Песнь предсказателя Небес

Найчжоу, словно огромная, пыхтящая паром машина, нехотя открывал тяжелые веки. Как и сами люди здесь. Сонные, они еле-еле выходили из своих квартир и плелись вниз по лестнице на улицу. Кто-то шел на работу, кто-то отправлялся рыбачить в море Фэй, прозванное жителями города «бурым». Цвет у него такой, потому что грязное. А рыба из этого моря была пустой на вкус.

Доев булочку, парень зевнул и улыбнулся. Если жители города Найчжоу проснулись, значит, его работа тоже не ждет. Но прежде ему хотелось пожелать доброго дня своей небольшой семье. Он спрыгнул на бетонный пол и приблизился к двери квартиры. Как можно тише прошмыгнул внутрь.

– А-юн [3] ! – Детские ручонки обхватили его за талию. – Братец, ты где был?

Цзян Юн опустил взгляд вниз. На него смотрели два огромных темных глаза с каймой длинных ресниц. Девочка отпустила брата и на шаг отошла, рассматривая его, словно видела впервые.

– Бабушка еще спит? – шепотом спросил Цзян Юн и нежно погладил сестру по голове. – Смотрел на восход.

– А когда мне можно будет посмотреть на восход?

– Вот съешь тысячу паровых булочек, сестричка, а потом еще – и подрастешь! Буду показывать тебе восход солнца. – Парень улыбнулся и прошел в небольшую кухоньку.

3

А – уменьшительно-ласкательная форма обращения.

Для трех человек здесь едва хватало места. Бабушка Цзян Мэй хозяйничала на этой территории сама. И пусть на кухне было тесно, однако все лежало на своих местах. Любимая старенькая рисоварка стояла на столе и занимала большую его часть. У стола – три табурета из темного дерева. Развернешься, и сразу плита на две конфорки, всегда чистая. Чуть выше висели ящички из такого же темного дерева с кухонной утварью внутри. Небольшое окно всегда приоткрыто, чтобы проветривать маленькое помещение.

Цзян Юн открыл верхний шкафчик, ближе всего висящий к окну, и достал оттуда банку из-под дешевого кофейного напитка. Пусто. Деньги кончились. В животе рядом стоящей сестренки заурчало.

– Лихуа, сестрица, я принесу еды. – Цзян Юн улыбнулся и потряс банку в руках, словно в ней лежало что-то звонкое, весомое. Он с досадой поставил жестянку на место и закрыл шкафчик. – Не буди бабушку, хорошо? Когда она проснется, я уже сделаю для вас завтрак.

Девочка приподнялась на носочках и с довольным видом кивнула. Ее беззаботное, невинное личико умиляло Цзян Юна. Такое же приятное, растянутое в улыбке лицо и у бабушки Мэй. Это вся его семья. Такая маленькая и вечно улыбающаяся… Каждый день Цзян Юн напоминал себе, какая ответственность легла на его плечи.

Когда ему было одиннадцать лет, а сестренке Лихуа год – их родители погибли. В тот день дети уже навсегда остались со своей бабушкой. Цзян Юн видел, как она горько заплакала, узнав о машине, сорвавшейся вниз со склона. Тогда, в день великого шторма, случилась авария. Родители мчали домой по дороге, проложенной по гребню холма, возвышавшегося над бурым морем Фэй. В погожий день этот путь не был опасным. Но тот шторм вырывал деревья с корнями, машины скользили по сырому асфальту, словно водомерки на пруду. Немудрено, что проезжать по холмистой дороге было рискованным делом. Родители двух детей отчаянно стремились домой. Однако не добрались. Бабушка Мэй тогда долго горевала, но, будучи еще сильной и крепкой женщиной, принялась заботиться о несчастных детях, так внезапно оставленных родителями на произвол судьбы.

Благодаря работе кухаркой в небольшом ресторанчике бабушка Мэй держала семью на плаву. А потом, как и все смертные, постарела и оставила работу. К тому времени подрос Цзян Юн, и теперь на его плечи легла забота о своей бабушке и маленькой сестре. Вот только он не работал, а бил баклуши изо дня в день.

Каждое утро Цзян Юн ускользал из их маленькой квартирки на семнадцатом этаже и придумывал себе занятие. И одно из его любимых – воровать. Уже к обеду он обычно приносил домой продукты или деньги. На вопрос бабушки Мэй, откуда в их доме появляется еда, парень всегда отвечал уклончиво. Он вынужден был врать ей и сестре: что работает мойщиком посуды, ходит на рыбалку или помогает кому добрым делом за награду. Но никогда Цзян Юн не позволял себе заниматься попрошайничеством. И бабушка Мэй всегда с улыбкой кивала, выслушивая ложь, которая разбивала ему сердце.

Перед выходом парень взял с собой рюкзак для «добычи». Также он надел тонкую черную ветровку с капюшоном и прихватил такого же цвета кепку. Цзян Юн подошел к небольшому зеркальцу у входной двери. Ему нравилось собирать свои уже отросшие до плеч черные волосы в небольшой низкий пучок, чтобы не мешались. Порой Цзян Юн оставлял их распущенными, собирал несколько прядей по бокам и делал маленький хвостик. Он был уверен, что с такой прической можно легко выделиться на фоне остальных мужчин Найчжоу. Сестрица Лихуа часто играла с его волосами, нежно перебирая маленькими ручонками пряди и заплетая их в косички.

Он вгляделся в свое отражение. Бабушка Мэй всегда говорила, что Цзян Юн похож на свою маму. Его небольшое лицо с тонкими чертами украшали светло-карие, почти янтарного цвета глаза, обрамленные каймой черных ресниц. Немного пухлые губы смягчали худобу лица, делая образ Цзян Юна намного чувственнее, чем нужно для парня его возраста. Однако, несмотря на небольшую женственность лица, поведение Цзян Юна было полной противоположностью его внешности. Все его движения были быстрыми, порой грубоватыми. Рядом с бабушкой и сестрой он оказался самым неуклюжим – то и дело ронял миску с рисом или проливал на себя чай.

Цзян Юн собрал волосы в небольшой пучок и надел кепку. Волосы… Не так давно им было принято судьбоносное решение – отрастить их, как у тех статных красавцев с гравюр из бабушкиных книг. Сестрица Лихуа его идею с радостью поддержала. Цзян Юн будет собирать волосы в пучок или высокий хвост, а может, и распустит их. И пусть в Найчжоу никто уже давно не ходит с длинными локонами, молодой воришка очень гордился своим решением, которое стало вызовом этому скучному городскому обществу.

Солнце выглядывало из-за редких темно-серых тучек, медленно плывущих по небу, обещая дождь. Цзян Юн вышел из квартиры и двинулся вниз по лестнице, раздумывая, куда бы для начала ему пойти. И только первые шаги по асфальту были сделаны, как вдруг…

– Цзян Юн?

Он вздрогнул. Перед ним стояла низенькая старушка, соседка по этажу. Она держала в руках пакеты с продуктами, вероятно, посетив круглосуточный магазин самообслуживания. В такую рань мало кто будет работать.

– Доброе утро, госпожа Чэн… – Цзян Юн поклонился ей.

– Ты зачастил слоняться в такую рань без дела. Все бегаешь туда-сюда да в ус не дуешь. А твоя бабушка знает об этом? – Старушка всегда была невыносимо любопытной. Она часто задавала ему вопросы и интересовалась личной жизнью, которая ее не касалась. Цзян Юн вздохнул.

– Мне уже девятнадцать… я могу не сообщать бабушке о каждом своем шаге. Я… работаю… – пробурчал он.

– Вот как? – Госпожа Чэн приподняла правую бровь. – Хороша работа – слоняться по городу без дела!

Эта с виду миленькая старушка каждое утро встречала Цзян Юна то на этаже, то на улице у дома, то на рынке и всегда спрашивала его о том, кем он работает, есть ли у него девушка, с кем он дружит. Парень относился к ней снисходительно, отвечал на ее вопросы расплывчато. Но своим любопытством к чужой жизни она раздражала. Цзян Юн боялся, что однажды госпожа Чэн узнает, что он вор, и сообщит бабушке. Это стало бы позором для всей его семьи. Она также любила рассказывать о своих детях, об их семьях и достижениях. Разговоры об успешной жизни других людей всегда раздражали Цзян Юна.