Петербургская Коломна

Действительно, будучи в дружбе с Евгенией Ивановной Колосовой, первой пантомимной танцовщицей театра Шарля (Карла) Дидло, и с ее дочерью, юной драматической актрисой А.М. Колосовой, Пушкин не всегда был последователен в оценке таланта дочери, но неизменно высоко ставил искусство танца Колосовой-матери.

Пушкин продолжал посещать Колосовых и даже сиживал в их ложе на спектаклях. В своих записках актер П.А. Каратыгин после женитьбы на Александре Михайловне писал: «При участии А.С. Пушкина в доме организовывались разные развлечения, в которых участвовали хозяева и гости. То Пушкин разыгрывал разные бытовые сценки, изображавшие нашалившего ребенка. То появлялся в ложе обритый после болезни и париком обмахивался, как веером, что смешило публику соседних лож. Стали унимать шалуна, он сел на пол и просидел весь спектакль, отпуская шутки насчет пьесы и актеров». Александра Михайловна Каратыгина (Колосова) тогда назвала Пушкина «мартышкой».

А.М. Колосова-Каратыгина.

Литография К.И. Поля-Петри по рисунку Е. Гюо. 1845 г.

В ответ на это и на претензии Александры Михайловны «играть на театре» роли талантливой драматической актрисы Екатерины Семеновой моментально появилась эпиграмма поэта на обидчицу, сыгравшую Эсфирь в трагедии Расина:

Все пленяет нас в Эсфири:Упоительная речь,Поступь важная в порфире,Кудри черные до плеч,Голос нежный, взор любви,Набеленная рука,Размалеванные бровиИ огромная нога!

Колосова понимала, что «Саша Пушкин» прав и ее неуспех в трагических ролях закономерен, ибо это не ее амплуа. Впоследствии актриса нашла себя в веселых комедиях, хотя и не отказалась полностью от трагических ролей.

Эпиграмма Пушкина, написанная поэтом в 1820 году, все же стала причиной его длительной размолвки с Александрой Михайловной Каратыгиной. В 1821 году, отправленный в ссылку в далекий от столицы Кишинев, Александр Сергеевич напишет в стихотворном послании к П.А. Катенину:

Кто мне пришлет ее портрет,Черты волшебницы прекрасной?Талантов обожатель страстный,Я прежде был ее поэт.С досады, может быть, неправой,Когда одна в дыму кадилКрасавица блистала славой,Я свистом гимны заглушил.Погибни, злобы миг единый,Погибни, лиры ложный звук!Она виновна, милый друг,Пред Селименой и Моиной.Так легкомысленной душой,О боги! смертный вас поносит;Но вскоре трепетной рукойВам жертвы новые приносит.

Строки о портрете актрисы не только поэтический прием, ибо поэт говорит о реальном гравированном портрете Колосовой в роли Гермионы, героини трагедии Расина «Андромаха».

После возвращения Пушкина из ссылки старые друзья помирились. В доме Голлидея, где тогда жила чета Каратыгиных, Александр Сергеевич читал своего «Бориса Годунова». Александре Михайловне и ее мужу, трагику Василию Андреевичу Каратыгину, предназначал поэт роли Марины Мнишек и Самозванца.

Однако неоднократные обращения артистов к А.Х. Бенкендорфу за разрешением поставить на сцене трагедию Пушкина получали всегда весьма любезный, но категорический отказ.

Колосова тяжело переживала гибель А.С. Пушкина. В своих воспоминаниях она писала: «Я дожидалась в санях у подъезда квартиры Александра Сергеевича, муж мой сообщил мне тогда роковую весть, что Пушкина не стало!»

Нижний этаж дома Голлидея занимал известный в то время «Северный трактир» или, как было написано на его вывеске, «Отель дю Норд». Это злачное место на Офицерской улице сразу же стало «любимым схотбищем» чиновников и актеров. В своих записках П.А. Каратыгин писал: «Для холостых актеров, не держащих своей кухни, подобное заведение было очень сподручно и удобно, но для женатых, любивших иногда кутнуть или пощелкаться на биллиарде, этот „Отель дю Норд“ был яблоком раздора с их дражайшими половинами, которые сильно роптали на это неприятное соседство.».

Актеры, населявшие дом купца Георга Голлидея, жили в эпоху, когда литература, главным образом, служила русскому театру и каждый актер оказывал определенное влияние на работу писателя. В свою очередь ведущие актеры после спектаклей всегда с большой признательностью принимали критические разборы и пожелания столичных литераторов.

В доме часто собирались вместе актеры и литераторы и обсуждали общественные и театральные новости, проблемы литературы, здесь музицировали, читали стихи и свои пьесы для театра. Василий Каратыгин, о котором писали и говорили как о новом царе русской сцены, на этих дружеских посиделках всегда читал монологи из трагедий. Расходились под утро, когда на ближайших улицах появлялись первые прохожие, а по булыжной набережной канала начинали стучать колеса экипажей.

Здесь впервые А.С. Грибоедов познакомил артистов со своей комедией «Горе от ума», и П.А. Каратыгин выбрал эту пьесу для своего бенефиса. Большим ударом для Грибоедова, Каратыгина и учеников Театральной школы стало известие о запрещении графом М.А. Милорадовичем играть в театре не одобренную цензурой пьесу.

В верхнем этаже дома Голлидея, выходящего окнами на Офицерскую улицу, жила знаменитая танцовщица Екатерина Телешова, ученица балетмейстера К. Дидло. Познакомившись с талантливой балериной, А.С. Грибоедов на какое-то время сильно увлекся ею. Танцовщица пользовалась тогда расположением М.А. Милорадовича. Из дневника А.В. Каратыгина известно, что летом 1825 года в доме Голлидея граф лично осматривал «квартиры, под его надзором переделывающиеся для танцовщиц Телешовой и Азаревичевой».

Екатерина Телешова прожила в доме Голлидея до середины 1827 года. А чуть раньше, в апреле, из здания выехали и актеры Каратыгины. Правда, Петр Каратыгин, женившись на одной из молодых учениц князя А.А. Шаховского, Л.О. Дюровой, остался в доме с молодой женой, заняв большую квартиру Екатерины Телешовой.

Не изменила приюту Мельпомены – дому Георга Голлидея на Офицерской улице – и семья актеров Брянских. Вместе с женой и девятью детьми Яков Григорьевич вначале занимал тесную квартиру в три комнаты, кухню и подвал, а затем переехал в более просторное освободившееся помещение. Его новая квартира выходила окнами на Офицерскую улицу и Мариинский переулок. Жена Брянского, Анна Матвеевна, была известной актрисой и певицей. А.С. Пушкин сравнивал Я.Г. Брянского со знаменитым трагиком А.С. Яковлевым. Поэт писал: «Брянский, может быть, благопристойнее, вообще имеет более благородства на сцене, более уважения к публике, тверже знает свои роли. Но зато какая холодность. Напрасно вы говорите ему: расшевелись, батюшка! Развернись, рассердись!»

Я.Г. Брянский был человеком передовых общественных взглядов. Его все характеризовали как умного, благородного и смелого человека. Имея независимый характер, он не выносил грубости даже от высокого начальства. Квартира актера в доме купца Голлидея славилась гостеприимством и хлебосольством. Гости чувствовали себя в доме у Брянского уютно, непринужденно и весело. Здесь чаще всего проходили важные репетиции и спевки в присутствии князя А.А. Шаховского и А.И. Якубовича. Друзьями А.М. Брянской и частыми желанными гостями в ее квартире на Екатерининском канале бывали актеры И.И. Сосницкий и Е.С. Семенова, литераторы И.И. Панаев, С.Т. Аксаков, Н.В. Кукольник, историк А.А. Краевский, «девица-кавалерист» ротмистр Н.А. Дурова, М.И. Глинка и многие другие. Е.Я. Некрасова вспоминала в своих очерках: «Ни один из домов актеров не видал в своих стенах такого многолюдства, такого разнообразия посетителей и столько умных людей, столько известностей на разных поприщах».

Н.А. Рамазанов в своих мемуарах «Воспоминания об отжившем театральном мире Петербурга.», опубликованных в журнале «Москвитянин» (1885), писал: «Почти все в доме Голлидея жили семьями с многочисленными детьми, которые также участвовали в театральных представлениях: в дивертисментах играли небольшие роли, читали стихи, пели, танцевали. Артисты сливались как бы в одно семейство, милым шалостям и проказам, отличавшимся изобретением и грациозностью, не было конца.».

Во дворе дома Голлидея завязывались знакомства и развивались первые романтические любовные истории. Много лет хранил в своей памяти и сердце актер П.А. Каратыгин юношескую любовь к одаренной танцовщице Н. Азаревичевой, чью блестящую карьеру прервал несчастный случай на спектакле.

Между тем дела купца первой гильдии Георга Голлидея приходили в упадок, чему в значительной мере способствовала и дирекция Императорских театров, не выполнявшая своих договорных обязательств и регулярно задерживавшая арендную плату.

Осенью 1828 года купца признали несостоятельным должником, а его дом выставили на публичные торги.

Новому владельцу жилого здания, коллежскому асессору А.М. Вольфу, предъявили условия о приведении запущенного строения «в то положение, чтобы в оном с удобностию можно было бы жить».