Как будто человек зарезанныйНа этой площади лежит!А дрожь рук говорит, что нечегоТеперешнее ожидать.Смех легче был бы не кончен,Когда бы не тени цветков,Зарезанный убежит с площади,Голый бежа вперед.Противоположная улицаПовлечет следующий труп;Так разорваны горла накрепкоНа площади в шесть часов.
«Оторван, вслед тощим громадам…»
Оторван, вслед тощим громадам, –Руки костлявый не я ли вел!Но бурь тихих взор, излом-каменьСхватился
за меня.Как зуб вонзив в отроги замера.Я вдыхал пронзительную ясыНо вот – и мне стала площадь столбом,Стеной, параллельной мне.Но и тут был бы весел площади круженьеИ паденье прохожих в условную бездну…Зачем бить, убить, напоминать,Изъязвлять, топить, душитьБессонного – тут: «– Их тени благовонны Над Летою цветут?»
Азовское море
Вскипает застывший черный шелк.Спины песков рыжи;Плетется мясной мухой паровоз.Прокусывая ленты дымков.Сеть степей. Молчите же выИ колес заштатные вопли.Ив туман. Хижин рябь.Сутолок устывшая марь.Четыре шага до шелка,Шелк несется, скрябает берегом:– Жестяное Азовское море. – Рычи,Белоязыкой волны жало.Скребется простор и хлюпает грузно.Накален взор и топь;Звонит, бурчит оцинкованная волнаИ жалом жерло желти лижет.
Хрыщи скрипом по дорогеВниз от больницы душевно-больныхХриплым удушением сердцебиения.Символизирующим кругом насыпи.В ненормальности горко,Одичанием насыпь.Душевнобольницу душно.Хребет в рощи розыске сердца,Равнин славян славно переездВ ларцах скребение удушливо потноеВ искании душевнобольницы,Урядников клопов раздав.Сердце на бутафорте.Иногда в карман спрячешь.
1
См. «Гамма гласных» по Федору Платову – «Второй сборник Центрифуги» М. 1916.
№ 3
Ють юсла слюза ута,Cia са юса сусаза.Дасе селена слозь тольТолмо полно сини слоу.Заво сол ют.
Велимир Хлебников
Посв. Вере Б.
Девы и юноши, вспомните,Кого мы и что мы сегодня увидели,Чьи взоры и губы истом не теА ты вчера и позавчера «увы» делиГоре вам, горе вам, жители пазухМира и мора глубоких морщинТочно на блюде, на хворях чумазыхПоданы вами горы мужчин.Если встал он, принесет ему череп «Эс»Вечный и мирный – жизни первей!Это смерть пришла на переписьПищевого довольства червей.Скажите люди да есть же стыд же,Вам не хватит в Сибири лесной костылей,Иль позовите с острова ФиджиЧерных и мрачных учителейИ проходите годами наукуКак должно есть человечью руку.Нет, о друзья!Величаво идемте к войне – ВеликаншеЧто волосы чешет свои от трупьяВоскликнемте смело, смело, как раньшеМамонт гнусный жди копья.Вкушаешь мужчин а la СтрогановВы не взошли на мой материк.Будь же неслыхан и строго новПохорон мира глухой пятерикГулко шагай и глубокую тайнуХрани вороными ушами в чехлах.Я верю я верю, что некогда «Майна!»Воскликнет Будда или Аллах.Белые дроги, Белые дроги!Черные платье и узкие ноги!Был бы лишь верен вернее пищали с кремнями мой ум бы!Выбрал я целью оленя лохматогоЗа мною Америго, Кортец, Колумбы!Шашки шевелятся, вижу я мать его.
Николай Асеев
«За отряд улетевших уток…»
За
отряд улетевших уток,За сквозной поход облаковМне хотелось отдать кому-тоЗолотые глаза веков…Так сжимались поля, убегая,Словно осенью старые змеи,Так за синюю полу гаяТы схватилась, от дали немея,Что мне стало совсем не страшно:Ведь какие слова ни выстрой –– Всё равно стоят в рукопашнойЗа тебя с пролетающей быстрью.А крылами взмахнувших утокМне прикрыла лишь осень очи,Но тебя и слепой – зову так,Что изорвано небо в клочья.
Жребий твои судьба судебНачертала на алмазеОстро отточенной мыслью,Потому что ты есть!
V
Шелест. Тьма. Полумрак. Тень. Приди!Свет. Зрачок. Улыбка. Я здесь!Как я люблю разговаривать с красноперыми попугаями.
Женщина и змий
Грядущий
1. Во мраке света познаю себя. Познав взыду к горнилу света.
2. Вы видите небо, вы знаете вечность. Они вечны, ибо не существуют.
3. Где хозяин мой? Я его не вижу. Только сущность моя дает знать о нем.
4. Где то, к чему я стремился с начала мира. Где то, о чем я думаю тьмы веков.
5. Оно впереди на одном и том же пространстве, ибо это пространство – нуль.
6. Бойтесь головни моей, о слепотствующие!
7. Когда я уходил – меня преследовали, когда я учил – меня проклинали; что же вы пищите, когда я бью вас.
8. Рабы! восхвалите господина своего, им же живы есть.
9. Тонкое трепетание нежных лепестков, как похоже ты на грохот огромной машины.
10. В пространстве тьмы тем я найду отдохновение, а пока живи.
11. Я видел солнце, но я не видел Бога. Что же мерило высшего?
12. Кругом меня свет. Ослепительный свет. Где же та темная точка, на которой отдохнут мои глаза.
Вячеслав Третьяков
На войну
В суматохе вокзала сдерживаются матери.Навзрыдно прощаются а тоске придушенной…Они сейчас пойдут на папертиИ будут молиться о том, что разрушено.Умерло небо в свечении вечера,Совсем как у Тютчева…«Милые, плакать действительно нечего!Прощайте! Всего наилучшего!»Шинель слезла с худого плечика, –Лихорадит… Холодно…– Разве он похож на разведчика, –Голубь в канаве желобной!«Мама не надо плакать,А не то, не то, я сам…»Слова врезаются как ножи в мякоть,А над крышею звезды хаосом.Поезд выкрикнул истерически,Тормоза зашипели, зазвякали,Брызнул откуда-то луч электрический,И все безудержно заплакали.А когда от поезда остался лишь запах,И звезды гадали по черной скатерти, –Под глазами появился синеватый бархат,И тихо стонали паперти…
Ф. Чартов
Дымный город
Стынуть дымы в мгле морозной,Безраздельны дым и мгла.Кто-то Медленный и ГрозныйПодымает купола…Эшафоты воздвигаетНад громадой крыш и труб,И медлительно качаетПосинелый труп…Идут стройными рядамиСмутных ратников полки:Вьют, ревут знаменами…С мглой сливаются штыки…Вся багряна даль за мглою, –Факел крови жизнь зажгла:Блещут кровью золотою,Дымно тая, купола…Вот Он дымною колоннойСам над городом стоит:Окровавленной коронойВ дымным зареве блестит…И Державный и Кровавый.Воскуряясь до небес,Город дымно-величавыйВ мгле развеял и… исчез…