Пьесы. Интермедии. Письма. Документы. Воспоминания современников
Шрифт:
Олимп Валерианович. Какому идиоту, простите за выражение, он хочет такие вещи доказывать?
Надежда Петровна. Вам, Олимп Валерианович, вам. Только вы не верьте ему, Олимп Валерианович, ей-богу, не верьте.
Олимп Валерианович. Я, Надежда Петровна, даже и слушать его не стану.
Надежда Петровна. Кто же будет, Олимп Валерианович, слушать, что у меня Павлуша не коммунист, если вы, Олимп Валерианович, сами видели: у него настоящий мандат имеется. И до чего серьезный мандат: вы мне верите или нет? Я всю ночь уснуть не могла. Все, Олимп
Автоном Сигизмундович. Это как же, за что же он мать арестует?
Надежда Петровна. Вы, Автоном Сигизмундович, даже не знаете, до чего он ужасно идейный. У него эта идея, Автоном Сигизмундович, вроде запоя. Не иначе как это у него по отцовской линии — тот, бывало, как выпьет — пустите меня, говорит, за границу — я всех немцев переколочу.
Олимп Валерианович. Это за что же?
Надежда Петровна. Пусть, говорит, переходят в русскую веру.
Автоном Сигизмундович. Неужели ваш сын до того свиреп?
Надежда Петровна. Свиреп, Автоном Сигизмундович, свиреп, но с начальством, Автоном Сигизмундович, птица.
Автоном Сигизмундович. Какая птица?
Надежда Петровна. Голубь, Автоном Сигизмундович, голубь. И даже не голубь — цапля.
Автоном Сигизмундович. Почему цапля?
Надежда Петровна. На одной ножке стоит, Автоном Сигизмундович.
Олимп Валерианович. Мне ваш сын, Надежда Петровна, понравился.
Надежда Петровна. Для вас старалась, Олимп Валерианович.
Олимп Валерианович. В таком случае, Надежда Петровна, зачем же нам свадьбу откладывать?
Надежда Петровна. Олимп Валерианович, голубчик, неужели же вы решились?
Олимп Валерианович. И сегодня же, Надежда Петровна, сегодня, только с одним условием.
Надежда Петровна. С каким же условием, Олимп Валерианович?
Олимп Валерианович. Чтобы сын ваш, Надежда Петровна, к нам сегодня же жить переехал.
Надежда Петровна. Не только сын, Олимп Валерианович, все переедем.
Олимп Валерианович. Ой, как вы меня испугали. Нет, Надежда Петровна, зачем же все?
Надежда Петровна. Не извольте беспокоиться, Олимп Валерианович, это нам никакого труда не составит, только вещи возьмем и приедем.
Олимп Валерианович. Вещей он может не брать, пусть приедет с одним мандатом.
Надежда Петровна. Он у нас без мандата, Олимп Валерианович, шагу не делает. Ныне утречком в баню ходил и то, говорит, в правой руке, говорит, веник, а в левой руке, говорит, мандат. Так, говорит, с мандатом и мылся. Пусть на меня, говорит, и на голого, как начальника, смотрят.
Олимп Валерианович. Ну, значит, я вас жду, Надежда Петровна.
Надежда Петровна. Моментом, Олимп Валерианович, моментом, как лошадь. (Уходит).
Настя, Олимп Валерианович, Валериан Олимпович и отец Повсикакий.
Все. Уррра…
Павел Сергеевич. Не вешайте меня, ваше высочество, ради бога, не вешайте.
Надежда Петровна. Помилуйте его, ваше высочество, он по глупости, ей-богу, по глупости.
Настя. Вы зачем меня за подол хватаете. Батюшки, барыня.
Надежда Петровна. Боже мой, Настька.
Все. Ура!
Павел Сергеевич. Мамаша, махайте на меня чем-нибудь или я тут же при всех скончаюсь.
Все. Ура!
Олимп Валерианович. Господа, сегодня ее императорское высочество всемилостиво соизволили обвенчаться с сыном моим Валерианом Олимпиевичем.
Варвара Сергеевна. Ой…
Олимп Валерианович. Милостивые государи, я плачу.
Варвара Сергеевна. Я тоже.
Надежда Петровна. Варька, молчи.
Автоном Сигизмундович. Милостивые государи и милостивые государыни. Ее императорское высочество благодарит вас за радушный прием. Милостивые государи и милостивые государыни…
Олимп Валерианович. Ваше императорское высочество…
Автоном Сигизмундович. Олимп, помолчи немного, я сейчас кончу.
Олимп Валерианович. Я семь лет молчал. Я не могу молчать. Семь лет, ваше императорское высочество, дожидались мы этого дня и дождались его, ваше высочество.
Священник. Православные христиане. Многие лета.
Все. Многие лета, многие лета.
Олимп Валерианович. Позвольте сказать несколько слов.
Настя. Валяйте.
Олимп Валерианович. Семь лет, ваше императорское высочество, семь лет наши головы обливали помоями… Семь лет, и каких лет, в которых каждый год можно считать за десятилетие, что я говорю — за десятилетие, в которых каждый год можно посчитать за век. Семьсот лет, ваше императорское высочество, наши головы обливали помоями.
Все. Браво, браво.
Замысел «Мандата» можно отнести к 1923 г. только предположительно, так как архив Эрдмана сохранился плохо и пока сведений о дате начала работы над пьесой нет.
Известно, что в это время Эрдман очень активно работает в театре малых форм. В одном из интервью Мейерхольд упоминает его имя, связывая планы своей труппы с пьесой молодого драматурга. В июне 1924 г. Эрдман читал пьесу актерам Мейерхольда. В. Э. Мейерхольд тогда совмещал руководство Театром Революции с работой в Театре ГИТИСа на Старой Триумфальной площади, который стал называться — Театр им. Вс. Мейерхольда, а с 18 августа 1926 г. ГосТИМ.
4