Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
– Эта женщина обладает очень сильной волей. Я понимаю тебя, - кивнул Кай. Вдруг он негромко усмехнулся, покачал головой и с теплой улыбкой взглянул на нее сверху вниз. – На самом деле, я понимаю тебя даже больше, чем ты думаешь, Светозарная! Когда-то много лет назад я точно так же познакомился с Алеором и понял, что просто не могу не принять его предложение о совместном походе. Может, здесь все дело в крови Стальвов? Или просто они – такие люди, горящие, словно костер в ночи, притягивающие к себе всех вокруг, словно мотыльков, летящих на свет?
– Не знаю, - задумчиво отозвалась Лиара. Сама она никогда не думала об этом, но мысли Кая показались ей интересными.
– У нас в стране таких называют Ахтайярок, Горящие Сердца, - продолжил ильтонец, вновь отворачиваясь и глядя на море. – Правда, обычно это слово употребляют по отношению к Пробудившим, но мне всегда казалось, что Алеору оно очень подходит. Отлично подходит, честно говоря, - вновь рассмеялся он, и глаза его потеплели, обрастая теплой сеточкой морщин.
– А как вы познакомились, Кай? – с интересом взглянула на него Лиара. – Насколько я сумела понять, Алеор не слишком-то много любви питает к Жрецам Церкви Молодых Богов.
– Алеор не питает любви ни к кому!
– хмыкнул Кай. – Мне кажется, что он воспринимает только силу других людей, и, если находит
– Кажется, что единственный человек, к которому он питает более сильные чувства, это Сагаир, - заметила Лиара, пытаясь понять, ушел ли ильтонец от вопроса или просто пустился в размышления.
– Действительно! – согласился Кай. – Никогда не видел его таким живым, как в тот момент, когда мы начали догонять корабль Сагаира. Впрочем, должен же он хоть когда-то испытывать чувства, не правда ли? Что же касается твоего вопроса, то это произошло очень много лет назад, Светозарная.
Кай сделал небольшую паузу, и Лиара с интересом прислушалась. Все-таки, он не стал уходить от ответа и решил рассказать.
– Я тогда был еще очень молод, только-только получил благословение от Скульптора Ваэнди. Видишь ли, на самом деле мы рождаемся не вот с такими руками, - ильтонец приподнял свои ладони, демонстрируя Лиаре светлый нефрит, на котором, словно в тусклом зеркале, едва-едва заметно отражались серые перекаты волн за бортом корабля. – Руки наших детей – из серого гранита, у всех одинаковые, как и глаза, кстати. Когда у ребенка начинает формироваться характер и личность, когда становится понятно, какая судьба его ждет и каким человеком он однажды станет, камень начинает очень медленно менять свою структуру. Обычно руки формируются окончательно годам к тридцати-тридцати пяти, когда ильтонцы достигают эмоциональной зрелости, хотя у некоторых это случается и раньше. Как только руки приобретают свой окончательный вид, Скульптор – Старейшина, наиболее искусный в Песне Камня, проводит ритуал над каждым из нас, воспевая наши руки, придавая им крепости и фиксируя их форму. С этого момента ильтонец считается полноправным членом общины и имеет возможность участвовать в ее сакральной и политической жизни.
– Но я всегда думала… - заморгала Лиара, удивленно глядя на него, - что вы такие, какими вас высекли из камня эльфы для Первой Войны! Вас же всех вырубали из одной и той же породы!
– Это не совсем так, светозарная, - покачал головой Кай. – Пробудившие действительно вырезали нас из гранитной породы, исключительно с целью ведения войны, но жизнь всегда берет верх. Жизнь, Светозарная, - самый упорный, самый искусный и самый смешливый мастер из всех. Она накладывает свои ладони на каждое творение человеческих ли, эльфийских ли, божьих ли рук, и лепит из него то, что ей взбредет в голову. – Он улыбнулся, прищурившись и рассматривая собственные ладони. Они были широкие, с грубыми линиями сколов, но при этом удивительно подвижные. Лиара видела, как перекатываются маленькие глыбы, из которых состояли его пальцы, как перекручиваются сочленения, позволяя им изгибаться в любую сторону. – Эльфы создавали нас одинаковыми, для войны. Они вырубили десять тысяч бесполых одинаковых фигур, что должны были выйти в мир и биться с Кроном. Пробудившие пели нам, и самым сильным голосом был голос того, кого вы зовете Королем-Солнце, а в руках его рассыпал искры Каменный Цветок – тоже всего лишь осколок кристалла из самой глубокой бездны под корнями гор. Только в его руках – это был нежный цветок, тонкий и теплый, цветок о тысячи лепестков, и наши песни говорят, что пах он так незабываемо, что люди плакали, лишь уловив нотку его аромата в воздухе.
– Ты говоришь о Фаишале? – подалась вперед Лиара. Она никогда не слышала таких легенд в таком изложении, они кардинально отличались от всех песен, что ходили по людскому миру. Ильтонцы жили закрыто, об их культуре и истории за границей Латайи почти что никто ничего и не знал. – О Фаишале и Ирантире Стальве?
– Да, - ответил Кай. Лицо его как-то потеплело, и мягкие морщинки в углах глаз делали его взгляд похожим на первое весеннее солнце. – Он пробудил нас из камня вместе с величайшими эльфийскими мастерами-скульпторами, что вырубали нас. И мы должны были стать для него просто каменными големами, без страха, сомнения и боли отдающими свою жизнь во имя защиты всего остального мира. Только жизнь распорядилась иначе. Да, мы сильны, мы храбры, наше тело почти не ощущает физической боли, его очень сложно ранить из-за более прочной кожи, чем у людей. Этого не видно, но это так. Но у нас есть сердце, у нас есть душа, и это то – что подарила нам Жизнь, влившаяся в нас сквозь нежные лепестки Фаишаля, камня, ожившего в руках Короля-Солнце. – Он вновь взглянул вперед, на серое море, и оно отразилось в его нефритовых глазах, а взгляд затуманился от воспоминаний и задумчивой грусти. – Мы выиграли для эльфов ту войну и отбросили прочь Крона. В благодарность за это Ирантир не стал вновь погружать нас в камень, может, потому что просто не знал, как это сделать. И все же, жизнь была невыносима для нас, принужденных доживать свой век и видеть, как исчезают последние остатки нашего народа. Мы были созданы как оружие, но это оружие научилось чувствовать и любить, это оружие не хотело уходить в ту же сонную тишь каменной толщи гор, откуда и появилось. Тогда Ирантир отблагодарил нас за наше участие в войне и послал к нам Пробудивших. Они научили нас, что нужно делать, и мы сами вырезали из скал собственных женщин и пробудили их, положив начало нашему народу. – Ильтонец вновь улыбнулся, печально и при этом так светло. – Первые мастера старались на славу. Они подыскивали самые красивые породы, чтобы сделать женщинам руки, как нам, но только как можно красивее. Они подбирали малахит и яшму, флюорит, бирюзу, аметисты и топазы. Они исходили все горы, излазали все ущелья и склоны и свезли со всей Латайи самые редкие породы камней, что только были. Десять лет трудились каменотесы, выглаживая, вырисовывая каждую черту, придавая каждой женщине свой неуловимо прекрасный облик, свой взгляд, свою душу. И потом мы пробудили их, и счастью не было предела. В песнях поют, что женщины эти были так прекрасны, что даже горы Латайи, до этого холодные и пустые, завидев их, расцвели тысячами цветов, распустились кудрявыми лесами и зелеными лугами с мягкой травой. Только знаешь что, Светозарная? – Кай взглянул на нее, смешливо улыбаясь.
– Что? – спросила Лиара, понимая, что затаив дыхание, слушает его слова.
– Дети, что родились у этих женщин от первых ильтонцев, все родились с серыми гранитными руками, все до единого. Жизнь брала верх, она не хотела играть
по правилам, установленным для нее людьми. Дети были все одинаковые, с одинаково серыми глазами и серыми руками, одинаковые даже в лицо, словно близнецы. И у них не было пола.– Как? – заморгала Лиара.
– Так, - улыбнулся Кай. – Ильтонские дети рождаются одинаково бесполыми, одинаковыми на вид. Их просто невозможно отличить друг от друга, разве что родители, с трудом, но способны почувствовать собственное дитя, а оно отчаянно тянется только к ним. Различия в полах и характере проявляются у нас уже позже, в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, когда начинается период взросления. Тогда меняется и внешность. Черты лица постепенно принимают облик родителей, руки и глаза выцветают в камень, наиболее свойственный характеру, тело меняет свой облик, принимая тот или иной пол. Этот процесс длится до тех пор, пока тело полностью не примет свой вид, а затем Скульптор благословляет его и дает ребенку имя.
– Это имя как-то связано с внешностью и характером ребенка? – с любопытством спросила Лиара.
– Да, - кивнул Кай. – Мое имя – Каяр, - на эльфийском языке означает «нефрит». А фамилия восходит к имени первого пробудившегося из камня ильтонца, от которого я веду свой род.
– Я никогда не слышала ничего подобного! – выдохнула Лиара, широко открытыми глазами глядя на него. – Ни в одной из наших песен не поют об этом.
– Потому что обычно это не рассказывают чужакам. Люди слишком агрессивны, слишком непоседливы и завистливы. Они с трудом принимают то, что ильтонцы живут долго, порой даже до пяти столетий, ведь они были последней расой, причем рукотворной, созданной эльфами, а не Богами, в то время, как сами люди, были рождены раньше них, и в связи с этим, по их разумению, имеют право на более долгую жизнь, чем те несколько десятилетий, которые отмеряют им Марны. Потому мы не стремимся к контакту с людьми, но и не препятствуем ему. Латайя стоит в стороне от большой политики, не вмешивается в войны, если этого не требуют наши союзники эльфы. Мы были созданы для войны, но Жизнь распорядилась иначе, и в наших землях царит мир, который мы – оружие в руках других – ценим превыше всего.
– А как же людские ведуны, которые бегут к вам со всего Этлана? – удивленно воззрилась на него Лиара. – Алеор говорил, что ты сыграл немалую роль в том, чтобы сделать Латайю убежищем для тех, кого преследует Церковь Молодых Богов!
– Правильно, - улыбнулся Кай. – Вот тут мы и возвращаемся к тому, как мы познакомились с Алеором. – Он помолчал, а его каменные пальцы тихонько беззвучно шевелились, и Лиара почти наяву видела, как он перебирает длинные четки воспоминаний, отсчитывая бусину за бусиной. Теперь ей казалось, что Каю уже очень много лет, теперь для ее глаз он выглядел древним, как само время. – Это случилось в тот год, когда я получил благословение и имя от Скульптора Ваэнди. Способности к управлению Черной Энергией к тому времени у меня уже были достаточно развиты, чтобы вступить в круг Жрецов Черной Руки в селении Легож, откуда я родом. Я подавал большие надежды, потому что у меня был большой потенциал, и Первый Жрец Черной Руки Агарди взялся лично учить меня всем премудростям обращения с Источником. Думаю, ты знаешь о том, что у нас тоже есть своя расовая особенность, как у эльфов – возможность слияния с миром и использование энергий звезд, у людей – способность касаться мира за Гранью и контактировать с тенями. Наша способность – Песня Камня, но она несколько отличается от того, что делают гномы. Те способны заклинать руду в процессе ковки, придавая ей особые свойства, способны заставлять землю ломаться, лопаться, взрываться, обваливаться, если им того надо. Мы же работаем напрямую с камнем и только с ним.
Лиара вся обратилась в слух. Кай рассказывал неторопливо, обстоятельно, ничего не упуская и так, чтобы ей было понятно. Лиаре подумалось, что вряд ли он говорил все эти вещи кому-то из команды, и что она заслужила весь этот рассказ только потому, что сражалась с ним бок о бок. Ильтонец спокойно и открыто шел на контакт, но не выглядел болтуном или человеком, готовым распахнуть душу перед первым встречным.
– Мы можем придавать камню форму, - начал перечислять он, а Лиара, как завороженная, следила за его руками. Кай жестикулировал, подкрепляя свои слова плавными движениями кистей, его руки были подвижны и двигались мягко, чутко реагируя на его слова. Лиаре подумалось, что они столь же мимичны, как и лицо ильтонца, и добавляют в его речь какую-то странную, неизвестную ей раньше гамму чувств, неуловимый язык жестов, так резко отличающий этого ильтонца от всех остальных людей. – Мы можем заставлять камень расходиться, образуя тоннели, мы можем петь ему, и под нашими руками и голосами он течет, будто масло, становится мягким, как глина, принимает ту форму, которую мы от него хотим. Так мы отыскиваем под горами месторождения редких пород, так прокладываем туннели, даже строим свои дома и города. Именно поэтому люди называют нас каменщиками и приглашают строить свои здания, наши каменные руки способны оживить камень, заставить его танцевать. – По пальцам Кая пробежала волна, они изгибались, повторяя движения серых гребешков за бортом корабля, или порывы ветра над их головами. – Те дети, которые рождаются со способностями касаться Источников, могут даже больше. Белые Жрецы однажды становятся Скульпторами и помогают детям обрести имя и окончательный вид их тела. Черные Жрецы растят из земли города, совмещая Песнь Камня со своими способностями. Моя сила была очень велика, и Первый Жрец Черной Руки Агарди взял меня под свое покровительство. В тот год народилось много детей, у Церкви были планы вырастить новый город в горах, для чего им нужно было много ведунов. Так что я состоял при нем и готовился отправиться на строительную площадку, когда в селении Легож появился Алеор.
Лицо ильтонца осветилось нежностью и теплом, а пальцы внезапно двинулись внутрь ладони, мягко и плавно, образуя то ли ковш для ключевой воды, то ли гнездышко для маленькой певчей птички. В этом жесте было столько хрупкой любви и неприкрытой заботы, что Лиара с удивлением взглянула на Кая. Этот холодный эльф был дорог ильтонцу, дорог до глубины души, возможно, так сильно, что даже сам того не ведал.
– Алеор искал кое-что, - заговорил после паузы Кай. – Он взял очередной заказ от Владыки Илиона: отыскать у корней гор некую вещь, доверенную нам на хранение эльфами сразу же после окончания Танца Хаоса. – Пальцы его на миг одеревенели, и Лиаре послышалась в этом движении настороженность заслышавшей хищника лани. – Вещь та считалась достаточно опасной и важной, чтобы укрыть ее как можно надежнее, и даже шепотка не должно было проникнуть во внешний мир, что эта вещь у нас. Те, кому доверено было это сделать, упрятали ее очень надежно, почти что в самое сердце горы, и закрыли дороги к ней, чтобы никто не мог до нее добраться. Было то больше двух тысяч лет назад, естественно, что сами мастера давным-давно вернулись в руки Матери Гор, да и карт после себя они не оставили. Известно было лишь одно: имя горы, под которой лежали реликвии.