Песнь валькирии

Она спрятала меч, щит и доспехи в солому, прислонила копье к стене у двери и затаилась в холодной тьме. Кони остановились, и она услышала голоса норманнов. Руна задрожала и запела, словно копье, впившееся в дерево. Она сидела во тьме, разглаживая юбку, как жена, ожидающая мужа.

Она слышала, как норманны переговариваются снаружи. Они спорили, точнее, один бранил другого. «Вряд ли они войдут через дверь», – подумала она.

Но Фрейдис ошиблась. От удара пинком дверь открылась внутрь, и ей почему-то показалось, что один из каплевидных щитов сам по себе вошел в дом. За щитом опасливо крался воин, явно ожидая копья или стрелы. Встретив лишь тишину, он осторожно высунулся из-за края щита, словно ребенок, играющий в прятки. Увидев ее, он улыбнулся и в два прыжка оказался в комнате. Затем огляделся в поисках кого-нибудь еще, заметил копье, бросил его на пол и облегченно засмеялся. Наконец он повернулся к ней. Двое других в это время входили за ним. Руна-копье зависла в воздухе перед ней, указывая концом на его горло. Первый воин что-то сказал одному из вошедших, и тот сморщился, словно попробовал прогорклое масло. Второй поднял руку, жестом выразив свой отказ. Она поняла, что он сказал: «Не для меня. У меня есть принципы».

Первый, моложе остальных, отстегнул от пояса кинжал. Она стояла и глядела на него, все еще держась спокойно, как женщина, слушающая историю в семейном кругу у очага. Руна пела и вопила, копье горело огнем в темноте. Он, ухмыляясь, оглянулся на других, ища одобрения. Когда он вновь повернулся к ней, у него не стало половины щеки – одним движением она выхватила меч из соломы и отсекла ему челюсть.

Остальным понадобилось мгновение, чтобы понять, что происходит. Но лишних мгновений у них не было. Она пронзила мечом следующего воина, так что клинок, вспоров кольчугу, наполовину вошел ему в живот. Оставшийся выпрыгнул из дома, пытаясь выиграть время, чтобы достать свой меч. У него замерзли руки, он был ошеломлен, напуган и тем не менее успел нащупать рукоять меча. Однако у нее было копье – оружие, воплощавшее ее руну. Она атаковала, воин отпрыгнул назад, оступился, и копье прошло мимо. Он вскочил на коня и с такой силой всадил каблуки в бока животного, что оно помчалось вперед как ошпаренное. Она снова метнула копье и промахнулась, попав вместо этого коню в зад. Испуганный конь вскинулся и сбросил всадника головой в снег. Тот тяжело упал на землю, даже не выбросив перед собой руки, чтобы смягчить падение.

Фрейдис посмотрела на свои руки, по-прежнему державшие копье. Ни разу не выпустив его из рук, она просто мысленно посылала вперед свою руну. Затем она подошла к мужчине. Тот смотрел на нее снизу вверх, в его глазах плескалась паника. Она толкнула его копьем, но он не шевельнулся. Очевидно, что-то сломал – может быть, шею. Вокруг было темно и очень холодно. Где-то рядом могли быть и другие, но она так не думала. Через дверь для скота она завела коней в дом и сняла одежду с тел. Снаружи послышался стон лежащего воина, его голос был влажным от крови. Когда настанет ночь, он утихнет.

За месяцы скитаний в лесах ее одежда сильно истрепалась. Приятно было надеть теплый стеганый норманнский гамбезон. Лишь у немногих норманнов были настоящие кольчуги, в основном они носили толстые куртки, которые сами по себе могли служить защитой. Достаточно большой, чтобы она могла надеть его поверх собственного поддоспешника, смазанный жиром от промокания и очень теплый, гамбезон теперь будет спасать ее от холода. Она подкрепилась из запасов еды, которые нашла у норманнов, – хороший хлеб, сыр, копченая ветчина, куриные ножки и грудки. Это была изобильная страна, и они брали здесь все, что хотели.

Закутавшись в норманнские плащи, Фрейдис ела и думала, насколько легко она могла бы быть их союзником. В Новгороде она встречалась с норманнами – настойчивыми, беспокойными людьми, которые говорили, что английский король болен и трон обещан их властителю. Они направлялись домой, в Нормандию, с дарами герцогу Вильгельму – редкими пряностями, богатыми уборами и рабами – в надежде, что их щедрость будет вознаграждена и они получат в дар з'eмли в новой стране.

Норманны были любопытны, как и ее соотечественники, некоторые даже неплохо говорили по-норвежски, но во многом очень отличались от них. В них было больше галльского, меньше гибкости и покладистости. Эти люди никогда не сомневались в своей правоте и стремились учить мир, а не учиться у него. Их рассказы были захватывающими, и они с уважением слушали ее истории, но всегда говорили, что ей следует делать и как поступил бы в этой ситуации норманн. «Это же так просто», – улыбались они. Она восхищалась их самоуверенностью, хотя, если честно, эта их черта не раз вызывала у нее желание швырнуть их в море. Так что она вполне могла бы оказаться при дворе Вильгельма и после нападения на Англию быть с победителями на юге, а не с побежденными на севере. Она даже могла зарабатывать воинской службой и делить добычу с воинами, чьи тела лежали теперь снаружи на снегу.

Но нет. Фрейдис вонзила зубы в ломоть хлеба. Где-то там, в лесах, ее звал волк. Утром она пойдет на этот зов.

Глава одиннадцатая

Побег. Свобода

Мальчишка был отвратительным поваром, а если и не был, то норманны сделали его таким. Он дрожал и вертелся около огня, поджаривая мясо в фермерском доме, и Жируа решил, что слишком уж сильно он хочет согреться. Все двадцать норманнов набились в барак, и каждый из них в свете костра казался сущим дьяволом.

– Убирайся от огня, парень. Мясо надо проверять часто, но не все время, как ты это делаешь.

Он пнул мальчишку, пытаясь отпихнуть его от огня. Ноги пленника были связаны, и он тяжело упал на зад. Роберт, раззадорившись, продолжал пинать его в живот.

– Ты убьешь мальчишку, – сказал Луис. Рука его, опухшая и почерневшая от кровоподтека, нестерпимо болела. Он сглотнул и постарался не обращать на это внимания.

– Ты прав, я так сделаю, – сказал Жируа. – В конце концов, за этим мы сюда и пришли.

Его норвежский был примитивен и груб для рыцаря – одного из тех, кто не унаследовал, а скорее заслужил свой титул при Гастингсе. «Через поколение, – подумал Луис, – его дети будут говорить, как придворные. А что будет через десять поколений? Может, даже настоящий королевский двор?»

– Ну, по крайней мере не раньше, чем он приготовит ужин. А еще починит дыру на моей куртке.

– Если б ты был хоть наполовину мужчиной, то за это сделал бы дыру в нем самом.

Луис улыбнулся. Наполовину мужчиной… Были времена, когда он не был мужчиной даже наполовину.

Он коснулся волчьего камня.

– С чем это ты все время забавляешься?

Луис не ответил. Тот факт, что он заплатил хорошую цену, чтобы его взяли с собой, вынуждал его быть готовым предложить еще б'oльшую, дабы ему напомнили, что он все еще здесь.

– Как по мне, то это какая-то бесовская штука. Волк – символ северян, да еще тех, кто знает о Боге не больше, чем… – Он на мгновение умолк, подыскивая подходящее сравнение. – Дьявол.

– Я думал, дьявол должен хорошо знать Бога, – сказал Луис. Он не расставался со студенческой привычкой думать, что заявление – это приглашение к обсуждению. Но среди воинов обычно было не так.

– Зачем мы взяли с собой этого умника? – подал голос один из воинов. Луис не позаботился запомнить, как его зовут.

– Просто дайте этому мальчишке приготовить еду. – Он держал руку ладонью вверх.

– Может, тебе за это взяться? Убийством ты себе добычи не заработал.

– Я уговаривался ехать с вами, а не присоединяться к вам, – сказал Луис. – Разве я брал добычу?

– Что ты здесь делаешь, чужестранец?

Луис не ответил.

– Может, нам тебя освободить от уговора?

– Его лучше освободите.

Вероятно, пробил его час. В этом обществе ему вряд ли удастся привезти молодую женщину в Лондон целой и невредимой. Лондон был его целью. Там проявился источник, и его воды питали город, помогая ему разрастаться. Там он погрузится в воду, чтобы понять, что с ней делать.

– Завтра я уйду, – сказал Луис.

Он размышлял, как ему выжить, даже если он сумеет найти эту женщину. Он принадлежал к норманнам, во всяком случае, сто лет назад он им был, но вряд ли это поможет, наткнись он на другие банды воинов, промышляющие на этой земле. Особенно если у него будет что-то, что они захотят, а они непременно захотят молодую женщину и заберут ее, а его убьют. Если их будет достаточно. А если он отпустит волка в себе, то он сам будет опасен для женщины.