Песня любви Хрустального Паука. Часть I. Книги Севера

Всю свою жизнь Джэйгэ шел к призрачной цели, всю свою жизнь имя ее произносил он как песню, и имя этого покрывало весь мир своей красотой и как будто говорило, что ради красоты этого имени стоит жить… Но сейчас – впервые в жизни – Джэйгэ не хотел его вспоминать. Ему было стыдно. Стыдно за свое ничтожество, за то, что долгие годы потратил он на то, чтобы приблизиться к цели – а в результате отдалился еще дальше.

Джэйгэ остановился.

От петлявшей у опушки дороги отходила узенькая тропка, заросшая молодой травой, и терялась в лесных зарослях. Короткий путь, о котором говорил старик. В конце концов, горько подумал Джэйгэ, я не стою на месте. Ведет же куда-то меня дорога? И если я до сих пор никуда не дошел, то, может быть, это потому, что шагал слишком медленно?..

Джэйгэ свернул в лес и потянул за собой каарзымов.

3

Узкие колеса оставили шрамы на мокрой дороге, огибавшей каждую горку и каждый ничтожный пригорок. Жужжала и шипела хмурая степь.

Лишившийся музыкальных инструментов Сардан неуклюже шагал впереди и сутулился без тяжелого ящика. Устыыр, тоже потерявший один из бубнов, еле тащился следом и назойливо звенел привесками на шубе. Ашаяти замыкала шествие и вела за собой трех артельных каарзымов.

Музыкант внимательно разглядывал разбитую следами колею. Похоже, прошедшую здесь не так давно повозку сопровождали пешие люди. И не только люди – Сардан показал шаману на необычные следы копыт, но Устыыр сделал вид, что занят своими мыслями и замечание проигнорировал.

– Неблагодарные люди, – бухтела позади Ашаяти. – Ты им добро, а они тебе не то, что монетки медной, ни куска хлеба, ни стакана воды, ни хотя бы спасибо… Злые такие, как будто мы у них детей съели! Ты ему гриву гладишь, а он тебе пальцы откусить лезет. От такого народа в награду разве что дубиной в ухо получить можно…

– С тех пор как мы с тобой познакомились, – подал голос Сардан, – нас отовсюду провожают дубиной в ухо.

– Это потому что у тебя руки из задницы, – решила Ашаяти.

– Некоторые люди ведут за собой беды, как каарзыма за поводок, – вступил неожиданно Устыыр. – Некоторые же люди сами изнутри беды, завернутые в кожаный пузырь. Ваша жена – большая беда, оказывается. В Ооюте таких возвращают родителям.

– Ничего себе! – воскликнула Ашаяти и посмотрела на Сардана. – У тебя есть жена?! Первый раз слышу!

– Кажется, господин шаман принял тебя за мою жену.

Ашаяти ахнула от возмущения и даже выпустила поводок.

– Меня?! – воскликнула она. – Скажи ему, что, если он еще раз назовет меня твоей женой, я залью Ооют морем его слез.

– Он и сам понимает матараджанский.

Шаман холодно посмотрел в небо, пожевал залезшую в рот бороду.

– Всё равно скажи, – упорствовала Ашаяти.

– Она девушка деликатная, – извинился Сардан перед шаманом. – Когда мы с Ашаяти познакомились, она решила, что я ей что-то должен, и с тех пор ходит за мной, пока я это что-то ей не отдам.

– Что ты можешь мне отдать? – проворчала Ашаяти. – У тебя ничего нет, ничего не было и не будет.

– Мое пылкое, любящее сердце, например.

– За него и медяка не получишь.

– Любящее сердце лучше медяка.

– Съедобное если… А от твоего все кишки наружу вывернет.

– Сколько в тебе злобной нежности…

– В любом случае, не воображай себе ничего. Я хожу за тобой потому, что это может принести выгоду. Если один раз тебе обещал золотые сундуки целый ханараджа, то может пообещать и во второй раз, и тогда я своего уже не упущу. Это точно выгоднее, чем разносить пиво в Веренгорде.

– Добрая улыбка ценнее мешка монет.

– Чушь. Дашь мне мешок монет за улыбку?

– У меня нету…

– Вот и помалкивай.

– Такая любовь. Короче говоря, Ашаяти ходит за мной следом, пока я не раздобуду ей сундук с золотом.

– Два.

– Пусть два. А что потом?

– Потом я тебя прибью и закопаю.

– В таком случае – три сундука.

– Как скажешь, тогда и на могилке камешек положу.

– А любовь?

– Понятия не имею, что это такое.

– Тогда четыре сундука.

– Так я тебя никогда не убью, – расстроилась Ашаяти.

– Не обижайся.

Шаман закивал сам себе.

– С плохой женой не нужно и врагов, – сказал он.

Ашаяти что-то проворчала, но, кажется, сама не разобрала что. Устыыр долго молчал, поглядывая в темнеющее небо, и вскоре заморосил дождь. Степь притихла, и шаман совсем помрачнел.

– Небо протекает, – сказал он наконец. – За шиворот течет, вам больше незачем здесь ходить. Иэзи умер, я отведу вас обратно, в Матараджан.

Сардан обернулся и удивленно взглянул на шамана. Тот напряженно таращился в точку где-то впереди.

– Ну что вы, нам рано возвращаться, – сказал Сардан. – Нужно закончить начатое. Почему в деревне возник дух?.. Откуда он взялся? Что его привлекло?.. Я не знаю, я размышлял над этим, но так ни до чего не дошел… Духи ведь не появляются из ничего – их что-то зовет из междумирья, что-то живое, вы и сами знаете. Страдания, например, желания, надежды, боль и отчаяние. Иногда и радости тоже. Бывают, конечно, и духи насекомых, животных, даже растений, но они почти всегда безвредны для человека и видимы не так часто. В артели мы, как правило, имеем дело с теми, которых призывают в наш мир человеческие страсти. Но что привлекло духа в колодце?.. Вы знаете?.. Трупа внизу мы не нашли, хотя, конечно, не то чтобы так уж искали. Никто туда вниз головой не падал, в деревне никто никого по злобе не зарезал, никто не тронулся от горя умом, никто, кажется, и не женился! То есть, ничего особенно страшного не произошло, повседневная рутина. Что же случилось, господин Устыыр? Пока мы этого не узнаем, пока не найдем ответственного за произошедшее – дух может вернуться. Я скажу больше – он вернется наверняка! Потому что откуда-то он ведь взялся? Откуда же? У меня нет догадок, – Сардан развел руками. – Я не могу закрыть глаза на случившееся с этим ничтожным, на первый взгляд, колодцем. У меня много вопросов и ни одного ответа. Нам нельзя возвращаться в Матараджан, господин шаман. Пока я не найду, что привлекло духа в наш мир, никто моей работы в артели не примет. Еще и отчитают за безалаберность, а у меня и так репутация…

Устыыр поморщился, но Сардан, шедший впереди, этого не заметил.

– Я много думаю, музыкант, – сказал он. – У меня достаточно мыслей, хотя я и не знаю всех. Вы мучаете свои инструменты, но не знаете слов. Только шаманы говорят с иэзи на одном языке. Южные жены тешатся вашей музыкой. Отдайте им ее всю. Так вы, наверное, будете ближе Верхнему Миру – и меньше горя принесете Среднему. Бесконечное количество зим и бесконечное количество ночей шаманы Ооюта повелевали иэзи без гулящих запевал.

Вдруг шаман замолчал, насупился и замедлил шаг. Ашаяти, не слушавшая что он там говорил, ткнулась плечом Устыыру в спину, а первый в упряжке каарзым сладострастно уложил большую голову девушке на плечо. Она отпрянула и посмотрела на зверя с неодобрением.

Сардан обернулся и перехватил взгляд Устыыра. Тот таращился на лужу недалеко от дороги и вытоптанную землю вокруг.

– Здесь повозка остановилась, – догадался Сардан. – Постояла некоторое время. Ее, похоже, вытягивали из грязи, намесив болото, а потом поехали дальше.