Петербург 2018. Дети закрытого города

Все отжалованное ей время Вета тратила в свое удовольствие. Она навела порядок в новой квартире, правда, наводить-то было особо нечего. Всю обстановку здесь составляли кухонный гарнитур на кухне, шкаф и кровать в комнате. Вешалкой в прихожей служил вбитый в стену гвоздь.

Другой пошел бы жаловаться, но Вета была довольна. Она купила себе вазу и тут же поставила ее на кухонном столе. Чашку, тарелку и ложку привезла с собой. А что еще нужно учительнице биологии для полного счастья?

Она бродила по городу, бездумно заходила в магазины, удивлялась цветастому великолепию товаров и ничего не покупала. Забрела однажды в парикмахерскую и попросила подровнять челку.

Дородная мастерица в форменном платье похвалила ее волосы и спросила, нежно щелкая ножницами:

– В школу собираешься?

– Да, – протянула Вета, из-под прикрытых век глядя в окно.

– Выпускной класс небось, да?

Она обернулась к зеркалу. Руки вдруг напряглись на подлокотниках, как будто собирались подкинуть ее вверх.

– Я учительница, – чуть хрипло выдохнула Вета.

Лицо парикмахерши, отраженное в зеркале, стало недоуменным. Потом она расхохоталась.

– Учительница. Молоденькая какая! Первый раз, наверное, да? Ну да, учительница первая моя… Смотри романов со старшеклассниками не накрути, а то всякое бывает. Учительница. – Она трясла головой и усмехалась. И снова трясла головой, словно так и не поверила.

Только в центр города Вета не ходила. Неприятно было: несколько зданий, обнесенных высоким забором, походили на ощетинившихся зверей, рычали двигателями выезжающих машин.

– Военные институты, наверное, – размышляла Вета, поглядывая на высотки со своего балкона. Без них Петербург-68 выглядел бы обычным провинциальным городком.

Соседи тихо сидели по своим квартирам, не грохотали по батареям, не скандалили. Вета не была большой любительницей бессмысленного общения. Никто не трогал ее – и она никого не трогала.

Она записалась в библиотеку и вечерами листала подшивки «Биологического вестника», по привычке выписывая в новенькую тетрадку интересные мысли. У нее была и старая, только та осталась в личном ящике, в лаборатории. Хотя, наверное, Ми уже распорядилась ею по своему усмотрению. Вета не держала на нее зла.

Неприятно удивил разве что комендантский час – пережиток прошлого. После десяти вечера по улицам ходили разве что патрули, и в свете желтых фонарей поблескивали кокарды на фуражках.

– Раньше беспокойно было, – повторяла Вета слова Антона и не понимала, что он вообще имел в виду. Города спокойнее она в жизни не знала.

* * *

– Оно меня забирает. – Антон задумался и стряхнул пепел с сигареты в урну. – Да, так и сказали. Оно меня забирает. Пугало.

Затянулся горьким дымом. Он давно бросал – и никак не мог бросить окончательно. От дыма в груди делалось спокойней и увереннее.

Антон стоял на детской площадке, переминался с ноги на ногу, отчего мелкий гравий под подошвами ботинок хрустел. С двух сторон площадку подпирали жилые дома, еще с одной – огороженная сеткой-рабицей стройка, как полагается, с краном и орущими рабочими в ярких касках.

– Врут, – без особенной уверенности в голосе отозвался Март.

Антон вгляделся в окно на втором этаже. Занавешенное белым тюлем, оно ничем не отличалось от соседних, но ему все равно чудилось слабое шевеление в углу. Может, сквозняк покачивал штору.

– Врут или не врут, не знаю. Только она уже давно про пугало это твердила. Ее возили в психиатрическую клинику, там обследовали и поклялись, что девочка здорова. Снова вернули домой. А она опять про пугало.

– Тьфу. – Сунув руки в карманы, Март походил вокруг скамейки, столбики за которой напоминали индейские тотемы. Страшные звериные рожи таращились на играющих в песочнице детей.

– Вот тебе и тьфу. Родители, конечно, пальцем у виска только крутили. А она рассказывала, как пугало из обоев в углу вылупляется и лезет. Каждый раз описывала его подробнее. Обычное пугало. – Он пожал плечами. – Только лица у него не было. Вроде как мешок с опилками вместо лица.

Горький дым уже не согревал: с окраины потянуло свежим ветром, но Антон ленился застегивать куртку. Так и стоял, стряхивая пепел в урну, забыв, что сигарета давно прогорела до самого фильтра. Мерз, ежился.

– Пугало без лица, – эхом повторил Март, и мамаши на скамейке удивленно посмотрели ему в спину. – Да тут и состава преступления нет. Зачем тебе его ворошить?

Окно на втором этаже по-прежнему ничем не отличалось от соседних, хотя солнце уже почти завалилось за дом. Красные блики ползали по стеклам верхних этажей.

Одним утром девочку из квартиры номер шесть нашли повешенной в ее собственной комнате. В углу, из которого по ночам вылуплялось и лезло пугало.

Мамочки разбирали своих детей из песочницы и разводили по домам. На город опускался вечер, и пора было садиться в машину и уезжать, потому что на рабочем столе давно скопилась куча бумаг, которые нужно доделать еще позавчера. Но Антон все еще мял в пальцах прогоревший сигаретный фильтр и вглядывался в окно на втором этаже.

Они дождались, чтобы двор совсем опустел. Хотя непонятно – зачем.

– «Оно меня забирает». Соседи говорят, она кричала в последнюю ночь.

– А родители что? – дернулся Март.

– А родители вроде бы ничего не слышали.

Он прошелся, заложив руки в карманы необъятных брюк. Март совсем недавно работал в их отделе, даже меньше, чем Антон, и ему еще разрешалось носить что попало.

– Значит, соседи врут.

– А смысл? – буркнул Антон.

Разговор ради разговора. Он и сам знал, что в пугалах один смысл – ворон гонять. А чтобы из обоев вылупляться… Антон достал из пачки новую сигарету и теперь мучительно мял в пальцах. От табака на губах уже горчило, но если закурить, то появится мотив остаться тут еще на несколько минут.

– Нет смысла. Люди просто любят нагнетать страх. Болтают всякое, – сказал Март. Он тоже глядел в окно на втором этаже. Видел ли то самое шевеление шторы в углу окна? – А если там ночку посидеть?

– Сидели уже, до тебя, и ничего. Девочка только руками разводила, мол, при вас не приходит пугало.

– Значит, точно ненормальная.

– Ну или пугало каким-то образом узнавало, что его караулят и не являлось. – Антон улыбнулся во все зубы.

Март посмотрел на него, как на придурка.