Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века

На пригородных вокзалах – многолюдные патриотические манифестации. Местные жители и дачники провожали «запасных», мобилизованных на военную службу под возгласы: «Да здравствует русская армия!», «Долой немцев и швабов!»… Из столицы в массовом порядке начали выселять немецких и австрийских подданных. По сообщению «Петербургского листка» от 5 августа 1914 г., «вчера около ста человек наших врагов были доставлены в бронированных автомобилях под охраной… и отправлены по Северной железной дороге». Никакими шпионами и врагами они не были, просто стали жертвами антинемецкого «патриотического угара».

Провинция заболела шпиономанией. Любой говорящий по-немецки вызывал подозрение. Характерный случай произошел в начале августа 1914 года в Гатчине и нашел свое отражение на страницах местной газеты. В один из магазинов на Люцевской улице вошли трое молодых людей, разговаривавшие между собой по-немецки. Владельцу лавки они показались подозрительными, и он вызвал городового.

Плакат времен Первой мировой войны

На вопросы стража порядка незнакомцы отвечали сбивчиво, и потому их отправили в полицию. Там выяснилось, что молодые люди – германские подданные, высланные в одну из северных губерний и воспользовавшиеся остановкой поезда в Гатчине для того, чтобы прогуляться по городу. Их немедленно водворили обратно на вокзал, а «на будущее время приняты меры к недопущению подобных неуместных прогулок»…

Начальник Гатчинского Дворцового управления гвардии полковник Крестьянин объявил о создании «Комитета по оказанию помощи нуждающимся семьям лиц, призванных на войну из города Гатчины». Как говорилось в его заявлении, необходимость в таком комитете вызвана тем, что сотни жителей Гатчины, оставившие по приказу государя императора свои мирные занятия и свои семьи и «поспешившие стать на защиту Отечества от врагов», должны быть твердо уверены в том, что «родина исполнит свой долг перед ними и позаботится о покинутых ими семьях». Комитет ставил задачи находить заработок для работоспособных членов семей, оставшихся без кормильцев, подыскивать дешевые или бесплатные помещения для необеспеченных семей, устраивать для них дешевые или бесплатные столовые, а также снабжать такие семьи бельем, одеждой, обувью и продуктами, выдавать единовременные и ежемесячные пособия.

Плакат времен Первой мировой войны

Вскоре пожертвования в комитет потекли буквально рекой. По сообщению газеты «Гатчина» от 9 августа, было пожертвовано ежемесячных взносов на сумму 265 рублей, а единовременных – на 3 тысячи 237 рублей. Последний фонд составили, кроме частных лиц, Общество трезвости при Павловском соборе (50 руб.) и правление Гатчинского завода А.С. Лаврова (250 руб.). Тарелочный сбор из церкви Пятогорского монастыря дал почти 17 рублей, а из Эстонской православной церкви – 10 рублей 55 копеек. Кружечный сбор, проведенный 30 июля на улицах Гатчины, дал 1777 рублей. Согласно отчету комитета, из поступивших в его ведение средств была оказана помощь 80 семействам – на сумму около 600 рублей.

Еще одной организацией в Гатчине, действовавшей в одном русле вместе с комитетом, стало созданное еще до войны местное отделение «Общества повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям», состоявшее под высочайшим покровительством императора. Это общество раскинуло свою широкую сеть по всей России – более трех сотен отделов и столько же попечительств.

26 июля 1914 года состоялось чрезвычайное общее собрание гатчинского отдела. Правление доложило план действий во время войны. Отдел предполагал переоборудовать основанный им приют под лазарет на 30-32 раненых, а также провести сбор пожертвований (его провели 15 августа на улицах города, и он дал сумму 1443 рубля 43 копейки).

Кроме денег в пользу отдела пожертвовали серебряную медаль женской гимназии, три золотых обручальных кольца и браслет. «Особенно трогательно пожертвование этих предметов, составляющих для жертвователей, без сомнения, большую ценность, больше всяких денег», – говорилось в благодарственном обращении отдела.

Плакат времен Первой мировой войны

Вскоре после начала Первой мировой войны на антинемецкой волне Санкт-Петербург переименовали в Петроград, а вместе с ней и Санкт-Петербургскую губернию в Петроградскую. Посчитали, что негоже столице России именоваться «чужеземным», иностранным, а к тому же будто бы и немецким, названием.

14 августа 1914 года столичные газеты сообщали, что «сотни обывателей» ходатайствуют о «восстановлении русского исторического названия столицы»: «пора исправить ошибку предков, пора сбросить последнюю тень немецкой опеки». Спустя пять дней, 19 августа (1 сентября), пресса уведомила: «Государь император 18-го сего августа высочайше повелеть соизволили именовать впредь город Петербург – Петроградом».

Сразу же посыпались предложения о дальнейших переименованиях, чтобы «стереть с лица России все немецкое»: заменить Оренбург на Оренград, Ревель – на Колывань, Екатеринбург – на Екатериноград. Ревнителям русской чистоты также не давали покоя названия Петергофа и Ораниенбаума. Группа гласных Шлиссельбургского уездного земства подняла вопрос о переименовании Шлиссельбурга в Орешек. Заметим, что тогда эти губернские города сумели сохранить свои исторические названия. Их «русифицировали» только в 1944 году, после освобождения от немецких оккупантов, на новой волне борьбы с германскими названиями…

Начавшаяся Первая мировая война повлияла даже на внешний облик городов Петербургской губернии. «Уличная физиономия Гатчины изменилась до неузнаваемости, – писала в середине августа 1914 года газета "Гатчина". – Войсковые части, сроднившиеся с городом, ушли. Они где-то там далеко и, насколько известно, уже с честью приняли боевое крещение… Франтоватых кирасир, лихих казаков, бравых артиллеристов и сводно-гвардейцев сменили солдатики, напоминающие "глубокую армию", с ополченскими крестами на шапках. Иные из них даже не успели еще облачиться как следует в военную форму, только этот крест на шапке да ружье на плече и изобличают воина…»

Плакат времен Первой мировой войны

Гатчина в годы Первой мировой войны стала крупным лечебным центром. Сразу же после начала войны в городе появились госпитали: в реальном училище имени Александра III разместились 7-й и 8-й полевые запасные госпитали, лазарет – в здании Сиротского института имени Николая I. Средства на содержание лазарета составляли ежемесячные отчисления из жалованья служащих ведомства императрицы Марии.

К сожалению, совсем скоро в Гатчину пришла первая печальная весть. 26 августа 1914 года в Павловском соборе служили панихиду по убитым на фронте ротмистру Герберт фон Брюммеру (кстати, до войны он являлся активным участником «Гатчинского лаун-теннис клуба») и корнетам Христиане и Швабе. В соборе присутствовали начальник и чины Дворцового управления, родственники и знакомые погибших, воспитанники Сиротского института, реального училища и многочисленная публика…

Пробудилась от привычной провинциальной «спячки» уездная Луга, покрывшаяся сетью госпиталей и лазаретов. «Я никогда не думал, что маленькая Луга способна на что-нибудь большое, общее, – замечал обозреватель газеты "Лужская жизнь" Борис Ольский в апреле 1915 года. – Луга, с ее глубоким архаизмом, несмотря на близость к столице, с ее атрофией общественности и отсутствием внутренней спайки! Причем оговариваюсь: спайка была до войны – это сплетни, избороздившие город по всем направлениям… И вдруг эта милая провинциальная кумушка преображается с началом мировых событий. И лицо ее, прежде выражавшее интерес лишь к новорожденной сплетне, теперь серьезно и озарено внутренним светом… светом любви к родине и защитникам ее. Поистине, чудеса творит война».

Плакат времен Первой мировой войны

Большим событием для Луги в начале апреля 1915 года стало открытие лазарета в здании офицерского собрания 24-й Артиллерийской бригады. Лазарет, рассчитанный на пятьдесят мест, считался отделением лужского лазарета при Сырецкой общине Российского общества Красного Креста. Торжественную церемонию освящения совершал настоятель лужского Екатерининского собора отец Анатолий Остроумов. По случаю открытия лазарета уполномоченный Красного Креста камергер Александр Александрович Тиран отправил специальную телеграмму в Царское Село императрице Александре Федоровне. В ней говорилось об «искренней готовности самоотверженно работать в святом деле оказания помощи нашим раненым героям». В ответной телеграмме императрица выражала «сердечную благодарность за молитвы и добрые чувства».