Песня Печали

Оковы на ее груди пропали. Она развязала узлы в себе. Печаль никогда не видела снег, но знала, как он накапливался в горах до весны, как он таял и спешил к морю большими реками. Так она себя ощущала. Бремя, которое она носила с тех пор, как узнала правду о себе, растаяло и покидало ее.

— Я — самозванка, — сказала Печаль. — Все это время мы пытались обвинить в этом Мэла, а самозванкой была я.

Иррис и Лувиан смотрели на нее, бледные и потрясенные. А потом Иррис помрачнела, прошла вперед и сдавила Печаль в объятиях до хруста костей.

— Глупая-глупая дурочка, — прошипела она в ее ухо. — Я тебя убью. И своего отца. Но начну с тебя.

А потом другие руки обняли их обеих, и Печаль оказалась меж двух самых любимых людей.

— Я ощутил себя изгоем, — сказал Лувиан возле ее левого уха. — А мне это не нравится. Вызывает жуткие детские воспоминания. И мне жаль.

— Ты о чем? — спросила Печаль.

— Все из-за моих списков. Если бы я не получил их, ты бы не поняла правду, и Веспус не подслушал бы тебя. Все это моя вина.

Печаль не успела ничего сказать, Иррис, чей голос был приглушен плечом Печали, сказала:

— Как щедро с твой стороны взять на себя вину за почти падение Раннона.

И они рассмеялись, все еще обнимая друг друга, радуясь, хоть и не понимая причины.

Истерика прошла, они успокоились, сели тесным кругом, скрестив ноги, как дети, на полу.

Иррис глядела на нее, словно ожидала увидеть перемены в ней, словно слова Печали должны были изменить ее лицо.

— Это многое объясняет, — сказала она, все еще звуча потрясенно. — Мой отец и твоя бабушка. Почему он так нервничал в Рилле. Почему ты замкнулась после выборов. Все. И я никогда не догадалась бы.

— Ты должна была сказать мне, что делала в гробнице, — сказал Лувиан, глядя на нее поверх очков. — Это точно было непросто.

— Это было печально. На самом деле. Страшно было только в конце, когда я подумала, что заперта навечно, — она мрачно посмотрела на него.

— Я следовал твоим указаниям, — смущенно сказал Лувиан.

Иррис выглядела задумчиво.

— Бедная Печаль… другая Печаль. Как все запуталось. Я не могу представить, сколько всего произошло, чтобы мы сошлись тут.

Печаль подумала о нитях вариантов, временных линиях, где Мэла спасли, где он не упал. Вселенных, где жила Серена, жила настоящая Печаль. Она не знала, как все сложилось бы там.

— Я рад, что все так сложилось, — сказал Лувиан. — То есть, — исправился он, — я бы не встретил тебя, сложись все по-другому.

— Точно, — сказала Печаль. — Итак, все ужасно, но мы есть друг у друга.

Они притихли на миг, затерявшись в своих мыслях. Печаль ощущала, как у нее проступает улыбка, она не могла сдержать счастье, ведь ее приняли. Они все равно любили ее. Хоть она не была Вентаксис. Они любили ее.

— Почему ты улыбаешься? — спросил Лувиан.

— Просто… радуюсь. Как ты и сказал, все неплохо сложилось.

— Кто знает, может, могло быть лучше, — он опасно улыбнулся и медленно подмигнул ей.

Лицо Печали пылало.

— Может быть, — ей пришлось отвести взгляд. — Посмотрим. Думаю, мне пора написать это письмо, — сказала она.

— Используй мой дом, — предложил Лувиан. — Тебя не побеспокоят.

— Спасибо.

— Я приду за тобой позже, — сказала Иррис. — Нужно что-нибудь сделать этой ночью. Может, мы еще не скоро снова соберемся вместе.

Эта мысль отрезвляла. После этой ночи Расмус вернется в Риллу, может, она его больше не увидит.

— Бедный Рас, — прошептала Печаль. — Не честно, что он пострадает больше всех из-за этого.

— Он знает Мелисию лучше всех, — сказал Лувиан. — Но Иррис права. Я посмотрю, какие украденные вещи я смогу стащить, чтобы устроить нам прощальную-на-время вечеринку.

Он подмигнул Печали, и она знала, что он намеренно смущал ее.

А она краснела.

— Скоро увидимся, — сказал он и грациозно ушел.

— Интересно, — протянула Иррис, хитро глядя на Печаль.

— Что?

— О, думаю, вы знаете, что, мисс Вентаксис.

Печаль убежала, пока ее тело не взорвалось от смущения.

19 Радость и печаль

Печаль вернулась в домик Лувиана, чтобы написать письмо, хотела пространство и тишину, чтобы придумать, что сказать королеве Риллы.

В поисках чистого листа она открыла выдвижной ящик стола Лувиана и нашла приборы для рисования, которые она купила ему в Керидоге. Он опустил их в коробку из темно-красного дерева, на крышке были вырезаны листья.

Печаль робко, ведь знала, что лезет, куда нельзя, но не могла остановиться, открыла краски и обнаружила, что их использовали. Она купила синюю, красную и желтую, чтобы он мог смешать свои цвета, и он предпочитал синий. Краска почти закончилась. Кисти были в той же коробке, чистые и сухие, но точки краски на деревянных частях указывали, что их использовали, там были оттенки синего, зеленого и лилового. Из любопытства она стала искать его альбом, но не нашла, зато отыскала листок и ручку, так что у нее уже не было повода рыться в его вещах. Она устроилась сочинять письмо. Она задумчиво посасывала край ручки, крутила фразы в голове, а потом начала.

Она услышала, как входная дверь открылась, когда подписывала страницу, и подняла голову, ожидая Иррис. Но Лувиан открыл дверь своей спальни.

— О, — сказал он. — Здравствуй. Выглядишь как дома.

Печаль вдруг смутилась.

— Я писала Мелисии. Уже закончила. О… я взяла у тебя ручку. И бумагу. Надеюсь, ты не против?

— Все хорошо. Бери, что хочешь. Я пришел сменить рубашку.

Она поняла, что его рубашка была в темных пятнах.

— Что случилось?

— Уронил бутылку рома с чернилами кальмара. Я бы не приближался, если бы не чудесный запах.

— И пойду.

— Нет, останься. Прошу, — он открыл свой небольшой шкаф, взял рубашку и штаны, не особо выбирая. — Продолжай, — он тепло улыбнулся ей и ушел.

Желудок Печали странно трепетал, но она игнорировала это, повернулась к столу, сложила письмо пополам.

Она открыла дверь Лувиана с письмом в руке и обнаружила его во дворе, стоящего спиной к ней. Он был без рубашки, старая висела на спинке дивана, новая — в его руке.

Он обернулся от ее испуганного вдоха, выронил рубашку и выругался.