Песнь об Ахилле

— Стало быть, ты предаешь это войско, и будешь наказан как предатель. Твои трофеи и награды теперь будут в залоге у меня, пока ты не окажешь должное почтение и повиновение. И начнем мы с девушки. Ее ведь зовут Брисеидой? Она послужит заменой той деве, которую ты вынуждаешь меня отдать.

Вздох замер в моей гортани.

— Она моя, — сказал Ахилл. Каждое слово падало, словно острый мясницкий нож. — Она была дана мне всеми эллинами. Ты не можешь забрать ее. Если попытаешься, попрощаешься с жизнью. Подумай об этом, царь, прежде чем вредить себе.

Ответ Агамемнона был скор. Он не имел привычки отступать перед лицом толпы. Никогда.

— Я тебя не боюсь, и я ее заполучу, — он повернулся к микенянам. — Приведите девушку.

Лица царей вокруг меня были полны изумления. Брисеида была военной добычей, живым свидетельством славы и доблести Ахилла. Отбирая ее, Агамемнон отрицал все то, что было сделано Ахиллом на этой войне. Народ волновался, и я надеялся, что начнутся возражения. Но никто не проронил ни слова.

Отвернувшись, Агамемнон не мог видеть, как рука Ахилла потянулась к мечу. У меня перехватило дыхание. Я знал, что он был на это способен, один удар, прямо в трусливое сердце Агамемнона. На его лице я видел борьбу. Я так и не понял, что его удержало — возможно, он желал для царя более тяжкой кары, чем смерть.

— Агамемнон, — сказал он. Я вздрогнул от грубости его голоса. Царь повернулся, и Ахилл вытянул руку, уперевшись пальцем в его грудь. Великий царь от изумления не смог удержать шумного выдоха. — Сегодняшние твои слова станут причиной твоей смерти и смерти твоих людей. Я не стану более за тебя сражаться. Без меня же твое войско падет. Гектор разотрет ваши кости в кровавую грязь, а я буду смотреть на это, смеясь. И ты придешь, взывая о милосердии, но от меня ты его не получишь. Они все умрут, Агамемнон, из-за того, что сделано тобой сегодня.

Он смачно сплюнул прямо между ступней Агамемнона. И вот он уже подле меня, вот прошел мимо меня, и я, дрожа, последовал за ним, чувствуя, что мирмидоняне идут за нами — сотни человек, прокладывающих себе путь сквозь толпу, стремящихся к своим шатрам.

* * *

Размашистые широкие шаги быстро привели Ахилла к самому берегу. Ярость его была раскаленной, словно под его кожей струился огонь. Мышцы напряглись так, что я боялся коснуться его, опасаясь, что они лопнут, как тетива лука. Он не остановился, когда мы достигли лагеря. Он не повернулся и не заговорил с людьми. Он прошел в шатер, дернув входной полог и оставив его висеть.

Рот его был сжат, некрасиво и столь сильно, как я еще ни разу не видел. Глаза были почти безумны. — Я убью его, — поклялся он. — Я убью его. — Он схватил копье и разломал его, так что брызнули щепки, швырнув обломки наземь.

— Я едва не убил его. Надо было все же сделать это. Как он посмел? — он отшвырнул кувшин, и он разбился, ударившись о кресло. — Трусы! Видел, как они прикусили губы и не смели и пикнуть? Надеюсь, он и их добычу отберет. Надеюсь, он проглотит их одного за другим.

Снаружи послышался неуверенный голос: — Ахилл?

— Входи, — прорычал Ахилл.

Вошедший Автомедон едва переводил дыхание. — Прости, что докучаю тебе. Феникс велел мне оставаться и слушать, что будет дальше, и затем передать тебе.

— И что же? — потребовал продолжения Ахилл.

Автомедон затрепетал. — Агамемнон спросил, отчего Гектор все еще жив. Он сказал, что ты им более не нужен. Потому что ты, возможно, не тот… кем себя называешь. — Еще одно копье переломилось в пальцах Ахилла. Автомедон сглотнул. — Теперь они идут сюда, за Брисеидой.

Ахилл стоял ко мне спиной, лица его я не видел. — Оставь нас, — велел он своему колесничему. Автомедон попятился к выходу и скрылся, оставив нас одних.

Они идут за Брисеидой. Я встал, сжав кулаки. Я чувствовал себя сильным и свободным, словно ноги мои могли продавить землю до самой ее изнанки.

— Мы должны что-то сделать. Можно ее спрятать. В лесу или…

— Теперь он заплатит, — сказал Ахилл. В его голосе я услышал мрачное торжество. — Пусть они ее забирают. Он себя приговорил.

— О чем ты?

— Я должен поговорить с матерью, — он двинулся к выходу из шатра.

Я удержал его за руку. — У нас нет времени. К тому времени, как ты вернешься, они уже успеют забрать ее. Мы должны сделать что-то, прямо сейчас!

Он повернулся ко мне. Зрачки его глаз казались необычно расширенными, будто заполняли все лицо. Казалось, он пребывал где-то бесконечно далеко. — О чем ты говоришь?

Я уставился на него. — Брисеида…

Он смотрел мимо меня. Я никак не мог уловить то, что таилось в его взгляде. — Для нее я ничего не могу сделать, — сказал он наконец. — Если Агамемнон выбрал свой путь, он должен заплатить за это.

Чувство, будто я падаю в океанские глубины, поглотило меня и придавило тяжелее камней.

— Ты ведь не дашь им забрать ее.

Он отвернулся, он более не смотрел на меня. — Это его выбор. Я сказал ему, что случится, если он это сделает.

— Ты ведь знаешь, что он сделает с нею.

— Это его выбор, — повторил Ахилл. — Лишить меня чести? Наказать меня? Пускай сделает это. — В его глазах плясали отблески пламени.

— Ты не поможешь ей?

— Я ничего не могу сделать, — отрезал он.

Голова кружится, словно я пьян. Я не мог ни говорить, ни думать. Я никогда ранее не злился на него, я просто не знал, как это делать.

— Она ведь одна из нас. Как ты можешь просто дать им увести ее? Где же твоя честь? Как ты можешь дать ему овладеть ею?

И вдруг я понял. Отвращение овладело мною. Я повернулся к двери.

— Куда ты? — спросил он.

Голос мой был хрипл и безумен. — Я должен ее предупредить. У нее есть право знать, что ты выбрал.

* * *

Я стоял перед ее шатром. Маленький, коричневый, с откинутыми створками входного полога. — Брисеида, — услышал я собственный голос.

— Входи! — ее голос потеплел и был полон радости. Пока шел мор, мы не могли поговорить, все время отнимали насущные хлопоты.

Она сидела на табурете, со ступкой и пестом в руках. Воздух пропитывал густой аромат мускатного ореха. Она улыбнулась.

Я ощутил, как от горя у меня пересохло во рту. Как мне все ей сказать?

— Я… — попытался я начать и остановился. Она смотрела на меня, и улыбка ее погасла. И вот она уже возле меня.