Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа
Шрифт:
Т'силла вновь переставила наперстки.
С мокрого спуска донесся вопль идиота, въехавшего в грязь пузом.
— Когда даешь людям то, чего они хотят, — сказал Рогол Домедонфорс-младший, — они неизменно выворачивают все наизнанку.
Дорога на юг оказалась тяжкой, хотя почти все селяне пребывали в добром расположении духа, ибо предвкушали неслыханный урожай. Они пускали Тибальта на ночлег в негодные амбары и приглашали разделить с ними скудную трапезу, словно не испытывали нужду, а пировали.
Прошло немало месяцев, прежде чем на золотом закате путник Тибальт увидел зеленый фарфоровый дворец, вмещавший Музей человечества.
Издалека казалось,
Осмотр на скорую руку подтвердил, что все надежды Тибальта сбылись. Фолиант за фолиантом на многих и многих языках; чертежи и географические карты; планы городов, давным-давно обратившихся в руины. В более просторных залах — экспозиция за экспозицией, повествующие об эволюции животного и растительного царств, а также человечества. Машины — одни спроектированы, чтобы летать по воздуху, другие, кажется, для странствий в глубинах вод. Металлические гуманоиды, назначение которых осталось для Тибальта загадкой. До наступления темноты он обнаружил, что в самой северной из башен расположена обсерватория, оснащенная восхитительно гигантской подзорной трубой.
Он нашел галерею портретов прежних Хранителей Музея. Много месяцев назад, когда Тибальт прощался с Роголом Домедонфорсом и Т'силлой, девушка вручила ему сложенный и запечатанный лист бумаги.
— Что это? — спросил он.
— Придет время, когда он тебе понадобится. Тогда и сломаешь печать, — сказала она. Все эти месяцы послание приятно тяготило его карман.
Он шагал вдоль ряда портретов и замер лишь у изображения настоящего Рогола Домедонфорса, жившего в седой древности. Тибальт шел по галерее, словно ступал по оси времени; он наблюдал за переменой в костюмах — от вздыбленных воротников со скошенными концами до приспущенных бретелей. На последнем парадном портрете перед дверью Хранителя был изображен Рогол Домедонфорс-младший. Тибальт отметил его отдаленное сходство с первым Роголом: своенравный вихор, угрюмая складка в уголке рта, длинная шея. Одни и те же черты, миновав множество поколений, вдруг проявились в тезке — невероятно, но факт.
Дальше, у самой двери, висела пустая рама; в центре очерченного ею куска стены виднелись четыре канцелярские кнопки.
Тибальт достал из кармана сложенный и запечатанный лист, сломал восковую печать и развернул бумагу.
Он увидел самого себя, нарисованного коричневым карандашом, в шапке из лягушачьей кожи. Подпись внизу гласила: «Тибальт Научник, Шапка из Лягушачьей Кожи. Последний Хранитель Музея человечества». Портрет был великолепен, хотя подпись Тибальта смутила. Когда же Т'силла — между игрой в наперстки и следующим дождливым утром, когда они расстались, — успела создать этот прекрасный рисунок?
Он прикрепил лист к стене — тот идеально вписался в раму. Тибальт ощутил, что он дома, что именно здесь — его место.
Он заметил также, что, когда ночная тьма сгустилась, стены галереи начали светиться бледно-голубыми огнями, и чем чернее становилась заоконная мгла, тем ярче разгорались огни. Он выглянул наружу из кабинета и увидел, что точно так же сияет весь Музей.
Он нашел писчий инструмент и бумагу, расчистил место на столе и начертал на самой верхней странице:
ПРАВДИВАЯ ДОСТОВЕРНАЯ ИСТОРИЯ НАШЕГО СОЛНЦА
Тибальт, Шапка из Лягушачьей Кожи,
Хранитель Музея человечества
Он работал почти всю ночь. Стены поблекли, а восточный горизонт окрасился багрянцем.
Тибальт потянулся. Он едва набросал общую схему рождения, взросления, старения
и смерти звезд. Пока это казалось достаточным; нужно будет посоветоваться с книгами и найти еды. Он проголодался: накануне вечером он доел последнюю горсть поджаренной кукурузы — ею Тибальта угостили на ферме перед лесом, за которым стоял Музей человечества. Наверняка в округе есть какая-нибудь еда.Он вышел из зеленого фарфорового Музея и посмотрел на восток.
Вставало помрачневшее солнце — щербатое, как треснувшее яйцо. На подбородке солнца развевались клочья огненных волос; они росли и укорачивались за считаные мгновения.
Из верхней части сферы взвился локон огня, и поверхность сделалась рябой и угрюмой, как если бы светило поразил недуг.
У солнца выдался скверный день.
Помню, как летом 1962 года я сидел на бело-зеленом садовом кресле под магнолией (из всех домов, в которых я когда-либо жил, это был единственный дом с магнолией) и читал «Умирающую Землю» Джека Вэнса.
Тем летом небесные кондиционеры сломались, и по утрам я читал до тех пор, пока не становилось жарко, потом проходил две мили до муниципального бассейна и плавал до вечера, после чего возвращался домой, перекусывал и шел на работу — семь дней в неделю, пять часов каждую ночь — на станцию техобслуживания; я был кем-то средним между Иоганнесом Фактотумом, как называли в елизаветинской Англии мастеров на все руки, и «смазочной мартышкой», то есть автомехаником.
Книга, которую я читал тогда, стоит на моей полке до сих пор: томик из «Библиотеки научной фантастики» издательства «Lancer», 1962 год, второе издание, вышедшее ограниченным тиражом, — и фактически первое, доступное массовому читателю. Мой друг Джейк Сондерс коллекционировал книги Джека Вэнса, и у него имелись первые издания многих его рассказов в журналах «Thrilling Wonder» и «Startling Stories»; было у Джека и первое издание «Умирающей Земли» (от «Hillman» — издательства, выпускавшего комикс «Airboy»!).
Мне казалось, что у страниц моего экземпляра были закругленные уголки (ложная память; в начале 1960-х книги в мягких обложках с закругленными уголками издавало «Avon», а не «Lancer»).
Если отвлечься от библиографических аномалий, издательство «Lancer» оказало миру большую услугу, напечатав прошедший мимо читателя классический текст спустя 12 лет после первого издания.
Помню, я познавал мир колдунов, безумцев, странных растений и недоступных красавиц, как если бы встречал их всех в реальной жизни, которая казалась мне, шестнадцатилетнему, устремленной вперед по оси времени в бесконечность.
Вероятно, Вэнс начал сочинять часть рассказов, составивших сборник «Умирающая Земля», плавая на дырявых посудинах в Атлантике или Тихом океане, когда служил во время Второй мировой войны в торговом флоте. Воображение Вэнса нашло способ преодолеть предлагаемые обстоятельства, — пока другие фантасты все еще танцевали от рукотворных катастроф и писали об атомной войне, Вэнс заглянул в столь далекое будущее, когда Земля, Солнце и Вселенная постарели и человечество приспособилось к новой ситуации.
Когда я с глазом, налитым кровью, лежал на спине в больнице Управления по делам ветеранов и перечитывал «Умирающую Землю», она оказалась для меня откровением. Это была другая книга; ее подтексты стали куда глубже. Частично я отношу происшедшее на свой счет — за минувшие сорок шесть лет я вырос как личность; частично — на счет Джека Вэнса, написавшего чрезвычайно мудрую книгу.
«Умирающая Земля» — тщательно продуманный текст, сотворенный чистым воображением. Он вновь заговорил со мной (в моем досадном состоянии) годы спустя — и продолжит говорить с людьми, пока те читают книги.