Петербургская драматургия. Ежегодник 2022

ОЛЕГ. Я вот тоже письмо с фронта передать должен.

ДЕВУШКА. Кому-то повезло! Вы не забудьте сказать: «Вам письмо. Пляшите!»

ОЛЕГ. Нельзя. Это тоже вроде как похоронка.

ДЕВУШКА. Как это похоронка? Вы ж говорили - письмо!

ОЛЕГ. Да вот только того, кто писал это письмо, уже нет.

ДЕВУШКА. Погиб?

ОЛЕГ. С задания не вернулся.

ДЕВУШКА. Вот оно что… Адрес какой?

ОЛЕГ. Дом 7, квартира 11. (Указывает на разрушенный дом.) Это действительно дом номер семь.

ДЕВУШКА. Действительно. А письмо кому? Я многих из этого дома знала.

ОЛЕГ (достает письмо, читает). Гамзелеву Алексею.

ДЕВУШКА. Знаю. Мать его знаю, тетю Лиду. Она до войны в нашей школе библиотекаршей работала. Муж у нее военный. Только она умерла еще в декабре…

ОЛЕГ. А сын?

ДЕВУШКА. Забрали… Вроде как его на Большую землю эвакуировали… А вы давайте письмо, я на почту отнесу. У нас много таких писем, чьи адресаты выбыли…

ОЛЕГ. Хорошо. Только сначала я должен его прочесть.

ДЕВУШКА. Чужое письмо?

ОТЕЦ. Майор велел мне прочесть, если с задания не вернется.

ДЕВУШКА. Какой майор?

ОТЕЦ. Гамзелев. Отец Лешки. Я думал, вместе с Лешкой его и прочтем…

ДЕВУШКА. Ну тогда что ж… Читайте.

Затемнение.

АВТОР. Дошло это письмо до адресата, или нет, неизвестно. Но содержание его отец мне пересказал.

В луче прожектора – Майор.

МАЙОР. Ну вот, мой сын, мы больше не увидимся. Если ты получишь это письмо, значит меня уже нет в живых. Час назад я получил задание, выполняя которое живым скорее всего не вернусь. Ты, не пугайся, малыш, и не унывай. Гордись той гордостью, с которой твой отец идет на смерть. Нашему городу грозит опасность. От выполнения моего задания зависит дальнейшее благополучие Ленинграда. Не каждому доверено умирать за Родину. Я задаю себе вопрос: какие силы помогают мне сохранить мужество в эти часы? И тут же даю ответ: дисциплина и долг. Правильно говорят: от дисциплины до геройства – один шаг. Это, сын, запомни раз и навсегда. Рассказываю тебе обо этом, чтобы ты знал, кто был твой отец, как и за что отдал жизнь. Вырастешь большим – осмыслишь, будешь дорожить Родиной. Хорошо, очень хорошо дорожить Родиной. Сын, ты в каждом письме ждал моего возвращения с фронта. Без обмана: больше не жди… Прощай. Люблю, люблю до последней капли крови! Выполняйте мое завещание.

Затемнение

Возникают очертания разрушенного Екатерининского дворца в Пушкине. Олег и Толик бродят среди развали.

ОЛЕГ. Какой дворец уничтожили, гады! Я был здесь до войны. С экскурсией.

ТОЛИК. Мы с женой тоже. Мне больше всего Янтарная комната понравилась. Что с ней стало? Как думаешь, наши ее вывезли?

ОЛЕГ. Не знаю.

ТОЛИК. Мы целовались на скамейке. Той самой, на которой Пушкин сидел. Такое чувство, что это было давно-давно, в другой эпохе.

ОЛЕГ. Это и было в другой эпохе. В довоенной.

ТОЛИК. Смотри-ка, елка!

ОЛЕГ. Новогодняя. И серпантин.

ТОЛИК. Новый год фашисты справляли.

ОЛЕГ. Тоже люди.

ТОЛИК. Нет! Они не люди! Они враги! Они уроды, изверги! Всех бы голыми руками передушил! Жрали тут и пили свой вонючий шнапс, скоты!

ОЛЕГ. Вот закончится война, неужели в нас навсегда останется эта злоба?

ТОЛИК. Навсегда! И на много поколений вперед!

ОЛЕГ. Я так не думаю. Человеку свойственно забывать. И прощать.

ТОЛИК. Простить? Никогда! Забыть? Разве такое возможно забыть?

ОЛЕГ. Забыть все можно.

ТОЛИК. Ты меня не зли!

ОЛЕГ. Посмотрим, что будет лет через 20…

ТОЛИК. Я так далеко не загадываю. День прошел, ты жив - и этого довольно.

ОЛЕГ. Когда закончится война? Год еще, ведь не больше?

ТОЛИК. Как думаешь, доживем до победы?

Затемнение.

АВТОР. В нашей семье, где и отец, и мать, и бабушки с дедушками пережили блокаду, было особое отношение к хлебу. С раннего детства я знал, что нет ничего вкуснее и нет ничего дороже хлеба. Если тебе протягивали ломоть хлеба, отказаться было нельзя: самое страшное, самое позорное, если тебя заподозрят в нелюбви к хлебу! В детстве меня всегда посылали за хлебом. Нужно было спуститься во двор, пройти еще один двор - проходной, и вот она – крошечная булочная на углу Кирочной и переулка Радищева. Я покупал в ней круглый черный хлеб за 14 копеек. На нем была характерная трещинка посредине, невероятно вкусная корочка, в которую я вгрызался, возвращаясь домой. Я приносил хлеб, который выглядел так, словно его мыши обгрызли! Но никто ни разу слова мне не сказал в упрек. Напротив, глаза родных светились от счастью: ребенок сыт, ребенок любит хлеб! Бабушка рассказывала, как за две недели до полного снятия блокады в двухдневный отпуск приехал с фронта мой дед Миша и привез с собой буханку черного хлеба….

Возникают очертания комнаты в ленинградской квартире. Утренние сумерки. На кровати лежат Томочка и Фрося. На соседней кровати похрапывает Михаил. Между кроватями стол, а на столе в хлебнице, накрытой полотенцем, лежит хлеб.

ТОМОЧКА. Что-то не спится, мама.

ФРОСЯ. Мне тоже не спится, Томочка.

ТОМОЧКА. А папа спит?

МИХАИЛ. Папа спит. Только не вздумаете хлеб есть! Хватит уже. А то и умереть можно. Сердце, не дай бог, остановится.

ТОМОЧКА (шопотом). Почему же это сердце остановится?

МИХАИЛ. Не знаю. Но меня предупреждали. Случаи были. Нельзя с голодухи сразу много есть!

ФРОСЯ. Я тоже что-то такое слышала.

ТОМОЧКА. Неужели от хлеба умереть можно?

ФРОСЯ. Если сразу слишком много съесть, плохо станет. А мы вон как с тобой на хлеб набросились.

ТОМОЧКА. Разве? Мы и не съели ничего…

ФРОСЯ. Давай уж утра дождемся. Утром хлеба поедим.

ТОМОЧКА. Ну, хорошо. Поедим утром…

(Сопят, но заснуть не могут.)

ТОМОЧКА. А пахнет-то как!

ФРОСЯ. Хлебом! Ой, как пахнет!

ТОМОЧКА. Давай по маленькому кусочку?

МАТЬ. Ну, давай. Только чтоб папа не услышал…

Мать и Томочка тихо встают, подходят к сколу. Мать отрезает каждой по маленькому ломтику хлеба, они съедают его и снова ложатся в кровать.

ТОМОЧКА (через какое-то время). Ты спишь?

ФРОСЯ. Сплю.

ТОМОЧКА. Я тоже не сплю. Ты хлеб хорошо салфеткой закрыла?

ФРОСЯ. Хорошо. Сама видела.

ТОМОЧКА. Я внимание не обратила. Может проверить?

ФРОСЯ. Ну, проверь…

ТОМОЧКА (вскакивает, подходит к столу и тут же возвращается). Закрыла…

А мыши его не съедят?

ФРОСЯ. Какие мыши, Томочка? В городе уже два года никакой живности не водится!

ТОМОЧКА. Это правда… Что, будем спать?

ФРОСЯ. Будем спать… (Через какое-то время.) Что-то никак не заснуть. В голову разные мысли лезут…

ТОМОЧКА. А у меня одна только мысль: он там лежит. На столе. Хлеб.

ФРОСЯ. Ну хорошо, еще по одному кусочку!

ТОМОЧКА. А папа не заругается?

ФРОСЯ. А мы тихонечко.

МИХАИЛ. Ладно уж, еще по кусочку. Только совсем по маленькому!

ФРОСЯ. Мы по махусенькому. Мы ж все понимаем, Миша!

ТОМОЧКА. Встаем?

Встают, подходят к столу. Мать отрезает каждой по кусочку хлеба, и они его съедают. Возвращаются и ложатся в кровать.

ФРОСЯ. Ну, теперь уж точно до утра.

ТОМОЧКА. Как долго ждать…

МИХАИЛ. Какое долго! Светает уже. А вы так глаз и не сомкнули!