Песнь льда и огня. Книги 1-9
Шрифт:
— Нет. Стена всюду отвесная, и лед гладкий. Будь у меня хорошая веревка и топор, чтобы вырубать опоры для рук, я бы спустилась, но…
— Но не мы, — закончил за нее Жойен.
— Не вы. Ты уверен, что видел во сне именно это место? Может, это не тот замок?
— Тот самый. И здесь есть ворота.
Есть-то они есть, подумал Бран, только завалены наглухо.
Тени от башен между тем стали длинными, и окрепший ветер гонял по дворам сухие листья. Надвигающиеся сумерки напомнили Брану еще одну сказку старой Нэн — о Короле Ночи. Он был тринадцатым командиром Ночного Дозора и не ведал страха. «И это был его порок, — каждый раз добавляла старая Нэн, — ибо все люди должны чего-то бояться». Его погубила женщина, которую он увидел со Стены, — женщина с кожей белой, как лунный свет, и
Он привел ее в Твердыню Ночи и объявил ее королевой, а себя — королем, с помощью колдовских чар подчинив братьев Дозора своей воле. Тринадцать лет правил он, Король Ночи, вместе со своей мертвой королевой, пока Старк из Винтерфелла и Джорамун-одичалый не объединились, чтобы освободить Дозор от его ига… когда они свергли его, стало известно, что он приносил жертвы Иным. После этого все записи о Ночном Короле были уничтожены, и самое имя его сделалось запретным.
«Одни говорят, что он из Болтонов, — неизменно заканчивала свой рассказ старая Нэн. — Другие — что из Магнаров со Скагоса, третьи — что он Амбер, Флинт или Норри. Говорят даже, что он из Вудфутов, которые правили Медвежьим островом до того, как туда пришли Железные Люди. Но все это неправда. Он был Старком, братом того, кто в конце концов его свергнул. — При этих словах она каждый раз щипала Брана за нос. — Он был Старк из Винтерфелла, и может быть, его даже звали Брандоном, кто знает? Может быть, он и спал в твоей кровати, в этой самой комнате».
Это еще как сказать — но он жил в этом замке, где они сегодня будут ночевать. Брану от этого было очень не по себе. Старая Нэн всегда говорила, что при свете дня Король Ночи был человек как человек и лишь ночью преображался — а теперь уже темнеет.
Риды решили заночевать в кухне, каменном восьмиугольном строении с проломленным куполом. Она обеспечивала лучшее укрытие, чем все другие здания, хотя через ее грифельный пол рядом с огромным внутренним колодцем проросло чардрево. Высунув свой кривой ствол сквозь дыру в крыше, оно тянуло белые кости ветвей к небу. Это было странное дерево, тоньше всех чардрев, виденных Браном, и без лика на стволе, но здесь Бран по крайней мере чувствовал себя под защитой старых богов.
Это было, впрочем, единственное, что его здесь устраивало. Крыша в кухне сохранилась почти целиком, так что в случае дождя они не промокнут, зато согреться им вряд ли удастся. Холод так и сочился из каменного пола. Брану не нравились также густые тени. И огромные кирпичные печи с их разверстыми ртами. И заржавленные мясные крюки, и следы от топора на колоде для рубки мяса. Вот тут Повар-Крыса изрубил принца на куски. А потом испек свой пирог в одной из печей.
Но больше всего Бран опасался колодца — каменного, добрых двенадцати футов в поперечнике, со ступеньками в стенках, витками уходящими вниз, во тьму. Сырые стенки обросли селитрой, но воды на дне никто разглядеть не мог — даже Мира своими острыми глазами охотницы.
— Может, в нем дна и вовсе нет, — проговорил Бран.
Ходор перегнулся через край, доходивший ему до колен, и крикнул:
— ХОДОР! — «Ходорходорходор», — откликнулось снизу гулкое, переходящее в шепот эхо. Ходор сначала опешил, потом засмеялся и поднял с полу обломок грифеля.
— Ходор, не надо! — сказал Бран, но опоздал — Ходор уже кинул камень в колодец. — Не надо было этого делать. Ты ведь не знаешь, что там внизу. Вдруг ты ушибешь кого-нибудь… или разбудишь.
— Ходор? — с невинным видом ответил тот.
Далеко, далеко, далеко внизу послышался плеск упавшего в воду камня. Даже не плеск, а такое «у-уп», как будто студенистая пасть раскрылась и проглотила его. Слабое эхо поднялось вверх, и Брану показалось, будто в воде шевельнулось что-то.
— Пожалуй, нам не стоит здесь оставаться, — сказал он.
— Где, в колодце? — спросила Мира. — Или в Твердыне Ночи?
— Да, — сказал Бран.
Она засмеялась и послала Ходора за дровами. Лето тоже ушел. Теперь уже почти стемнело, и волку хотелось поохотиться.
Ходор вернулся один, таща громадную охапку хвороста.
Жойен, вынув нож и кремень, стал высекать огонь, а Мира почистила рыбу, которую поймала в последнем встретившемся им ручье. Сколько же лет прошло с тех пор, как в кухне Твердыни Ночи стряпали ужин? И кто тот давний ужин готовил? Уж лучше, пожалуй, этого не знать.Костер разгорелся, и Мира поставила жарить рыбу. Хорошо хоть, что это не мясной пирог. Повар-Крыса запек сына андальского короля в пироге с луком, морковью, грибами, большим количеством перца и соли, с салом и густо-красным дорнийским вином. Король ел да похваливал. За это боги превратили Повара в чудовищную белую крысу, способную питаться только собственным потомством. С тех пор он блуждает по замку, пожирая своих детей, но голод утолить не может. «Боги покарали его не за убийство, — говорила старая Нэн, — и не за то, что он подал королю блюдо из его собственного сына — человек имеет право мстить. Но он убил гостя под своим кровом, а этого боги не прощают».
— Давайте укладываться, — сказал Жойен, когда они поели. Костер уже догорал, и Жойен поворошил его палкой. — Может, мне приснится еще один зеленый сон, который укажет нам путь.
Ходор уже похрапывал, свернувшись калачиком. Иногда он ворочался под плащом и бормотал что-то, наверно, «ходор». Бран подполз поближе к огню. Тепло и легкое потрескивание пламени успокаивали его, но сон не приходил. Снаружи ветер гонял армию сухих листьев по дворам, и они скреблись в окна и двери. Брану все время вспоминались сказки старой Нэн, и ему казалось, что он слышит, как переговариваются на Стене призрачные часовые и как трубят их призрачные рога. Ветви чардрева белели при лунном свете, проникающем через дыру в крыше. Можно было подумать, будто дерево пытается поймать луну и затащить ее в колодец. «Старые боги, — молился Бран, — если вы слышите меня, не посылайте мне сегодня снов. А если уж пошлете, пусть сон будет хорошим». Боги молчали, не отвечая ему.
Бран заставил себя закрыть глаза. Кажется, он даже заснул — вернее, уплыл в состояние между сном и явью, стараясь не думать о Безумце-Топоре, Поваре-Крысе и том, что приходит ночью.
Потом он услышал шум, и его глаза раскрылись.
Что это? Бран затаил дыхание. Может, ему приснилось? Он не хотел будить Миру и Жойена из-за какого-то сна… но вот он опять, этот далекий шаркающий звук… Листья, это листья шуршат по стенам — или ветер… Но звук шел не снаружи. Волоски на руках у Брана поднялись дыбом. Он внутри, он где-то здесь — и становится все громче. Бран приподнялся на локте, вслушиваясь. Ветер на самом деле дул, и листья шуршали, но было что-то еще, кроме них. Шаги. Сюда кто-то идет.
Это не часовые. Часовые никогда не покидают Стену. Но в Твердыне Ночи есть и другие призраки, еще страшнее. Взять хоть Безумца-Топора — старая Нэн рассказывала, как он снимал сапоги и крался по замку в темноте, и на след его могли навести только капли крови, падавшие с его топора, с его рук и его рыжей бороды. А помимо Безумца-Топора есть еще то, что приходит ночью. Новобранцы все видели это, говорила старая Нэн, но о том, что он видел, каждый из них рассказывал лорду-командующему по-другому. За год трое из них умерли, а четвертый сошел с ума, а сто лет спустя, когда оно явилось снова, молодые новобранцы шли за ним, закованные в цепи.
Но ведь это только сказка. Незачем себя пугать. Того, что приходит ночью, нет — так сказал мейстер Лювин. А если оно и было когда-то, то ушло из мира вместе с великанами и драконами.
Однако звук теперь стал еще громче.
Он идет из колодца, понял Бран, и это испугало его еще больше. Что-то поднимается к ним из-под земли, где царит мрак. Это Ходор разбудил его своим дурацким камнем, и теперь оно идет сюда. Бран плохо различал этот звук за храпом Ходора и стуком собственного сердца. Не кровь ли это капает с топора? Или это слабый шорох призрачных цепей? Бран еще больше насторожил слух. Шаги. Это точно шаги, каждый чуть громче предыдущего. Но сколько ног производит этот звук? В этом колодце такое сильное эхо. Ни падения капель, ни звона цепей Бран не слышал, но было еще что-то, кроме шагов… тонкий скулящий звук, будто кому-то больно, и тяжелое дыхание. Шаги, однако, звучали громче всего — и они приближались.