Песталоцци

В отсутствии Шмида дело пошло все хуже и хуже, и сам Нидерер принужден был просить Шмида вернуться. В течение двух лет уговаривали Песталоцци и Нидерер Шмида вернуться. В одном из писем Нидерер между прочим пишет: «Вы мужественны, сильны и поэтому достойны уважения. Но это вам дала природа. Вы, однако, больше. Вы истинны. Вы стремитесь к хорошему с твердым убеждением. Это создает человек сам и это делает вас человеком чести.

Мое сердце полно, я должен вам сказать это прямо, ибо то, что вы можете дать — это одна из прекраснейших надежд моей жизни».

В другом письме после свидания со Шмидом Нидерер пишет: «Ваша близость была для меня прекрасной, нежной, она обвевала нас, как плодотворный, все оживляющий гений».

Шмид вернулся. Он принялся за свои жесткие реформы. В этом ему помогала жена Песталоцци, которая все время предупреждала Песталоцци против Нидерера и против его будущей жены, одной из учительниц в Институте Песталоцци, а потом руководительницы женской школы. — Кастгофер. Анна Песталоцци встретила Шмида, когда он вернулся, следующими словами: «Для кого вы вернулись, — для Песталоцци или для Нидерера?» И когда Шмид сказал со всей решительностью:»Я ни для кого, кроме моего друга Песталоцци, не мог вернуться», она вместе с ним принялась за улучшение совершенно развалившегося Института.

Шмид быстро подтянул Институт — снова ценой сокращения персонала, проведения режима экономии и т. д. Не прошло двух лет, как Нидерер опять стал во главе недовольной части учительства, и так же, как семь лет назад неожиданно ушел Шмид, так же неожиданно ушел Нидерер. Но уходя, он допустил выходку, которую ему никогда не мог простить Песталоцци.

Была весна 1817 г… происходило богослужение я торжество по случаю конфирмации нескольких воспитанников Института. Нидерер, как пастор, сказал речь, и в этой речи он допустил с кафедры совершенно неожиданно самые грубые выпады против Песталоцци, сказав между прочим, что с ним никто не может иметь дело, что под одной крышей с ним не может оставаться ни один уважающий себя человек. Песталоцци не выдержал, прервал его речь и указал ему на то, что он находится тут для конфирмации его воспитанников и что совершенно недопустимо в этой обстановке сводить личные счеты.

Анна Песталоцци

Нидерер ушел, и после этого в течение целых семи лет тянулся весьма тяжелый, чрезвычайно дорого давшийся Песталоцци судебный процесс. Дело в том. что Песталоцци, весьма доверявший руководительнице женской школы Кастгофер, по-видимому, фиктивно переписал эту школу на ее имя. Правда, он составил при этом подробный договор, который обеспечивал его и ее права. Договор этот совершенно загадочно исчез из стола Песталоцци, по-видимому был кем-то украден После этого вскоре последовала неожиданная для всех женитьба Нидерера на Кастгофер и еще неожиданнее — разрыв с Песталоцци. Эта женская школа под руководством Нидерера и его жены просуществовала до 1837 г… когда Нидерер переселился и Женеву.

Много раз писал Песталоцци за это время Нидереру. В этих письмах старик Песталоцци проявляет много мягкости и самопожертвования; он готов итти на всякие компромиссы, только бы Нидерер, которого он сильно любил и чувство к которому в его душе оставалось, прекратил этот позорный и тяжелый процесс. Нидерер не только не сделал этого, но когда после окончания процесса Песталоцци выпустил книгу «Мои судьбы», где описал историю своего Института, от его возникновения до конца, Нидерер ответил через некоего Бибера гнуснейшим пасквилем, направленным против Песталоцци и против Шмида.

Нидерер не удовлетворило этим. Можно не сомневаться, что именно благодаря его проискам Шмид был в 1625 г. выслан из Ифертена, а это было внешним толчком в закрытию Института. Институт был закрыт в 1825 г., и усталый, больной, разбитый всеми дрязгами Песталоцци возвратился в свой Нейгоф, к внуку.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ «ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЬ». СМЕРТЬ

«Умереть не страшно. Я умру охотно, так как я устал и хочу наконец найти покой: но жить, всем пожертвовать, ничего не достичь и увидеть все разбитым

и так уйти в могилу, это — ужасно. Я не могу этого высказать. Я хотел бы плакать, но нет слез в моих глазах». (Из предсмертных записей Песталоцци)

В марте 1825 г. Песталоцци прибыл в Нейгоф. Он вернулся снова туда, где полвека назад он начал свои социально-педагогические эксперименты, вернулся в семью своего внука — Готлиба. Его жена уже умерла — в 1815 г., совсем молодым умер его сын Яков Песталоцци — странно сказать — зажил тихой «семейной» жизнью без ежедневной напряженной работы, без бурь и без тревог организатора и строителя.

Уместно здесь сказать несколько слов о его личной жизни. Об этом трудно говорить, дать исчерпывающие данные, так как его личная жизнь — это жизнь общественная, а об интимном, индивидуальном Песталоцци, столь многоречивый в своих сочинениях, говорит очень мало, если только это не имеет значения в истории его общественной работы и борьбы.

Мы знаем о перипетиях его любви к Анне Шультгес, так как сохранилась его переписка с ней. В его сочинениях мы находим выражения глубочайшего уважения к ней, но ничего о том, как протекала их жизнь. А жилось нелегко: материальные затруднения почти в течение всей жизни, болезнь Анны и связанная с этим жизнь на два дома. Болезненный, хилый, исключительно впечатли тельный и нервный сын, горячо любимый, рано погибший. Внук, лишившийся отца на третьем году жизни, мало способный, туповатый: Песталоцци рано направил его на работу в ремесло — он стал кожевником, так как наук он одолеть не мог.

В сочинениях Песталоцци, даже носящих отчетливо автобиографический характер, не сказано ничего ни о сыне ни о внуке. Он был сильно привязан к ним, в особенности к сыну, но они никак не вошли в его общественную жить, в его строительство и творчество. Поэтому не должно удивлять нас то, что Песталоцци, получив сообщение о смерти своего сына, остается на своем посту. Но стоит только прочесть одно из писем к сыну, чтобы почувствовать, как сильно любил он своего сына. Вот его письмо к сыну в Кольмар:

«Будь скромен, прилежен, рассудителен. послушен, опрятен, привыкай держать каждое дело в порядке… Дитя мое! Ты для меня — все… От тебя зависит или сделать меня счастливым, или разбить мою жизнь навсегда…».

Он и его жена внимательно следили за воспитанием и сына и внука. Ни тот ни другой в итоге не представляли ничего поднимающегося над обывательским уровнем. Сын много болел и рано умер, внук был ремесленником, а потом сельским хозяином в Нейгофе, где и прожил до своей смерти в 1853 г. Был он женат на сестре известного нам Шмида, имел единственного сына — Карла, ставшего профессором в Цюрихском политехникуме (сперва был военным) и умершего бездетным; им, кстати сказать, кончается род Песталоцци, потомка Антонию Песталоцци, беглеца из Киавениш (Италия).

Чем же занимался «на покое» старик Песталоцци? В Нейгофе он снова отдался литературной работе. Из числа его произведений надо отметить «Лебединую Песнь», в которой он как бы подвел итоги своей педагогической деятельности. Здесь он снова рассматривает основные идеи, волновавшие его в течение последних двадцати пяти лет, останавливаясь главным образом на идее «элементарного образования». Самый заголовок книги говорит о желании автора именно сказать последнее слово, подвести жизненный итог. «Теперь мне восемьдесят лет, — пишет он в предисловии, — и в этом возрасте каждый человек неправ, если не смотрит на себя ежедневно как на лежащего на смертном одре. С некоторого времени я почувствовал это больше, чем когда-либо. Поэтому я не хотел откладывать своего намерения пред смертью отдать публике по возможности ясный и точный отчет в своих опытах (в этом отношении), а также в удачных и неудачных результатах последних. Поэтому я и дал этому сочинению вышеприведенное заглавие. Друзья человечества! Примите это сочинение за лебединую песнь, а в литературном отношении не требуйте от меня больше, чем я в состоянии сделать.