Песня волка

Она еще смотрела ему вслед, когда он уходил по темному бульвару, а уж потом тронула машину и завела ее в подземный гараж. Закрыла все дверцы, включила сигнализацию и пошла к своему подъезду, где ее ждал Стенли.

— Я решил в последний раз попрощаться с вами. Можно?

Эшли поймала себя на том, что довольно глупо улыбается. Она видела, что нравится ему настолько, что он преодолевает свою нерешительность, чтобы побыть с ней подольше. Тронутая этим, она взяла его за руку.

— Знаете, чего я хочу? — заговорил он быстро, сжимая ее ладонь и заглядывая в глаза: — Прогуляться с вами по набережной возле моего дома. Осенью там так красиво, что помимо воли отвлекаешься от всего. Я там часто гуляю и обычно ни с кем не желаю делить роскошь своего одиночества. Понимаете?

— Кажется, да… — мягко проговорила Эшли.

Он погладил ее по плечу и, словно испугавшись своей дерзости, отступил.

— Чудесно, — пробормотал он и словно чего-то ожидая, спросил ее: — Теперь я пойду, пожалуй?

Эшли повернулась было к двери, чтобы набрать код входа, когда Стенли вновь окликнул ее.

— Послушайте, я бы хотел позвонить вам завтра, если вы не против…

— Ах да… — Эшли достала из портфеля свою визитку. Все это время Стенли стоял рядом и смотрел на нее.

— Спокойной ночи, Стенли и до завтра, — сказала она, протягивая ему визитку.

Он неуверенно взял ее, что вызвало у Эшли улыбку. Ей хотелось погладить его по голове, подбодрить, сказать, что все будет хорошо и что он тоже ей очень нравится. Вместо этого, девушка положила ему ладони на плечи и легонько поцеловала в щеку, удивляясь своему поступку.

— До завтра, — прошептал он. — Теперь уж я точно пойду, чтобы это завтра наступило побыстрее. Вы ведь тоже так чувствуете, правда?

— Правда.

— И это происходит с нами? То есть, я хотел сказать, что подобное чувствую не только я. Ты испытываешь тоже самое?

— До завтра, Стенли.

Он нехотя отошел от нее, помахал ей на прощание визиткой и торопливо зашагал в сторону дороги, где как раз проезжало такси, приглашающе светя зеленым огоньком.

Встреча со Стенли вытеснила остальные впечатления дня, хотелось подольше побыть в таком необычном для нее состоянии влюбленности, и Эшли вдруг страшно захотелось поговорить обо всем этом с Рейчел. Удерживало лишь то, что было бы бессовестно будить подругу в такой поздний час, и мысли Эшли приняли другое направление. Она начала думать о Рейчел.

Для той общение с мужчинами не составляло проблемы, а напротив, было необходимостью. Эшли не могла вести себя с мужчинами так же просто и легко, как Рейчел, для которой предложение понравившегося мужчины провести с ним ночь было само собой разумеющимся, как бы доказательством того, что она действительно нравится ему.

Эшли не раз спрашивала себя: что связывало ее и Рейчел? В отличие от нее, бесцветной и вдумчивой, Рейчел была темпераментной яркой брюнеткой. Скорее всего, от такой вот непохожести и разного взгляда на жизнь им и было интересно друг с другом. Эшли считала Рейчел слишком легкомысленной, а та в свою очередь, считала Эшли ханжой, что не мешало их дружбе.

В это же время, Софи провожала последних посетителей, выслушивая комплименты и пожелания, полная самых радужных надежд. Будущее больше не казалось ей таким уж безнадежным и мрачным. Все-таки она выбралась из всей этой передряги.

Пока она расплачивалась с ресторатором, официанты уложили посуду и погрузили в машину. Она проводила их до дверей. Охранники проверяли сигнализацию в залах и на служебных дверях, и Софи поднялась в свой кабинет. Ну, вот и все. Позади остались дни до краев полные сомнения и боли. Она заслужила свое положение, положение владелицы галереи раритетов. Она выстрадала свое будущее положение и достаток. Она, Софи, не станет лавочницей, как правильно назвала Фрискина эта Кларк. Она будет дальновидной и не побоится риска. Она поддержит молодых художников, снова наймет знающего человека, чтобы приобретал для галереи антиквариат и, конечно же, у нее будет молодой любовник.

Закрыв кабинет, она пошла через залы к выходу. В безмолвной гулкой тишине угасали отголоски шума и толкотни прошедшего вечера. Наступило время ночного таинственного безмолвия, набирающего силу, стирающего обыденность прошедшего дня. Здесь, в гулких залах, царствовала тишина. Она выдавливала все отголоски впечатлений, забирая в свою власть ночь. По стенам скользили тени, да стучали по плитам пола, отдаваясь эхом в дальних углах опустевших помещений, каблуки Софи.

Вдруг она остановилась, чутко и испуганно прислушиваясь. Тишину разорвал тихий шелестящий звук, словно что-то мягко упало. Оглушенная его отчетливостью, сомневаясь в себе, Софи снова прислушивалась. Порыв пройти по залам и проверить все еще раз, был изгнан тьмой и тишиной. Беспричинный страх навалился на ее плечи, не позволяя обернуться и посмотреть в темень уходящих вдаль залов. А ведь Софи совсем уже было позабыла о нем.

Эшли в футболке в которой обычно спала, стояла перед зеркалом в ванной, и придирчиво разглядывала себя в зеркало. Она решала трудный для себя вопрос: что такой мужчина, как Стенли, мог найти в такой бледной особе, как она? Может подкрасить волосы? И тут же спохватилась: о чем она думает? Как будто у нее нет других проблем! Она должна решить, имеет ли какое-то отношение щит сиу к смертям трех человек. Косвенно — да, но не было никаких доказательств, что это так. Все на уровне ее чувств. Но Эшли ничего не могла поделать с собой. Лицо Стенли вытесняло все мысли. То, что она испытывала сейчас, было для нее так ново, может быть поэтому ей не спалось и она позволила себе немного помечтать.

Провертевшись в постели и поняв, что не уснет, она поднялась, оделась и, закрыв квартиру, спустилась в гараж. Была еще глубокая ночь, но это не имело значения. Ей не хотелось терять время попусту. По ночному Детройту она ехала к Карлу Фрискину. Город спал, правда у ночных баров царило подобие оживления, но и оно с наступлением увядало и гасло.

Эшли остановилась напротив дома Фрискина. Заградительную ленту сняли и теперь казалось, что это обыкновенный дом, в котором спят почтенные обыватели, чей сон она собирается нарушить своим бесцеремонным вторжением. Однако Эшли не давали покоя записи Стоуна, присвоенные Фрискином.

Она поднялась на крыльцо, сняла пломбу с опечатанной двери и вошла в темный холл. Не зажигая света, миновала гостиную, где на полу еще оставался нарисованный мелом бесформенный силуэт, и поднялась по лестнице наверх.

Открыв дверь справа, она попала в темную пустую спальню. Поняв, что ошиблась, открыла дверь слева, что вела в кабинет Фрискина. Эшли вошла, включила свет и принялась за работу. Странно, но она ни на чем не могла сосредоточиться, действительность будто ускользала от нее. Находясь в кабинете, она не смогла бы описать его. Сознание расползалось и она забывала о предмете, стоило ей отвести от него взгляд. Это было необычно, на память она никогда не жаловалась. Может быть виной всему была бессонница?

Тем не менее, сделав над собой усилие, Эшли внимательно просмотрела единственную папку, что нашла в столе и те немногие бумаги, что лежали в его ящиках. Ни одна из них не имела отношения к индейским экспонатам Фрискина. Эшли включила компьютер, подтвердила пароль и, получив доступ, принялась изучать папки и файлы рабочего стола. Но и это ничего не дало. Разочарованная, она закрыла программу и, выключив компьютер, покинула кабинет.

Спустившись вниз, она остановилась — в камине гостиной горел огонь. Эшли недоуменно огляделась. Интересно! Она не слышала стука открываемой двери, не слышала шагов и вообще никаких передвижений по дому. Тем не менее, в камине что-то жгли, кто-то специально приехал глухой ночью в дом Фрискина, чтобы избавиться от чего-то. От чего? Подойдя поближе, она поняла что это было: жгли бумаги.