Петербургские трущобы. Том 2

– Но вы ведь должны же знать, как именно распорядились вы с этой девочкой двадцать три года назад? – послышался за нею голос графа Каллаша. – Вы должны знать, куда девали ее, в чьи руки была она отдана?

Анна встрепенулась и как будто воскресла. В ее взорах снова загорелись нетерпеливое ожидание и надежда.

– Я сделал все, что мог, по совести! – ответил Шадурский. – Я отдал ее одной моей знакомой, отдал и деньги на ее воспитание, несколько тысяч…

– Назовите имя этой знакомой. Здесь ли она? Жива ли она? – почти перебила его Анна.

– Да, она здесь… Генеральша фон Шпильце.

– Фон Шпильце? – подхватил Каллаш. – Я ее знаю! От нее добьемся толку! Было ли ей известно, что эта девочка – ваша дочь?

– Нет, я это скрыл. Я выдал ее за неизвестного подкидыша.

– И после этого вы ни разу не поинтересовались узнать о судьбе ее?

– Я… я вскоре уехал тогда за границу, на долгое время.

– Ну, а потом, по возвращении?

Князь ничего не ответил.

– То есть, говоря по правде, – продолжал Николай Чечевинский, – вы, отдавая этого ребенка именно в руки известной фон Шпильце, обеспечили его несколькими тысячами, вероятно, затем, чтобы потом уж и не знать и никогда не слыхать о нем ни слова.

– Я считал мою обязанность исполненной, – уклончиво заметил Шадурский.

– Стало быть, мое предположение справедливо?

Тот, вместо словесного ответа, только головою поник, как бы в знак печального, но полного согласия.

– Ну, так вот что, – решительно приступила к нему княгиня Анна, – вы должны сейчас же, вместе с нами, ехать к этой фон Шпильце, и во что бы то ни стало потребуйте от нее отчета. Она должна сказать нам, где моя дочь.

Князь сидел, погруженный в какие-то размышления и ни единым жестом не выразил ни согласия ни отрицания.

– Вы слышали, князь, мое последнее слово? – возвысила голос Анна. – Выбирайте между одним из двух: либо я исполню свою угрозу, либо вы поедете со мной и добьетесь положительного ответа. Угодно вам ехать или не угодно?

– Да, да, я поеду, – словно приходя в себя, поспешил ответить Шадурский и торопливо поднялся с места.

XXXVIII ЧУХА ДОВЕДАЛАСЬ, КТО ЕЕ ДОЧЬ

Достопочтенная генеральша принимала какой-то секретный доклад своей агентши Пряхиной, когда доложили ей, что ее изволят спрашивать старый князь Шадурский и граф Каллаш, и что вместе с ними приехала какая-то старуха.

Генеральша сначала хотела было выслушать доклад Сашеньки-матушки и для этого приказала лакею просить своих посетителей немного обождать; но тотчас же сообразила, что такой экстраординарный визит, вероятно, имеет какую-нибудь важную цель, и потому, прервав доклад Пряхиной и велев ей дожидаться, сама немедленно вышла к посетителям.

Старый гамен все еще был настолько растерян и расстроен, что не знал, как приступить к делу и с чего начать разговор со своей старинной приятельницей.

На подмогу к нему выступил Николай Чечевинский.

– Двадцать три года тому назад, – начал он, по обыкновению на французском языке, ибо в обществе, в качестве истого иностранца, не изъяснялся иначе, – двадцать три года назад князь поручил вам пристроить в надежные руки девочку-подкидыша. Теперь некоторые обстоятельства побуждают его узнать, кому именно была она отдана. Надеюсь, вы можете сообщить это.

Генеральша, по-видимому, никак не ожидала, что совокупный визит этих трех особ сделан ей для того, чтобы предложить подобный вопрос. Но, озадачившись не более как на минутку, она тотчас же совершенно овладела собою и заговорила вполне покойно и самоуверенно.

– Ах, как же, как же! Я помнийт гарашо cette petite fille Maschinka! [448] Она у меня била в добры руки, in einer guten und frommen Familie [449] .

– Вы будете столь любезны указать нам это семейство, – предложил Чечевинский.

– Oh, s'il vous plait, monsieur! На Петербургски сторона, auf Koltowskoy, bei einem tschinownik, Peter Semionitsch Powietin [450] .

– Она и теперь там находится? – спросила Анна.

[448]

Эту маленькую девочку Машеньку (фр.).

[449]

В хорошей и скромной семье (фр.).

[450]

О, пожалуйста, сударь! На Петербургской стороне, на Колтовской, у чиновника Петра Семеновича Поветина (фр.).

– Oh, non, madame [451] , то я еще в позапрошлой зиме забрала ее. Pendant quelque temps elle etait ici, avec moi [452] .

– А теперь она где? – с видимым нетерпением продолжала расспрашивать Анна.

Генеральша замялась. По всему заметно было, что на последний вопрос ей трудно дать ответ прямого и положительного свойства.

– Я, право, не знай, – решительно пожала она плечами: – Maschinka уже взрослы девиц, schon, majorenne, ich hab'nicht fur cie zu verantworten [453] .

[451]

О, нет мадам (фр.).

[452]

В продолжение некоторого времени она была здесь, со мной (фр.).

[453]

Она уже совершеннолетняя и я за нее не ответственна (нем.).

Последняя фраза показалась Анне чем-то зловещим.

– Но все-таки вы можете знать, где именно она находится, и что с нею? – вмешался граф Каллаш. – И поверьте, что вас, во всяком случае, сумеют поблагодарить за ваши заботы о воспитании этого ребенка.

– О, да, да! Вы можете рассчитывать, – подхватил расслабленный гамен, – да, даже и я… Я непременно буду благодарить вас… Ведь вы меня знаете, моя милая Амалия Потаповна.

– Oh! Ми стары знакоми! – улыбнулась генеральша и на несколько времени замолкла, отдавшись каким-то сомнениям.

В это мгновение в ней происходила борьба между природной, неодолимой алчностью к деньгам, которые, в виде благодарности, были ей только что посулены, и между неловкостью сообщить о том, как постаралась она пристроить эту девочку в любовницы его же собственному сыну – «хоть и подкидыш, а все-таки немножко неловко – для сына-то». А по правде-то говоря, генеральша только для того и воспитывала эту девушку так заботливо, чтобы, при случае, повыгоднее продать ее кому-нибудь на содержание. Первым случаем для этого подвернулся Владимир Шадурский, – стало быть, что же мешало тут генеральше соблюсти свою выгоду?

Но много и много раз доводилось ей в жизни отменно выпутываться из положений несравненно более худших, выходя совсем сухой из воды, и потому, в данном случае, она недолго колебалась. Естественная жадность победила маленькую неловкость.

– Вы, кажется, бероте участие в моя Машинька? – с любезной, заискивающей улыбкой обратилась она к Анне. – Peut etre, madame, vous etes une parente? [454]

– Нет, но видите ли в чем дело, – вмешался Чечевинский, предупреждая ответ сестры, – мать этой девушки уже умерла пять месяцев тому назад. Она почти все эти двадцать лет прожила за границею, там и скончалась. Моя родственница (он указал на Анну) была к ней очень близка. Покойница за несколько дней до смерти призналась ей, что у нее осталась в России дочь, подкинутая князю Шадурскому. Она взяла с нее клятву отыскать эту девочку и оставила ей даже некоторый капитал, часть которого нарочно отложила для того, чтобы вознаградить тех, кто принимал участие в воспитании девочки. Моя родственница недавно приехала в Россию за тем, чтобы исполнить данное обещание.

[454]

Может быть, мадам, вы ее родственника? (фр.)