Песнь льда и огня. Книги 1-9
Шрифт:
— Да, — оборвал Станнис. — Будто Серсея наставила мне рога, привязав к каждому дурацкий бубенец. И дочь моя рождена от полоумного шута! Басня столь же гнусная, как и нелепая. Ренли бросил ее мне в лицо во время переговоров. Надо быть таким же безумным, как Пестряк, чтобы поверить в это.
— Может быть, государь… но верят они в эту историю или нет, рассказывается она с большим удовольствием. — Во многие места она добралась раньше них, испортив их собственный правдивый рассказ.
— Роберт мог помочиться в чашу, и люди назвали бы это вином — я же предлагаю им ключевую воду, а они морщатся подозрительно и шепчут друг другу, что у нее странный вкус. — Станнис скрипнул зубами. — Скажи им кто-нибудь, что
— Рты им не заткнешь, государь, — но, когда вы отомстите истинным убийцам своего брата, страна убедится в лживости подобных россказней.
Станнис слушал его невнимательно, думая о своем.
— Я не сомневаюсь, что Серсея приложила руку к смерти Роберта. Да, он будет отомщен — и Нед Старк тоже, и Джон Аррен.
— И Ренли? — выпалил Давос не подумав.
Король долго молчал, а потом сказал очень тихо:
— Иногда это снится мне. Смерть Ренли. Зеленый шатер, свечи, женский крик. И кровь. — Станнис опустил глаза. — Я был еще в постели, когда он погиб. Спроси своего Девана — он пытался разбудить меня. Рассвет был близок, и мои лорды волновались. Мне следовало уже сидеть на коне, одетому в доспехи. Я знал, что Ренли атакует при первом свете дня. Деван говорит, что я кричал и метался, но что с того? Мне снился сон. Я был у себя в шатре, когда Ренли умер, и когда я проснулся, руки мои были чисты.
Сир Давос Сиворт ощутил зуд в своих отрубленных пальцах. «Что-то тут нечисто», — подумал бывший контрабандист, однако кивнул и сказал:
— Конечно.
— Ренли предложил мне персик. На переговорах. Он смеялся надо мной, подзуживал меня, угрожал мне — и предложил мне персик. Я думал, он хочет вынуть клинок, и схватился за свой. Может, он того и добивался — чтобы я проявил страх? Или это была одна из его бессмысленных шуток? Может, в его словах о сладости этого персика был какой-то скрытый смысл? — Король тряхнул головой — так собака встряхивает кролика, чтобы сломать ему шею. — Только Ренли мог вызвать у меня такое раздражение с помощью безобидного плода. Он сам навлек на себя беду, совершив измену, но я все-таки любил его, Давос. Теперь я это понял. Клянусь, я и в могилу сойду, думая о персике моего брата.
Они уже въехали в лагерь, следуя мимо ровных рядов палаток, реющих знамен, составленных вместе щитов и копий. Ядреный дух лошадиного навоза смешивался с запахом дыма и жареного мяса. Станнис краткой фразой отпустил лорда Флорента и остальных, приказав им через час собраться у него в шатре на военный совет. Они склонили головы и разъехались в разные стороны, а Давос с Мелисандрой проехали за королем к его шатру.
Шатер был велик, поскольку в нем проводились советы, но роскошью отнюдь не блистал. Простая солдатская палатка из плотного холста, выкрашенного в темно-желтый цвет, который мог сойти за золотой. Только знамя на серединном шесте указывало, что это королевская резиденция, да еще стража — люди королевы, опершиеся на длинные копья, с пылающими сердцами на груди.
Подоспели грумы, чтобы помочь им спешиться. Один из часовых освободил Мелисандру от ее громоздкого штандарта, вогнав древко глубоко в рыхлую землю. Деван стоял у входа, приготовясь поднять полотнище для короля. Рядом с ним стоял оруженосец постарше. Станнис, сняв с себя корону, вручил ее Девану.
— Подай нам две чаши холодной воды. Давос, пойдем со мной. За вами, миледи, я пришлю, когда вы мне понадобитесь…
— Да, ваше величество, — с поклоном ответила Мелисандра.
После яркого утра шатер показался Давосу холодным и темным. Станнис сел на простой походный табурет и указал Давосу другой.
— Когда-нибудь я сделаю тебя лордом, контрабандист, — хотя бы в пику Селтигару и Флоренту, но ты мне за это спасибо не скажешь. Придется тебе тогда торчать на этих советах
и притворяться, что внимательно слушаешь, как регочут эти мулы.— Зачем вы созываете их, раз от них нет никакого проку?
— Мулы любят собственный голос — почему бы и нет? Лишь бы тащили мою повозку. Бывает, кто и полезную мысль выскажет в кои-то веки. Сегодня, полагаю, этого не произойдет — ага, вот твой сын несет нам воду.
Деван поставил поднос на стол и наполнил две глиняные чаши. Король бросил в свою щепотку соли, Давос стал пить просто так, жалея, что это не вино.
— Вы говорили о вашем совете.
— Сейчас я скажу тебе, как все будет. Лорд Веларион предложит мне штурмовать замок на рассвете, с крючьями и лестницами против стрел и кипящего масла. Молодые мулы сочтут эту мысль великолепной. Эстермонт будет за то, чтобы уморить их голодом, как Тирелл и Редвин пытались уморить меня. Это может затянуться на целый год, но старые мулы терпеливы. Лорд Карол и прочие, любящие лягаться, захотят поднять перчатку сира Кортни и рискнуть всем в единоборстве — каждый из них уже воображает, что станет моим бойцом и покроет себя неувядаемой славой. — Король допил свою воду. — А что ты посоветовал бы мне, контрабандист?
Давос подумал немного и ответил:
— Идти на Королевскую Гавань.
— И оставить Штормовой Предел в руках неприятеля? — фыркнул король.
— Сир Кортни не в силах причинить вам вред в отличие от Ланнистеров. Осада может затянуться надолго, поединок — дело рискованное, а штурм будет стоить вам тысяч жизней без верной надежды на успех. Да и нужды в нем нет. Когда вы низложите Джоффри, этот замок отойдет к вам вместе со всеми остальными. В лагере говорят, что лорд Тайвин Ланнистер двинулся на запад — спасать Ланниспорт от северян.
— Твой отец замечательно умен, Деван, — сказал король стоящему подле мальчику. — Он заставляет меня пожелать, чтобы мне служило побольше контрабандистов и поменьше лордов. Но в одном ты заблуждаешься, Давос. Нужда есть. Если я оставлю Штормовой Предел невзятым у себя в тылу, все скажут, что я здесь потерпел поражение. А этого я допустить не могу. Ко мне не питают любви, как питали к моим братьям. За мной идут потому, что боятся меня, а поражение убивает страх. Замок должен быть взят. — Челюсти короля двинулись из стороны в сторону. — И быстро. Доран Мартелл созвал свои знамена и укрепил горные перевалы. Его дорнийцы готовы ринуться на Марки. Да и Хайгардену далеко еще не конец. Брат оставил у Горького Моста основную часть своего войска — около шестидесяти тысяч пехоты. Я послал женина брата сира Эррола с сиром Парменом Крейном взять этих солдат под мою руку, но они так и не вернулись. Боюсь, что сир Лорас Тирелл добрался до Горького Моста раньше моих посланников и забрал пехоту себе.
— Тем больше причин взять Королевскую Гавань как можно скорее. Салладор Саан говорил мне…
— У Салладора Саана на уме одно — золото! — вспылил Станнис. — Он только и мечтает о сокровищах, которые, по его мнению, лежат под Красным Замком. Слышать о нем не желаю. В день, когда мне вздумается держать совет с лиссенийским пиратом, я сниму с себя корону и надену черное. — Рука короля сжалась в кулак. — Чего ты хочешь, контрабандист, — служить мне или раздражать меня своими поперечными словами?
— Я ваш, — сказал Давос.
— Тогда слушай. Помощник сира Кортни лорд Медоуз — кузен Фоссовеев, двадцатилетний юнец. Если с Пенрозом что-то приключится, командование Штормовым Пределом перейдет к этому сопляку, и его кузены полагают, что он мои условия примет и замок сдаст.
— Я помню другого сопляка, командовавшего Штормовым Пределом, — ему в ту пору тоже было немногим больше двадцати.
— Лорд Медоуз не такой твердолобый упрямец, каким был я.
— Упрямец или трус — какая разница? Сир Кортни Пенроз жив и здоров.