Песнь последнего менестреля

Они еще поучают живых

Обуздывать пламя страстей своих.

А Твид вдалеке рокочет уныло,

И ухает филин над чьей-то могилой.

Пойди в этот час, и пойди один

Взглянуть на громады прежних руин

И скажешь, что в жизни не видел своей

Картины прекраснее и грустней.

2

Но красотой угрюмых стен

Не любовался Делорен.

Ворота накрепко закрыты

Стучит он долго, стучит сердито,

Привратник к воротам спешит:

"Кто в поздний час так громко стучит?"

"Из Брэнксома я!" - Делорен отвечает,

И сразу монах ему отворяет:

Ведь лорды Брэнксома в трудные дни

Прекрасный Мелроз спасали в битвах

И земли аббатству дарили они,

Чтоб души их поминали в молитвах.

3

Всего два слова гонец сказал,

И молча факел привратник взял,

И вот уже покорно вперед

Стопой неслышною он идет,

А шаг Делорена громко звенит

По гулким камням монастырских плит.

Вот рыцарь пернатый шлем наклонил

В тихую келью смиренно вступил,

Где мирно дни доживает святые

Монах, служитель девы Марии.

4

"Велела леди Брэнксом сказать

Он молвил, подняв забрало,

Что из могилы сокровище взять

Сегодня пора настала..."

С убогого ложа поднялся монах,

Согбенную спину расправил,

В густой бороде его и кудрях

Снег проседи возраст оставил.

5

Глаза на рыцаря он обратил

Как небо они голубое:

"Не трусом отец твой тебя взрастил,

Коль дерзнул ты на дело такое!

Уж семьдесят лет я прощенья прошу

За проступок, давно свершенный,

Власяницу ношу и вериги ношу,

По ночам отбиваю поклоны;

Но еще не искуплен великий грех

Познанья того, что скрыто от всех.

Настанет, настанет и твой черед

Терзаться тайной виною.

Страшись расплаты: она придет!

Ну что же, следуй за мною..."

6

"Проклятья, отец мой, я не боюсь.

Я ведь и богу-то редко молюсь

Мессу выстаивать не люблю я

И призываю деву святую,

Лишь собираясь в битву лихую...

Скорей, монах, выполняй приказ.

Ты видишь - времени мало у нас".

7

На воина снова старик посмотрел,

Вздохнул в глубокой печали

И он ведь когда-то был молод и смел,

Сражался в знойной Италии.

О днях минувших задумался он,

Когда был строен, красив и силен;

И тихой походкой, усталый и хилый,

Сошел он в сад монастырский унылый,

Где камни надгробий и вечный покой,

Где кости усопших лежат под землей.

8

Цветы и травы в такие часы

Сверкают в каплях ночной росы,

А на могилах блестят изваянья

Немой белизной при лунном сиянье.

В раздумье монах любовался луной,

Потом оглядел небосклон ночной,

Где в танце искристом

На севере мглистом

Играли сполохи над землей.

И вспомнил он, как в прекрасной Кастилии

Надменные юноши на конях

Богатством нарядов глаза слепили,

Гарцуя врагам на страх...

Он знал: если сполохи в небе играют

Бесплотные духи над миром витают,

9

Открыли боковую дверь,

Вошли в алтарь... Как мрачен он!

Высокий свод как ночь гнетет,

Стройны, величавы ряды колонн.

На каменных сводах изваяны были

Кресты трилистников, чаши лилий,

Зловеще навис тяжелый карниз,

Из тьмы выступал причудливый фриз,

И чаща колонн во мраке белела,

Как в тесном колчане упругие стрелы.

10

Ветра ночного прикосновенье

Складки знамен привело в движенье.

Сомкнувшись, их шелковый строй

Мерцал гербами у ограды,

Где тускло светятся лампады,

Где с Дугласом отважным рядом

Спит Лиддсдейл - сумрачный герой.

Так блекнут мертвых имена

И гордость в прах превращена.

11

В окно восточное луна

Светила холодно-бледна.

Белели, как стволы, колонны,

И мнилось, некий чародей

Сплел капители из ветвей

И сделал каменными кроны

Густых тополей и печальных ив,

В недвижный фриз листву превратив.

Витраж причудливо-цветной

Был мягко освещен луной.

Там со щитом, закован в латы,

Среди пророков и святых

Стоял с мечом архистратиг,

Поправ гордыню супостата,

И на каменный пол от цветного окна

Кровавые пятна бросала луна,

12

Вот сели они на одну из плит,

Под которой владыка Шотландии спит,

И спокойно монах Делорену сказал:

"Не всегда был я тем, чем я нынче стал.

Под Белым Крестом сражался и я

В далекой знойной стране,

А ныне и шлем и кольчуга твоя

Лишь странными кажутся мне.

13

В тех дальних краях привело меня что-то

Под кровлю кудесника Майкла Скотта,

Известного всем мудрецам:

Когда в Саламанке, магистр чернокнижья,

Он жезл поднимал - дрожали в Париже

Все колокола Нотр-Дам.

Его заклинаний великая сила

Холм Элдонский натрое раскроила

И Твида теченье остановила.

Меня заклинаньям он научил.

Но я опасаюсь кары господней

За то, что о них еще и сегодня

Я, грешник седой, не забыл.

14

Но старый кудесник на смертном ложе

О боге и совести вспомнил все же,

Греховных своих ужаснулся дел

И видеть немедля меня захотел.

В Испании утром об этом узнал я,

А вечером у изголовья стоял я.

И страшный старик мне слова прохрипел,

Которых бы я повторить не посмел: