Песня синей птицы

Молодой человек говорил с такой горечью, что Сильвина повернулась и прижалась щекой к его руке.

— Все в порядке, мой дорогой, — сказала она. — Я это сделаю, ты же знаешь, что я это сделаю. Но что-то в нем меня отталкивает, и вчера… Ну, я просто не могла видеть его дольше.

— Он это переживет, — жизнерадостно отозвался тот. — Да, кстати, вспомнил: сегодня в полдень он зайдет сюда поговорить с тобой.

— Зайдет сюда!

В голосе Сильвины звучал ужас.

— Я же говорила тебе, что не останусь с ним наедине… ты обещал мне!

— Ладно, ладно, — успокоил ее брат. — Он хочет привести кого-то повидать тебя, кого-то, с кем ты была знакома, когда жила в Испании.

— Когда я жила в Испании? — удивленно переспросила она.

— Да. Графа Арманаде Вальена. Это имя тебе что-нибудь говорит?

— Конечно! — воскликнула Сильвина. — Его отец был послом Франции в Мадриде. А потом я видела его еще раз в позапрошлом году, когда мы с папой в первый раз приехали в Париж.

— Ну, насколько я понял, ему что-то от тебя нужно.

— От меня? Но что я могу ему дать?

— Каррингтон тебе все расскажет. Они придут вместе, так что можешь не трепыхаться.

Глядя на ее опущенные глаза, брат хотел было что-то сказать, но, передумав, направился к двери.

— Я буду допоздна на работе. Не грусти, Силь, все будет не так плохо, как ты думаешь, и Каддингтон к тому времени уже остынет. Он чуть с ума не сошел от ярости из-за твоего исчезновения. На твоем месте я больше так не поступал бы.

Сильвина только вздохнула и, после того, как ее брат ушел, еще долго сидела за столом, глядя в стену невидящими глазами и не притрагиваясь к блюдам, которые Бесси расставила на столе.

Наконец она встала и, подойдя к окну, выглянула в садик, лежавший по другую сторону улицы, разделяя два ряда элегантных домиков, каждый из которых был украшен чугунным узорчатым балконом.

Именно этот сад с высокими деревьями в свое время и заставил Сильвину остановить свой выбор на этом доме.

По крайней мере, здесь была зелень, в этом, на ее тогдашний взгляд, монотонно-мрачном и темном Лондоне.

Теперь она находила красоту в самых неожиданных местах: в синем тумане, ложившемся ночью на реку, бледном солнечном свете, блестевшем на влажных от дождя крышах и колпаках дымовых труб, превращая их в расплавленное золото, в цветах и фигурных прудах городских парков…

Мысль о парках напомнила ей о прошедшем вечере, и она невольно прикоснулась пальцами к губам.

До сих пор она ощущала на них губы сэра Юстина, слышала его звучный низкий голос и помнила, как грудь ее наполнялась неизъяснимым восторгом от того, что он близко, так близко, и руки его обнимают ее…

Он поцеловал ее!

При этой мысли по телу ее пробежала легкая дрожь. Девушка решительно вышла из комнаты и, окликнув Бесси, предложила той свою помощь в бесконечных домашних делах, за которые они всегда принимались после того, как Клайд уходил на работу.

Надо было приводить в порядок и гладить его одежду, начищать до зеркального блеска сапоги. Никак нельзя было допустить, чтобы хоть одна пуговица, хоть один стежок были бы не на месте.

Клайд должен был всегда одеваться модно, в какую бы нищету они ни впали, ведь он стал теперь главой семьи, брат Клайд, которого обожала их мать и чье имя шептала, умирая.

Сильвина никогда не испытывала ревности, несмотря на то, что мать была для нее всем. Казалось справедливым, что Клайд получает все, а она — то, что удается сэкономить.

— Он мужчина, — говорила Сильвина Бесси. — Ему важно показать себя в кругу друзей.

Они с Бесси были готовы обходиться практически без всего, лишь бы Клайд мог посещать балы и ассамблеи, рауты и маскарады, на которые бывал приглашен почти каждый вечер. И даже когда Сильвина получала приглашения ехать с ним, у нее не было желания сопровождать его: она рада была оставаться дома, чтобы читать и заниматься — иногда до поздней ночи.

— Зачем вы утомляете глаза? — бывало, спрашивала ее Бесси.

— Это испанский, — отвечала Сильвина. — Я начала его забывать. Дай-ка сообразить: да, в 1796 году, семь лет назад, Испания объявила Англии войну, и нам пришлось уехать из посольства в Мадриде. Помню, в какой ярости был отец: он был так зол, что даже не мог отдавать приказаний.

Она улыбнулась.

— Это мама позаботилась о том, чтобы все вещи были собраны, а я ей помогала, потому что говорила по-испански лучше нее.

— Вряд ли вам снова понадобится испанский, мисс Сильвина, раз там заправляет Наполеон.

— Наполеону не править вечно, — ответила Сильвина, и в голосе ее прозвучали пророческие нотки.

Ответ Бесси насмешил ее. Та, фыркнув, проговорила:

— Мир полон выскочек, и в нем не находится места приличным людям.

— Это ты, конечно, о себе, Бесси, — заметила Сильвина с насмешливыми искорками в глазах.

— Ну, если я не приличный человек, то хотела бы знать, кто тогда?

Теперь Бесси пыталась отвлечь Сильвину от дурных предчувствий, связанных с ожиданием визита мистера Каддингтона, но та не поддавалась ее уловкам.

— Я терпеть не могу, когда он приходит в наш дом! — заявила девушка. — Мне противно видеть его среди вещей, принадлежавших маме. Даже после его ухода кажется, что в гостиной остается запах его мерзких сигар.

— Чему быть, того не миновать, мисс Сильвина, — сурово сказала Бесси. — Христос терпел и нам велел. Вы сказали, что должны терпеть его ради мастера Клайда. Так что толку терзаться, пока он еще не пришел? Выведите Колумба в сад. Его лапа почти зажила.

— Да, я так и сделаю, Бесси, — ответила Сильвина, оживившись. — Как чудесно будет, когда он совсем выздоровеет и мы сможем снова гулять в парке!

Она подхватила Колумба на руки, прижавшись щекой к его шелковистой головке.

— Идем, мой бедный раненый вояка, — сказала она. — Погуляем по солнышку, представляя себе, что мы в лесу. . Голос Сильвины смягчился, и старая Бесси, наблюдавшая за ней, затаила дыхание при виде того, каким прекрасным стало внезапно просиявшее личико девушки.