Петербургские женщины XIX века
Шрифт:
Часто случается, что блаженный, желая уничтожить соперника, или выместить досаду, или выставить себя более в выгодном свете, или, наконец, для каких-нибудь других видов, роняет другого блаженного во мнении его предмета. Он взводит на него какую-нибудь небылицу или обнаруживает истину, которую тот скрывает. Это на языке блаженных называется подгадить. Блаженный, которому подгажено, замечая перемену в предмете, часто не догадывается о причине. Тогда он принимает на себя вид отчаянного и так, ни с того ни с сего, при каждой встрече твердит пепиньерке:
Кто сердцу юной девы скажет: Люби одно, не изменись? и т. п.,а
Так оканчивается любовь — и, посмотришь, через недельку затевается новая и с той и с другой стороны. Я знал блаженных, которые так проворно любили, что, перелюбив всех раза по два, возвращались по порядку к первым любвям в третий раз. Впрочем, есть блаженные, отличающиеся своим постоянством: те равнодушно смотрят на перемены, как дьяк, в приказах поседелый, и не тревожатся, что предмет их перескакивает из сердца в сердце».
Гончаров представляет ситуацию в комическом свете, для него пепиньерки — это просто забавные зверушки. Он не дает себе труда задуматься, что при других обстоятельствах они могли бы стать людьми.
Пансионерки
Дочери дворян и купцов могли учиться в одном из многочисленных частных пансионов. Такие пансионы, как правило, держали немки или француженки, иногда не имевшие специального педагогического образования, но обеспечивавшие девочкам комфорт и обучавшие их тому, что знали сами: языкам, музыке, танцам, этикету.
Еще в XVIII веке в газетах можно было прочесть такие объявления: «Г. де Лаваль с женою берет девиц для обучения французскому языку, истории, рисованию, арифметике», «Две француженки открыли французскую школу для женщин, которых будут обучать: нравоучению, истории, географии, кто пожелает — арифметике, музыке, танцам, рисованию, доброму домостроительству и прочему, что требуется к воспитанию честных женщин», «Француженка Ришар будет обучать французскому и немецкому языкам, истории, географии, арифметике и прочему, что касается до доброго воспитания…»
В 1811 году министр народного просвещения граф А. К. Разумовский поднял вопрос о вреде иностранных воспитателей и принял ограничительные меры по отношению к частным пансионам. В особом докладе Александру I министр писал: «В отечестве нашем далеко простерло корни свои воспитание, иноземцами сообщаемое… Все почти пансионы в империи содержатся иностранцами, которые весьма редко бывают с качествами, для звания сего потребными. Не зная нашего языка и гнушаясь им, не имея привязанности к стране, для них чуждой, они нашим россиянам внушают презрение к языку нашему и охлаждают сердца их ко всему домашнему, и в недрах России из россиян образуют иностранца».
Содержателей и содержательниц пансионов обязали сдавать экзамены и вести преподавание на русском языке. Однако это не могло сильно повлиять на уровень образования. Он всецело зависел от способностей и взглядов начальницы пансиона. А она обычно ориентировалась на потребности родителей пансионерки.
В пансионах преподавались: Закон Божий (не всегда), русский, французский и немецкий языки, арифметика, история, география, музыка, танцы, различные рукоделия, чистописание или рисование. В некоторых пансионах ученицы изучали также мифологию, естественную историю, эстетику, итальянский и английский языки, пение. Плата колебалась от 200 до 800 руб. в год для пансионерок и от 60 до 80 руб. для приходящих.
В мемуарах начала XIX в. рассказывается, как воспитывали девушек в таком пансионе: «Начальница встречала их в большом рекреационном зале и заставляла проделывать различные приемы светской жизни.
— Ну, милая, — говорила начальница, обращаясь к воспитаннице, — в вашем
доме сидит гость — молодой человек. Вы должны выйти к нему, чтобы провести с ним время. Как вы это сделаете?..Затем девицы то будто провожали гостя, то будто давали согласие на мазурку, то садились играть, по просьбе кавалера, то встречали и видались с бабушкой или дедушкой».
В пансионе девушку наделяли светским лоском, не слишком развивали ее разум, воспитывали в ней чувствительность, но ни в коем случае не чувственность. Это подчеркивает А. С. Пушкин в «Графе Нулине», заставляя свою героиню, выпускницу пансиона, читать сентиментальный и благонравный роман:
К несчастью, героиня наша… (Ах! я забыл ей имя дать. Муж просто звал ее Наташа, Но мы — мы будем называть Наталья Павловна) к несчастью, Наталья Павловна совсем Своей хозяйственною частью Не занималася, затем, Что не в отеческом законе Она воспитана была, А в благородном пансионе 2У эмигрантки Фальбала. Она сидит перед окном; Пред ней открыт четвертый том Сентиментального романа: Любовь Элизы и Армана, Иль переписка двух семей. — Роман классической, старинный, Отменно длинный, длинный, длинный, Нравоучительный и чинный, Без романтических затей.В 1830-х годах министр народного образования С. С. Уваров в правительстве Николая I начал войну с частным образованием. Он писал, что министерство: «Не могло упустить из виду великость вреда, который может производить учение, предоставленное произволу людей, которые или не обладают необходимыми познаниями и нравственными свойствами для дела столь великой важности, или не умеют и не хотят действовать в духе правительства и для целей, им указываемых». Поэтому его задачей было «включить и эту ветвь народного образования в общую систему, распространить и на нее усугубленный надзор свой, привесть ее в соответствие и связь с воспитанием общественным, доставив перевес отечественному образованию перед иноземным. Беспрерывное умножение частных заведений и прибывающих из чужих краев учителей и воспитателей сделали необходимым принять наконец особые меры осторожности».
Уваров представил Николаю I доклад, в котором предлагал четыре основных направления контроля за частными школами: 1) «впредь до усмотрения особой надобности» остановить открытие частных пансионов в столицах; 2) в других городах разрешать их открытие лишь в том случае, если «не представляется другой возможности к образованию юношества в казенных учебных заведениях»; 3) разрешать устройство частных пансионов и школ лишь русским подданным; 4) установить за этими школами и пансионами особый строгий надзор. На этом докладе император начертал: «Совершенно согласен, и давно о сем помышлял».
Запрет на открытие частных учебных заведений был отменен Александром II только 17 января 1857 года, когда вновь было «разрешено свободное открытие частных пансионов и школ без ограничения их числа». В 1864 году таких учебных заведений было 179 с 7377 учащимися.
В ходе николаевских реформ и введения государственного контроля над частным образованием на содержателей пансионов был наложен еще один запрет. В 1834 году в пансионах было прекращено совместное обучение детей обоего пола.