Мормонт наконец сжалился и поставил карлика на ноги.

— Что ты как дурак.

«Что, что… Так задумано было, вот что».

— Кем я, по-твоему, должен казаться, сев на свинью? Героем?

— Потому я, верно, и не сажусь на свиней.

Тирион снял шлем, сплюнул за борт розовый сгусток.

— Мне сдается, я пол-языка себе откусил.

— В другой раз кусай крепче. На турнирах я, по правде сказать, видывал и худших бойцов.

Никак, похвала?

— Я свалился с проклятой свиньи и сам себя ранил — куда уж хуже.

— Мог бы вовсе убиться, вогнав себе щепку в глаз.

Пенни соскочила со своего скакуна по имени Хрум.

— Тут подвигов совершать не надо, Хугор, — наоборот. — Она всегда называла его Хугором при посторонних. — Главное, чтобы они смеялись и бросали монетки.

«Тоже мне плата за кровь и ушибы».

— Значит, мы с тобой оплошали: монеты никто не бросал. — Ни пенни, ни грошика.

— Будут, когда ты освоишься. — Пенни тоже сняла шлем, открыв шапку тускло-бурых волос и нависший лоб. Глаза у нее были карие, щеки пылали. — У королевы Дейенерис на нас прольется настоящий серебряный дождь, вот увидишь.

Матросы кричали и топали, требуя повторить, — громче всех, как всегда, надрывался кок. Тирион невзлюбил его, хотя в кайвассу здесь сколько-нибудь прилично играл только он.

— Смотри, им понравилось, — заулыбалась Пенни. — Давай еще разок, Хугор.

Тириона спас окрик одного из помощников: снова шлюпки спускать. Капитан надеется поймать ветер где-нибудь ближе к северу; людям опять придется грести и тянуть когг на буксире до мозолей и боли в спине. Они эту работу терпеть не могли, и Тирион не винил их.

— Надо было вдове на галею нас посадить, — проворчал он. — Снимите с меня эти треклятые доски — одна щепка, по-моему, воткнулась мне между ног.

Этим занялся Мормонт. Пенни увела вниз животных.

— Посоветуй своей даме хорошенько запирать дверь, — сказал сир Джорах, отстегивая пряжки на деревянном панцире. — У них только и разговору, что о ребрышках и окороках.

— Эта свинья — половина всего ее достояния.

— Гискарцы и собаку сожрут только так. — Рыцарь снял с Тириона спинной и нагрудный панцири. — Скажи ей.

— Ладно. — Тирион отлепил от груди рубашку. Хоть бы легкое дуновение, так ведь нет. Доспехи, похоже, перекрашивали раз сто; на свадьбе Джоффри, помнится, один боец имел на себе лютоволка Старков, другой — герб Станниса Баратеона. — Животные понадобятся нам, чтобы дать представление королеве. — Если матросы всерьез соберутся зарезать Милку, Тирион с Пенни не смогут им помешать, но длинный меч сира Джораха заставит по крайней мере задуматься.

— Надеешься спасти этим свою голову, Бес?

— Сир Бес, если не трудно. Да, надеюсь. Ее величество непременно полюбит меня, когда узнает получше. Я такой славный человечек и знаю так много полезного о своих родичах… Но до поры до времени ее следует забавлять.

— Своих преступлений ты не смоешь, сколько бы ни выламывался. Дейенерис Таргариен не дурочка, кривляньями ее не проймешь. Она поступит с тобой по всей справедливости.

«Нет уж, спасибо».

— А с тобой что она сделает? Обнимет, приголубит, на плаху пошлет? — спросил Тирион и усмехнулся, видя явное замешательство рыцаря. — Думаешь, я так и поверил, что в том борделе ты был по ее поручению? Что защищал ее интересы на другом конце света? Скорей уж она тебя прогнала — не знаю только за что. Ага! Ты шпионил за ней! — прищелкнул языком карлик. — И везешь меня ей, чтобы купить прощение. Никуда не годный план, скажу я тебе, такое только спьяну придумать можно. Если б ты привез Джейме, дело другое — он убил ее отца, а я лишь своего собственного. Думаешь, Дейенерис меня казнит, а тебя помилует? Не вышло бы наоборот. Садись-ка ты сам на свинью, сир Джорах, надевай пестрые латы, как Флориан, и…

От удара в висок Тирион упал и стукнулся другим виском о палубу. Приподнявшись, он сплюнул кровь вместе с выбитым зубом. С каждым днем все краше, но на этот раз, пожалуй, сам напросился.

— Этот карлик чем-то обидел вас, сир? — спросил он невинно, утирая разбитую губу тыльной стороной ладони.

— Этот карлик у меня в печенках сидит. Хочешь сохранить зубы, что еще остались во рту, — не подходи ко мне до конца плавания.

— Легко сказать. Мы ночуем в одной каюте.

— Значит, ночуй в другом месте. В трюме, на палубе, мне наплевать, — сказал рыцарь и ушел, стуча сапогами.

Пенни нашла Тириона на камбузе — он полоскал рот водой с ромом.

— Я слышала, что стряслось. Тебе больно?

— Ничего… Одним зубом меньше. Мормонта я, кажется, ранил сильнее. Защиты от него, как ни грустно, ждать теперь не приходится.

— Да что ты ему сделал? — Пенни, оторвав от рукава лоскут, занялась кровоточащей губой. — Что ты сказал?

— Пару истин, которые сиру Безоару пришлись не по вкусу.

— Вот и зря. Разве не понимаешь, что больших людей нельзя задирать? Он мог бы тебя в море бросить, а матросы лишь посмеялись бы. Шути с ними, смеши их — так мой отец говорил. Твой не учил тебя этому?