Песни народов Северного Кавказа

Характерно, что песни о героях и подвигах исполнялись и на простых сходках мужчин аула, и на праздниках, и на свадьбах, — даже здесь не считались они лишними и пелись наряду с застольными, свадебными, шуточными песнями. Это было традицией предков. Горцы считали, что таким образом в молодых людях воспитывается любовь к родной земле и подвигам, формируется героический характер.

Традиция эта сложилась по закону исторической необходимости. Горцам Кавказа в течение многих веков приходилось отстаивать свою землю, родные очаги и жизнь детей, свою независимость от посягательств многих захватчиков. Стрелы и мечи предков современных горских народов Кавказа встречали на поле брани многочисленных любителей грабить и покорять. Горский крестьянин всегда оставался воином, его в любой час мог призвать к бою огонь тревоги, зажженный на вершине горы. Были времена, когда горцам приходилось днем сражаться, а ночью пахать землю, нередко в аулах живых оставалось меньше, чем погибших в бою. Свидетелями той суровой жизни по сию пору остаются, наряду с произведениями фольклора, крепости и башни в горах, так часто встречающиеся в ущельях, а еще памятники-надгробья из гранитных плит у дорог.

Монгольское нашествие, притязания крымских ханов, взаимные набеги разноязыких народов, волею исторических судеб оказавшихся под одними небесами в теснинах гор и на небольшом пространстве предгорных равнин, княжеские дружинные наезды, межродовые и племенные распри даже в пределах одной этнической общности, наконец, сопротивление, оказанное захватнической политике российского самодержавия, — все это формировало именно героический характер, воспитывало мужество и стойкость.

И предки кавказских горцев, как бы перенимая стойкость у гор и скал, не щадя жизни, защищали землю отцов, никому не позволили погасить огонь своего очага и отнять родную речь, убить душу народа — забыть песню о своей прекрасной родине. Этим они были обязаны собственному мужеству и героизму, культу подвига и человеческого достоинства, которое они гордо хранили тысячелетиями. Недаром Ленин выделил именно эту черту в характере горцев — «гордый горец».

Трус был в горах самым жалким существом, презираемым всеми. От трусов отказывались даже родные матери, самым ужасным проклятием для женщины считалось: «Чтоб ты родила сына труса!» Разумеется, мужество и чувство самоуважения почитались в мире повсюду, но в условиях горского бытия они были совершенно необходимы, как жилье, хлеб и вода. Спору нет, эти человеческие качества и теперь остаются драгоценными, хотя даются они не каждому, так же как талант и красота. Но там, где появляется в них особая необходимость, они становятся ведущими чертами человеческого характера. В горской действительности прошлых столетий в них была именно такая необходимость, и это осознано и в песенном искусстве горцев. Хорошо сказано об этом в ингушской песне-плаче:

Там, где синюю птицу настигнет мрак, Эта птица уснет и спит. Где отважному воину встретится враг, Там падет он иль победит.

Пасть или победить — было девизом горцев, это оставалось нравственной нормой их жизни в течение многих столетий, и не по прихоти, а по суровой необходимости. Этого требовала любовь к родной земле, которой они оставались верны и преданы не только в жизни, но и по смерти своей. Это тоже было традицией — где бы ни наступил смертный час горца, похоронить его должны были на родной земле. И это соблюдалось при малейшей возможности.

Конечно, культ мужества и смелости, прививавшийся жителю гор с младенчества, вовсе не означает, что у горских народов не были в почете доброта и человечность. Эти свойства человеческого характера в горах ценились не меньше, чем в любом другом краю, чем у любого другого из просвещенных народов. Горца с малых лет учили не только быть храбрым и смелым в столкновениях с врагами, но и быть добрым и человечным всюду, где нужна была помощь слабому, снисходительность к побежденному и милосердие к человеку, совершившему невольное преступление. Благородство в отношениях с людьми, даже с врагами, было непременной чертой нравственного кодекса рыцаря гор, делом чести, а не простым велением традиции, а в вопросах чести горец был крайне щепетильным. И в поэзии народов кавказских гор и равнин воспевается только подвиг, совершенный во имя благородных целей, ради человечности и справедливости. Ведь без доброты и благородства нет и мужества. Между справедливым поступком и проявлением своеволия, пусть даже человеком мужественным, горские крестьяне проводили четкую грань. Они хорошо знали, что жестокость ничего общего не имеет с мужеством. В горской песне нравственно не оправданный поступок, пусть даже героического плана, никогда не получает эстетического одобрения. Здесь прекрасно лишь то, что нравственно.

Говоря о бесстрашии горца, вырабатывавшемся историческими условиями бытия горских народов, надо сказать и о том, что среди этих условий не последнее место занимали межродовые распри, вызывавшие кровную месть и жестокое кровопролитие. Дело в том, что в патриархально-родовой среде человеческая личность ничем, кроме собственного мужества и родовой поруки, не защищена от всякого насилия. Отсюда — кровная месть как форма восстановления справедливости в отношениях между людьми. То, что в условиях даже восемнадцатого века, не говоря уже о девятнадцатом, такая форма самозащиты личности стала тяжким злом в жизненной практике народа, осознавалось и самими горцами. И поддерживали институт кровной мести уже не народное сознание, не разум народа, а его предрассудки, особенно же сословная спесь горской аристократии, считавшей свою кровь несравненно ценнее крови простого крестьянина.

Жестокие расправы, истребление целых родов практиковали именно княжеские и алдарские роды. Простой народ большей частью такие распри разрешал примирением враждующих сторон. Об этом с трагической правдивостью и безысходностью повествует кабардинская песня «Куда понесу тебя?». Род князей Хатахшуковых мстит менее знатному роду за неповиновение и решает истребить весь род по мужской линии. Два мальчика из менее знатного рода воспитываются у простого крестьянина из рода Жансоховых, но Аталык — воспитатель хорошо знает нравы княжеских родов: они узнают, где находятся мальчики, и расправятся с ними, — простая человеческая жалость неведома князьям. И воспитатель заранее оплакивает своих канов — ему некуда их отдать, негде спрятать.

Простые же горцы, хотя и не привыкли прощать обиды, но в человеческом характере наряду с мужеством высоко ценили сдержанность и выдержку. «Черкес оружием обвешан» — это верный портрет горца, но самой популярной надписью на кинжале была: «Без нужды не вынимай!» Осетинская же пословица наставляет: «Не торопись обнажить саблю». В горах за оружие брались в крайних случаях, а в присутствии стариков и женщин за оружие вообще не полагалось браться — это считалось позорным малодушием. Убийца же считался самым презренным человеком. За неоправданное убийство изгоняли из рода навсегда. Таково было народное отношение к человеческой жизни, — горцы знали ей цену и не шутили с ней. И нет ни одной песни, в которой бы убийство ставилось человеку в заслугу, если не говорить о мести врагам и притеснителям народа.

Героические песни горских народов, конечно же, складывались исключительно о подвигах, совершавшихся в кровавых схватках. Но характерно, что герой песни берется за оружие, лишь защищая свою честь и достоинство. Таков непременный эстетический и этический закон рождения героической песни. Героической идеализации подлежат только благородные рыцари, а не кровожадные убийцы.

Среди героических и исторических широко представлены песни, посвященные известным и памятным народу событиям, а также песни социального протеста как народных масс, так и героев-одиночек, песни об удальцах-наездниках и об абреках.

В таких исторических песнях, как например калмыцкие «Убуши-хан» и «Французы», речь идет о совершенно конкретных исторических фактах и народном отношении к ним.

Известный в истории калмыцкого народа Убуши-хан увел из приволжских степей часть калмыков (племя торгутов) на их прежнюю родину, в Джунгарию, погубил в пути большую часть спровоцированных им людей. Народ воспринял это событие как трагедию и сложил об Убуши-хане песню осуждения, заклеймив ханское своеволие и мелкое честолюбие:

Разве в реках чистая вода Не годна была для водопоя, Разве деды, что пришли сюда, Неразумней были нас с тобою? Места ль для скотины не нашлось На кубанских пастбищах безбрежных?

Песня завершается безоговорочным осуждением совершенного ханом преступления:

И когда джигитов в черный час На погибель верную направил, Убуши, не думал ты о нас — Пекся о своей мгновенной славе.